Жизнь Чезаре Борджиа (др. изд.) - Sabatini Rafael - Страница 12

• Предыдущая
• 12/69
• Следующая

А теперь вернемся в Неаполь, к королю Ферранте. Он по-прежнему страдал от мучительной неизвестности, гадая, какой новый сюрприз приготовили его враги. Все могло измениться; папа еще не прислал в Неаполь своего сына Жофре и вполне способен расторгнуть помолвку, если сочтет это выгодным. Коварный и безжалостный противник. Черный Сфорца, продолжает плести паутину в Милане. А хищный французский волк того и гляди покинет логово и перевалит через Альпы. Что будет завтра?

В тоске король стал подумывать даже о таком безнадежном в политике деле, как примирение с врагом. Сохранились свидетельства о намерении Ферранте лично отправиться в Милан, принять все требования Лодовико, попытаться усовестить узурпатора и смягчить его сердце.

Но старому королю не суждено было выпить до дна чашу унижения. Пришла тревожная весть: неаполитанские послы высланы из Франции.

Этот удар добил несчастного короля, и он скоропостижно скончался двадцать пятого января 1494 года, в горестном предчувствии скорой погибели, надвигающейся на его род и страну.

А война все близилась. Смерть Ферранте подстегнула Карла VIII. В марте он принял титул короля Сицилии и направил уведомление об этом святейшему престолу, требуя от папы официального коронования: за услугу «христианнейший король» предлагал ежегодно вносить в папскую казну несколько десятков тысяч ливров.

Александру VI предстоял сложный выбор, но он вышел из положения с честью. Возможно, папа рассудил, что враг за Альпами все же менее опасен, чем враг у самых границ церковного государства. Но не обязательно объяснять его решение только политическими соображениями — очень может быть, что он поступил так, как считал справедливым. Во всяком случае, папа отказался короновать Карла.

Консистория превратилась в арену ожесточенных дипломатических баталий. Перон де Баски, не жалея сил и не скупясь на обещания, старался уговорить его святейшество. Посла деятельно — и небескорыстно — поддерживала профранцузская партия в конклаве — кардиналы Сансеверино, Колонна и Савелли. К ним присоединился и Асканио Сфорца, выступавший в данном случае защитником интересов брата. Но зачинщиком и вдохновителем раскола в коллегии был, разумеется, не кто иной, как кардинал делла Ровере, никого не простивший и ничему не научившийся.

Ободренный присутствием столь влиятельных союзников, Перон де Баски заговорил уже в иной тональности, решив испробовать кнут, а не пряник. Во время очередной встречи он заявил Александру, что королю Франции не составит большого труда убрать с должности несговорчивого папу. Это была ошибка — трусость не входила в число пороков Родриго де Борджа. Обнаглевшему послу предложили немедленно покинуть Рим, и он, кипя досадой и негодованием, подчинился приказу.

Узнав об этом, Джулиано делла Ровере пришел к выводу о необходимости переменить климат. Продолжать испытывать долготерпение Быка было бы явно неразумно, да и грешно. Делла Ровере отряхнул с ног своих римскую пыль и, поспешно добравшись до Остии, отплыл в Геную, а оттуда — во Францию. Очутившись в безопасности, кардинал возобновил борьбу, заочно уличая папу в симонии и других недостойных поступках.

Известие о бегстве делла Ровере Александр VI воспринял спокойно и, вероятно, даже с радостью — открытый враг лучше затаившегося изменника. Он отправил в Неаполь своего племянника Хуана Борджа, которому от имени его святейшества поручалось короновать принца Альфонсо Калабрийского. Вместе с Хуаном выехал и юный Жофре Борджа, чтобы обвенчаться с дочерью нового короля Санчей и тем скрепить союз между Римом и Неаполем.

Осенью 1494 года армия французского короля двинулась через альпийские перевалы. Карл привел в Италию огромное войско — 90 тысяч человек, все силы, какие только могла выставить Франция. Захватчики шли на юг, не встречая сопротивления, — по презрительному замечанию папы, французы завоевывали Италию, вооружившись лишь квартирьерскими мелками.

В Милане состоялась дружеская встреча христианнейшего короля с Лодовико Моро. Оба государя нанесли короткий визит в Павию, где доживал последние дни несчастный Джан Галеаццо. Он скончался через неделю после отъезда высоких гостей — по всеобщему убеждению, от яда. Здоровье Галеаццо было безнадежно подорвано тяжкими условиями многолетнего заточения, но, видимо, Лодовико предпочел ускорить события. Теперь ему уже не грозила месть Ферранте, и он поступил с племянником так, как считал необходимым.

Весть о смерти молодого герцога догнала Карла в Пьяченце. Будучи добрым христианином, король заказал торжественную мессу за упокой души усопшего и одновременно сообщил в Милан о своем желании видеть носителем верховной власти над городом герцога Лодовико Сфорца. Тот, в свою очередь, также принял меры — подкупом и угрозами склонил на свою сторону городской совет, который и провозгласил Лодовико законным государем Милана. Отныне сын Джана, пятилетний Франческо Галеаццо, уже не мог претендовать на трон.

Карл двинулся дальше. Заняв Флоренцию, он обнародовал манифест, излагавший цели французского короля в Италии. Там говорилось о его правах на Неаполитанское королевство, но не было никаких угроз в адрес папы, короновавшего Альфонсо, — Карл не без оснований надеялся, что глава церкви уступит военному нажиму и пойдет на попятную. К немалому удивлению короля, его послы вернулись из Рима с обескураживающим ответом — на аудиенции девятого декабря Александр VI отказался пропустить французов через территорию церковного государства. И тогда вся армия повернула на Рим. К ней присоединились отряды мятежных итальянских баронов Орсини и Савелли.

Двигаясь форсированным маршем, Карл быстро достиг римских предместий и захватил город врасплох. Дальнейшие события не раз ставились в вину Александру — его упрекали в предательстве своих неаполитанских союзников. И в самом деле, войска святейшего престола не оказали никакого сопротивления врагу.

Однако здравый взгляд на вещи показывает безосновательность обвинений в предательстве. Папа просто не мог остановить французов — силы были слишком неравными. Кроме того, король известил его, что любая попытка военного противодействия обернется штурмом Рима, разграблением города и избиением жителей. Имел ли Александр моральное право пренебречь подобной угрозой? Он уже выразил свой протест и не отказывался от произнесенных слов, но было бы безумием предать огромный прекрасный город огню и мечу только ради того, чтобы на два-три дня задержать захватчиков.

В начале января 1495 года французская армия вступила в Рим. Под треск барабанов первыми через городские ворота прошли несколько тысяч германских ландскнехтов — все как на подбор богатырского сложения, светловолосые, в ярких колетах и куртках из буйволиной кожи, — наглые и бесстрашные потомки варваров, некогда сокрушивших Римскую империю. Со страхом и любопытством смотрели горожане на их алебарды и длинные десятифутовые копья — оружие, доселе не употреблявшееся в Италии. Вооружение каждого воина довершал короткий меч. На тысячу тяжеловооруженных солдат приходилось по сотне лучников. За германцами следовали полки французской пехоты с офицерами в стальных панцирях, за ними шли пять тысяч смуглых, низкорослых гасконских арбалетчиков. Выглядели они далеко не столь внушительно, как великаны-ландскнехты, но славились ловкостью и отвагой в бою. Поэскадронно, шагом, потянулась легкая кавалерия. Подковы французских коней звенели по древним плитам Вечного города, и лес пик колыхался над блестящими касками всадников.

Снова шли бесконечные полки пехотинцев — на каждого конника во французской армии приходилось три пеших солдата. Наконец двинулась тяжелая кавалерия, затем сотни закованных в сталь рыцарей и дворян. Среди них, сопровождаемый гвардейцами-лучниками, ехал Карл VIII.

Внешность двадцатичетырехлетнего короля, повелителя огромного войска, была на удивление карикатурной. Маленького роста, кривобокий, со скошенным лбом и выдающимися вперед губами, он казался римлянам каким-то причудливым головастиком, словно по недоразумению покинувшим родную стихию и вознесенным на трон.

• Предыдущая
• 12/69
• Следующая