В двух шагах от «Рая» - Наумов Сергей Максимович - Страница 6

• Предыдущая
• 6/13
• Следующая

— Крематорий что надо, — пробормотал Сергей, в изнеможении упав на траву. Он тихонько, чуть истерично, рассмеялся. Напился в ручье и, низко пригибаясь, осторожно двинулся вверх по ущелью. Он остался один на огромном пространстве, занятом врагом, но ведь это было для него не впервой. Стратегическая задача ему была ясна — взорвать склад.

Веретенников долго размышлял, что лучше, полезнее. Отыскать склад и попробовать поджечь его или предпринять попытку пройти территорию, забитую немецкими войсками, пересечь линию фронта и рассказать все, как было.

Сержант остановился на первом варианте из соображений долга перед погибшими товарищами. Он знал, что до их группы были еще две, которые не вернулись. Теперь-то разведчик понимал, как они исчезли. Но фронт был далеко, до него можно и не дойти в пятнистом комбинезоне. И не российская земля была под ногами. Поди угадай, кто ты — случайный встречный, четник, фашистский прихвостень или патриот ждущий прихода Красной Армии.

И Веретенников начал свой отчаянный одиночный поиск. Прошла неделя, кончился запас продуктов, взятых дома, а Сергей не приблизился к цели ни на метр. Он обшарил всю округу, облазил все пещеры и понял, что склада здесь никогда не было. Немцы выдумали его. Распространить ложную информацию не составило большого труда. Так появился особой важности квадрат «Д», о котором говорил ему командир.

И сержант решился. Он выследил немецкого фельдфебеля, большого любителя малины. И взял его. Связанный по рукам и ногам немец долго не мог прийти в себя. Познание Веретенникова в немецком языке было ограниченным, но фельдфебель его понял. Пожилой, лысоватый немец из Кёльна грустно покачал головой и сказал, что ему неизвестно, где склад, но что он дальше, южнее, в отрогах Восточно-Сербских гор. Когда Сергей спросил о бензовозах на дорогах, немец вдруг сказал по-русски:

— Маскировка…

И пояснил — бензовозы пустые, в них нет горючки. Попросил не убивать его. Он многосемейный отец и единственный кормилец. Веретенников и сам видел — немец не кадровый, штатский немец. Он оставил его в пещерке, предоставив возможность самому выбираться из создавшегося положения. И пошел на юг, решив навсегда покинуть квадрат-ловушку. И тут он услышал стрельбу. Кто-то охотился в его владениях. Интересно, на кого же? Стреляли на стыке двух проселков возле ущелья. Веретенников поспешил на выстрелы. Он бежал по знакомой, едва заметной тропинке и скоро выскочил к ущелью. Здесь шел бой. Он увидел до полуроты немцев, охвативших полукольцом невысокую гору, где засели какие-то люди.

«Югославские партизаны», — решил сержант и замер, ожидая развязки.

У него было четыре гранаты и «шмайсер» с тремя запасными рожками. Он у немцев в тылу. И позиция что надо. Но, ввязавшись в бой, он рисковал.

Немцы подбирались все ближе к вершине, откуда раздавались редкие очереди.

Если бы позиция была другой, Веретенников никогда бы не ввязался в схватку. Ему было искренне жаль зажатых на вершине партизан. И он ударил из своего укрытия. Бил короткими очередями, как на стрельбище. Немцам некуда было деваться. Они сами оказались в ловушке. И тогда офицер повел их на штурм веретенниковского укрытия.

Сержант израсходовал четыре гранаты и отбросил немцев на исходные. Группа на вершине оживилась и атаковала немцев по фронту, тем более что гитлеровцев оставалось немногим более полутора десятка человек. Партизаны вели огонь прицельно и точно, и вскоре на склоне остались лежать последние из отступающей группы.

Высокий седой человек в маскировочном комбинезоне остановился перед укрытием Веретенникова и, сложив ладони рук рупором, крикнул;

— Эй, товарищ… выходи…

Веретенников от удивления привстал из-за камня, не теряя осторожности, спросил;

— Вы кто? Почему говорите по-русски?

— Это я вам должен задать вопрос: почему вы говорите по-русски?..

— Вы партизаны? — крикнул сержант.

— Нет…

Веретенников встал и, спотыкаясь, медленно пошел по склону, уже понимая, кто перед ним.

В бункере было светло. Двое офицеров цедили коньяк и вели неторопливую беседу.

— Ты любишь убивать потому, что ты смертен и знаешь, что придется умереть. Ты мстишь за свою будущую смерть, — говорил тщедушного телосложения, худощавый немец в форме абвера.

— Кому-то нужно делать грязную работу, Зигги. Поэтому я и пошел в СС.

— А я не хочу… Для меня интересна игра умов… Победить умного противника — это удовольствие. И ты не откажешь в моем поиске. Он последний, Гельмут…

— Что ты несешь? — притворно поднял брови оберштурмбаннфюрер.

— Ты знаешь… И не хуже меня. С лейкемией не шутят, как с Кальтенбруннером. Так-то вот, оберштурмбаннфюрер Хёниш.

— Ты еще доживешь до победы, Зигги.

— До чьей победы? Германия опять проиграла войну. И все из-за этой проклятой камарильи во главе с обожаемым фюрером…

— Зигги, ты с ума сошел!..

— Ефрейтор не должен командовать вооруженными силами.

— Там генералитет…

— А-а, — махнул рукой капитан, — клянусь святой Кунигундой, они боятся этого психа, им везде чудится гестапо… Я сожалею, что покушение не удалось. Может быть, мы и вышли бы из войны… с Западом наверняка… Фюрер — новый Бисмарк… Как же!.. Он даже не его тень.

— Тебя нужно расстрелять, — угрюмо пробормотал Хёниш.

— Я уже расстрелян, Гельмут… судьбой… Я наци, но не дурак и не предатель. И я молился нашим богам… А сейчас нам нужно знать, что задумали русские. Для этого я должен увидеть и услышать их. И сосчитать. Я сыграю глухонемого пастуха… как в Греции… помнишь? Ты не можешь сказать, что я не умею пасти овец, Гельмут. Я принес тебе сведения о дислокации партизанского отряда на блюдечке.

— Русские не греки. Они раскусят тебя.

— Нет. Старый лис не знает промахов. Я сработаю, как надо. И ты возьмешь их. Все-таки рота СС…

Они помолчали. Хёниш внимательно смотрел на приятеля.

— Бороду я, слава богу, отрастил заранее, — нарушил молчание Зигфрид Рутт, — лохмотья достать нетрудно.

— Ты возьмешь с собой оружие. Парабеллум и две гранаты.

— Упаси боже… Ты, Гельмут, незнаком даже с азами разведки. Тебе бы все пиф-паф…

Рутт по-ребячьи засмеялся.

— Твое счастье, что у тебя нет татуировки, — пробормотал Хёниш.

— Да. Это мое счастье. Только идиоту могло прийти такое в голову… группу крови нанести на кожу тушью.

— Мы не думали проигрывать войну, — буркнул Хёниш, — зато…

— Нету у нас «за то», Гельмут, — тихо произнес Рутт, — у нас осталось только «за это»… Чем больше русских погибнет на фронте, тем легче будет потом начать все сначала… Американцы и англичане не захотят терять Германию.

— Ты все знаешь, на то ты и абвер, — ехидно процедил Хёниш. — А скажи, друг детства Зигфрид Рутт, как и куда бежать мне, эсэсовцу, любившему убивать?

— Лучше всего сделать пластическую операцию лица и вырезать проклятую цифру вместе с кожей… Паспорт можно всегда купить… Я бы ушел в Швейцарию.

— Зачем что-то делать с лицом?

— Вы все любили сниматься с жертвами. Вашими лицами завалены все досье контрразведки русских… и американцев тоже.

— Ты прав.

— Двадцать третий сообщал, что и четвертая группа русских будет заброшена по воздуху… Я что-то не видел парашютистов.

— Они изменили решение в последний момент.

— По-моему, они еще не приняли решения… Они просто исчезли.

— Да. Кройшу не повезло… До сих пор не могу понять, как горстка русских расправилась с двумя взводами СС.

— Это особые люди, Гельмут. Их собирали со всего фронта, а может быть, и фронтов. Кройш был зауряден… просто служака.

— Они все равно придут к Отшельнику.

— А если нет? Что-то долго он молчит… Может быть, заболел?

Рутт помолчал, поиграл стеком, потом четко сказал:

— Я пошел спать. Распорядись достать овец и все принадлежности пастуха. Мне нужно еще обработать кислотой руки. Чтобы собака привыкла ко мне, я должен ей устроить настоящий пир. Для этого нужно мясо.

• Предыдущая
• 6/13
• Следующая