Восходящая тень (др. изд.) - Джордан Роберт - Страница 72

— А ты скажешь нам, о чем ты спрашивала и что услышала в ответ? — спросил Ранд с улыбкой.

Морейн окинула его спокойным изучающим взглядом и двинулась к выходу. Перед Айз Седай неожиданно, поплыл в воздухе маленький светящийся шар — яркий, словно фонарик, он освещал ей путь.

Мэт понимал, что сейчас ему бы лучше помолчать, оставить все как есть — может, она уйдет и забудет о том, что он побывал здесь. Но он кипел от ярости и не мог сдерживаться. Подумать только, что за вздор они несли! Может, это и правда, раз уж Морейн в этом уверена, но он был бы не прочь встряхнуть кого-нибудь из этих типов за ворот — или что там сойдет за ворот в тех хламидах — и заставить выложить все без утайки.

— Почему нельзя побывать там дважды, Морейн? — крикнул он ей вслед. — Почему? — Он чуть было не спросил, отчего они так беспокоились насчет железа и музыкальных инструментов, но вовремя смекнул, что тем самым разоблачил бы себя — выходит, он все же говорил с ними.

Морейн помедлила у двери, и трудно было понять, смотрит ли она на тер'ангриал или на Ранда.

— Если бы я знала все, Мэтрим, мне не было бы нужды задавать вопросы. — И она ушла, не проронив больше ни слова.

Ранд и Мэт молча смотрели друг на друга.

— Ты узнал, что хотел? — спросил наконец Ранд.

— А ты?

Над ладонью Ранда вспыхнул язычок пламени. Не мягко светящийся шар, как у Айз Седай, а настоящий огонь — словно зажегся факел. Ранд направился к выходу, но Мэт задержал его другим вопросом:

— Неужто ты допустишь, чтобы Белоплащники хозяйничали у нас дома? Ты же знаешь, что они двинулись в Двуречье, а может, уже добрались до Эмондова Луга.

— Перрин сделает… все, что необходимо, чтобы спасти Эмондов Луг, — с болью в голосе промолвил Ранд. — А я буду делать свое дело, иначе не только Эмондов Луг окажется во власти куда более страшного врага, чем Белоплащники.

Как зачарованный смотрел Мэт вслед другу, пока тот не скрылся из виду. Тогда он спохватился, взял свою лампу и заторопился к выходу. Руидин! Свет! Что же мне делать?

Лежа на пропотевших простынях и глядя в потолок, Перрин понял, что непроглядная тьма постепенно уступает место серому сумраку. Еще чуть-чуть, и над горизонтом покажется краешек солнца. Наступит утро. Пора новых надежд. Время вставать и отправляться в путь. Новых надежд — Перрин едва не рассмеялся — на что ему надеяться? Интересно, подумал юноша, когда я проснулся? Наверное, с час назад, если не больше. Он поскреб бородку и скривился от боли. За ночь ушибленное плечо распухло и онемело. Юноша медленно выпрямился и, обливаясь потом, стиснув зубы, глотая стоны и подавляя рвущиеся проклятия, принялся разминать плечо и разрабатывать руку. Это далось ему нелегко, но в конце концов он убедился, что может владеть рукой, хотя и не без усилий.

Сон его был прерывистым и беспокойным. Когда он просыпался, ему мерещилось лицо Фэйли, глядевшей на него с немым укором. В темных глазах девушки застыла боль, и сердце его сжималось, ведь эту боль причинил ей он. Стоило Перрину уснуть, и перед ним представала одна и та же картина: его ведут на эшафот. В этих снах тоже присутствовала Фэйли — иногда она с ужасом смотрела на казнь или, хуже того, пыталась спасти его, вступая в безнадежную схватку с вооруженными копьями и мечами Белоплащниками. Он чувствовал, как петля затягивается у него на шее, и кричал от отчаяния — потому что видел, как Чада Света убивают Фэйли. Иногда же она наблюдала за его казнью со злорадной усмешкой. Неудивительно, что после таких сновидений он просыпался в холодном поту. Раз ему приснилось, что на выручку ему и Фэйли бросились волки — и все были перебиты копьями и стрелами Белоплащников. Ночка выдалась — врагу не пожелаешь. Перрин торопливо умылся, оделся и покинул комнату, как будто вместе с ней хотел поскорее оставить позади воспоминание о ночных кошмарах.

В коридорах Твердыни почти не осталось следов вчерашнего нападения — разве что кое-где еще висели рассеченные драпировки, то тут, то там попадался сундук, крышка которого была расколота ударом топора, а на полу — там, где была оттерта кровь, виднелись светлые пятна. Домоправительница вконец загоняла подчиненную ей армию слуг; многие из них были перевязаны, но все равно мели, терли и наводили порядок в Твердыне. Видать, домоправительнице и самой досталось: голова ее была обмотана повязкой. Она ступала, тяжело опираясь на палку, но повсюду поспевала и твердым голосом раздавала приказы. Было ясно, что эта седовласая, ширококостная женщина не успокоится, пока не устранит малейшее напоминание о том, что врагу уже во второй раз удалось проникнуть в Твердыню. Увидев Перрина, она приветствовала его едва заметным реверансом. Впрочем, большего от нее не удостаивались и Благородные Лорды, даже когда она была в добром здравии. Несмотря на то что следы крови тщательно оттирались и отскабливались, Перрин продолжал ощущать ее слабеющий запах, заглушаемый ароматом моющих составов: острый металлический привкус человеческой крови, зловоние крови троллоков и обжигающий ноздри смрад — кровь Мурддраала. Перрину не терпелось поскорее убраться отсюда.

Дверь в комнату Лойала имела добрый спан в поперечнике и более двух спанов в высоту, а дверная ручка в виде переплетенной виноградной лозы находилась на уровне головы Перрина. В Твердыне было немало гостевых комнат, предназначенных специально для изредка посещавших Тир огир. Сама Твердыня была воздвигнута еще до знаменитых построек огир, но когда требовалось что-то подправить, приглашали несравненных огирских каменных дел мастеров. Перрин постучал.

— Заходи, — послышался гулкий, как снежная лавина, голос.

Юноша повернул ручку и вошел.

Огромная комната была вполне соразмерна дверям, но казалась почти обычной, поскольку посередине, на ковре с узором из листьев, с трубкой в зубах высился Лойал. Ростом он был выше любого троллока, разве что в плечах чуть поуже. Его темно-зеленый кафтан, застегнутый до талии, а ниже расклешенный словно килт, спускавшийся до голенищ высоких, по бедро, сапог, уже не казался Перрину чудным одеянием, но достаточно было бросить на огир один взгляд, чтобы понять: это не человек. Широченный нос делал его лицо похожим на звериное рыло, глаза под мохнатыми бровями были величиной с чайные блюдца, а огромные уши с кисточками на кончиках торчали из гривы свисавших почти до плеч жестких черных волос. При виде Перрина Лойал осклабился, открыв широкий — от уха до уха — рот.

— Доброе утро, Перрин, — прогромыхал он, вынув трубку изо рта. — Ну как, удалось выспаться? Надо думать, это было не так-то просто после вчерашнего. Я так полночи не спал, все сидел да записывал все, что приключилось.

Перрин заметил, что в другой руке Лойал держит перо, а его толстые, как колбаски, пальцы в чернильных пятнах. Повсюду — на крепких, под стать огир, стульях, широченной кровати и высоченном, по грудь Перрину, столе лежали книги. Но юношу удивило не это, а обилие цветов в жилище огир. Цветы всех мыслимых сортов и оттенков, корзины, букеты, гирлянды и венки заполонили всю комнату — такого Перрин еще не видел. Цветочный аромат наполнял воздух, точно в саду. И тут юноша увидел, что на голове Лойала красуется здоровенная, размером с человеческий кулак шишка, а при ходьбе огир припадает на одну ногу. Похоже, вчера Лойалу досталось — сможет ли он пуститься в дорогу?.. Перрин устыдился подобных мыслей, ведь огир был его другом, но и отступиться юноша не мог. — Я вижу, ты ранен, Лойал. Морейн могла бы Исцелить тебя. Уверен, она не откажется.

— Ничего страшного, это не мешает мне двигаться. К тому же сейчас в Твердыне и без меня хватает бедолаг, которые действительно нуждаются в помощи. Не стоит ее беспокоить. Видишь, я даже смог заняться своей работой. — Огир бросил взгляд на стол, где рядом с откупоренной бутылочкой чернил лежала раскрытая большая тетрадь в кожаном переплете. Большая для Перрина, разумеется, сам-то Лойал мог без труда засунуть ее в карман — Надеюсь, я все записал верно, — продолжал огир, — хотя и больше со слов, потому как сам я мало что видел.