Тайник на Эльбе - Насибов Александр Ашотович - Страница 26
- Предыдущая
- 26/100
- Следующая
Глава восьмая
В назначенный день Аскер входил в кабинет начальника.
Лыков снял очки — он просматривал бумаги, — указал офицеру на кресло возле стола.
— С чем пришли, товарищ Керимов?
Аскер изложил свой план. Генерал надолго задумался. Все в этом плане было смело и необычно. Впрочем, «необычно» — не то слово. В разведке не бывает проторённых путей. Ибо тогда враг, изловивший одного разведчика, сможет без особого труда выловить и многих других. В глубоком вражеском тылу разведчики всякий раз действуют по-иному, непрестанно изобретая, маневрируя, запутывая след, чтобы сбить с толку контрразведку противника, тоже весьма сведущую в этом сложном искусстве.
Все это, разумеется, прекрасно знал генерал Лыков. Но даже ему, человеку опытному и искушённому во всех тонкостях своего ремесла, план Аскера показался слишком рискованным и смелым.
Аскер сказал:
— Мне долго казалось, что фашизм принят германским народом, стал его идеологией. Казалось, это весьма прочно, его не вытравить из душ немцев. Но, пожив среди них, я понял, что ошибался. Здоровые, жизнедеятельные силы народа мощнее, гораздо мощнее, чем надеялись фашисты. Это довольно определённо ощущалось ещё тогда, год назад. Теперь же, к середине сорок четвёртого года, режим Гитлера ослаб ещё больше.
— За это нам надо благодарить в первую очередь свою партию и народ, свою армию!
— Понимаю, товарищ генерал, все понимаю. Но сейчас я не касаюсь причин, я беру следствия.
Лыков заглянул в принесённые Аскером бумаги.
— Значит, Ланге?
— Да, товарищ генерал. Именно он, а не Хоманн, хотя, вероятно, подошёл бы и тот. Но Георг Хоманн — перебежчик. Он и перебежчик, и коммунист, и сам вызвался…
Лыков понимающе кивнул.
— А Ланге чист, — продолжал Аскер. — Как стёклышко чист. Я проверял его ещё более тщательно. Все использовал, все привёл в действие. И Хоманн, и полтора десятка других немцев, что служили в третьем батальоне, единодушны в его характеристике. Вот показания. — Он пододвинул генералу толстую папку. — А ведь они и не подозревают о том, что Ланге у нас. Более того, пущен слух, будто Ланге погиб. Так что о нем говорят совершенно откровенно, не стесняясь… И ещё. Это, пожалуй, главное. Герберт Ланге обращается к вам с заявлением, товарищ генерал. Он просит использовать его на любой работе, в любых условиях, лишь бы это хоть в какой-нибудь степени способствовало разгрому гитлеровского режима в Германии. Да вот это заявление.
Несколько минут генерал читал документ, затем отложил, вынул платок, протёр стекла очков.
— Сильно написано, — негромко сказал он.
— Сильно, — кивнул Аскер. — И заметьте: ни слова о том, чтобы «с оружием в руках» или что-либо в этом роде. Нет — тыл, работа, тяжёлая работа в любых условиях. — Аскер улыбнулся, взял заявление, нашёл нужное место. — «Если советские власти сочтут необходимым послать меня в страшную Сибирь, где царит мрак и ледяная стужа, то и туда поеду с радостью. Куда угодно, только бы не сидеть сложа руки».
— Мрак и ледяная стужа, — повторил Лыков, невольно улыбнувшись. — Вот ведь как они о Сибири…
Аскер продолжал:
— Вчера у полковника Чистова я знакомился с намётками по заброске меня в Остбург. Он ничем не мог порадовать.
— Я знаю.
— Предложил два варианта. В первом случае заброска производится в район Гамбурга, а уже оттуда, спустя некоторое время, я самостоятельно…
— Это исключено.
— И второй вариант — ждать. Ждать, пока не будут созданы необходимые условия для заброски непосредственно в Остбург. А это — несколько месяцев. Долго.
— Долго, — кивнул Лыков. — Столько ждать не можем. — Он помолчал и пояснил: — Наши опасения подтверждаются. Есть данные, что к различным архивам фашистов все больший интерес проявляет одна иностранная разведка. Та самая, о которой я вам как-то говорил. Короче, может случиться, что у нас появится соперник. Причём весьма активный и напористый. Вы понимаете?
— Да.
Помолчали.
— Товарищ генерал, — осторожно сказал Аскер, — мне ничем не может помочь группа, действующая в Карлслусте?
Лыков резко качнул головой.
— Ни в коем случае. О них забудьте. — Он поправился: — Пока забудьте. Не исключено, что придётся действовать вместе. Но это после, не сейчас. Они в таком положении… Словом, появление нового человека, малейшая неточность — и провал неизбежен. Погубим и вас и их.
— Тогда, — Аскер помедлил, пододвинул к себе папку с материалами допросов, решительно поднял голову, — тогда остаётся одно — принять мой план.
— Я тоже склонён так думать, — проговорил Лыков. — В пользу вашего плана говорит то обстоятельство, что в этом районе Германии имеется сильное антифашистское подполье… Но я ещё подумаю, посоветуюсь. Разговор продолжим… Вызову вас. А утром пришлите ко мне Ланге.
Разрешение на участие Герберта Ланге в операции было дано. И тогда Аскер впервые поговорил с немцем откровенно обо всем. Ланге разволновался.
— Это правда, вы верите мне? — сказал он срывающимся голосом. — Отвечайте, господ…
— Вы можете говорить мне «товарищ».
— Мы предали огню тысячи советских городов и сел, кровь ваших людей льётся рекой, а вы со мной… так!
— От немецкой бомбы погибла моя сестра. У генерала, с которым вы беседовали, убит на войне единственный сын.
— Можете мною целиком располагать, — горячо сказал Ланге. — Только скажите, ради всего святого: полностью ли мне доверяете или, как бы это выразиться… я буду только лишь орудием? Нет, нет, я согласен на любую роль! Это в конечном счёте не так важно. Важен результат: я окажусь полезен и хоть чем-нибудь помогу похоронить нацизм!
Аскер сказал:
— Я свою жизнь доверяю вам, товарищ Герберт.
— Спасибо. — Ланге порывисто встал. — Спасибо, мой друг. — Он поморщился, коснулся пальцами лба. — Если б вы знали, что сейчас тут творится. Боюсь, не выдержит череп!…
И вот Аскер снова в кабинете генерала Лыкова. За окном влажно поблёскивают кровли домов, матово отсвечивает мокрый асфальт площади. Серо и небо и земля. Холодно, тоскливо. Или, быть может, это только кажется так Аскеру? Ведь сегодня он последний день в Москве, на своей земле. Ночью — вылет. Туда, за линию фронта, в далёкий Остбург.
- Предыдущая
- 26/100
- Следующая
