Меж трех времен - Финней Джек - Страница 73
- Предыдущая
- 73/74
- Следующая
И этот импозантный, с тщательно подстриженной бородкой, славный капитан одарил меня приятной улыбкой.
- Как видите, сэр, мы обо всем предостережены, - сказал капитан Смит, - но тем не менее благодарю вас от всей души. - Он вновь легонько коснулся ладонью моего плеча. - Не беспокойтесь.
И они двинулись дальше.
Так-то вот... М-да. Что же еще мог он подумать или сказать? И что же теперь? Не осталось уже ничего, что я мог бы сделать. Только ждать. И из-за своего проклятого знания я не мог больше разговаривать с другими пассажирами, не мог даже смотреть на них. Моими соседями по столику в столовой были мужчина средних лет, только что удалившийся на покой, и его супруга, а также другой мужчина, лет сорока, - все англичане. И у меня не было сил по-прежнему поддерживать пустячные застольные беседы, которые частенько прерывались дружным смехом, когда в голове у меня непрерывно вертелась одна и та же мысль: «Что будет с вами завтрашней ночью?»
Мне нужно было найти укрытие от вида и голосов живых людей, чья обувь - я против воли все время поглядывал на ноги пассажиров - пролежит на дне океана еще много десятилетий, когда и одежда и плоть уже превратятся в ничто. И в воскресенье после обеда, беспокойно и бесцельно блуждая по лайнеру, я отыскал такое укрытие на самой корме - оно нависало над морем, выступая назад даже дальше, чем огромный руль. К этому уединенному месту вела короткая лесенка с палубы Б. И в этом пустынном, безлюдном уголке судна, где полным-полно было судовых механизмов - лебедок, кранов, - я стоял на самом краю кормы, опершись локтями о поручни, и пытался отделить мое беспомощное «я» от грядущего ужаса. Там я продолжил свою прежнюю игру - следить за зеленовато-пенным следом, который рассекал воду за кормой «Титаника».
Голова пустеет, когда долго смотришь на изменчивый и неизменный корабельный след. Спокойное серое море пролегало за нами, отливая красивым зеленоватым отсветом, вскипая мелкими пузырьками - бескрайняя водная дорога, по которой мы только что прошли. Положив локти на поручень, сцепив пальцы рук в пустоте над морем, я смотрел, как из глубины всплывают порожденные гигантскими винтами пузыри; наблюдал, как время от времени мелкие поправки курса рождали в пенной линии игривый завиток, слегка отклоняя ее вправо или влево. Смотрел, как в океанской дали возникла точка и превратилась в птичий силуэт; как называются эти птицы - крачки, кажется? Птица долго летела за нами, неподвижно распластав крылья, вольно паря в незримом потоке теплого воздуха, который тянулся за лайнером, затем взмахнула крыльями, накренилась, словно забавы ради. Наконец птица снизилась, сложила крылья и закачалась на воде, в нашем зеленовато-пенном следе. Кажется, я слышал, что крачки спят прямо на поверхности моря.
И здесь, на корме, склонившись над пенным путем, я наконец сумел убежать от реальности. Палуба под моими ногами, поручень были прочными, люди в теплом чреве лайнера - живыми, но для меня, для меня одного все это наконец стало далеким прошлым. Моя собственная реальность лежала далеко отсюда, а то, что должно было произойти сегодня ночью в Атлантике, стало древней историей из незапамятных времен, которую я никак не мог изменить.
Однако мне не удалось долго цепляться за эту иллюзию. За моей спиной, на палубе лайнера, от судьбы которого я пытался отгородиться, донеслись приближавшиеся шаги, неразборчивый звук мужского голоса, ответ женщины, и снова все происходящее стало реальным, и опять я сходил с ума от бессилия.
Кто-то возник у меня за спиной, ладони, затянутые в перчатки, заслонили вид поручня и моих сцепленных пальцев, и я понял, кому принадлежат эти ладони, и не смог сдержать вспышки безумной радости. Не в силах сдержаться, я резко обернулся, заключил Джотту в объятия, привлек к себе и целовал ее крепко и долго и все никак не мог, не хотел остановиться; но все же остановился - слышишь, Джулия, - остановился. Мы стояли над серой гладью Атлантики, широко улыбаясь друг другу.
- Что, - сказал я, - доктор Данцигер никогда не сдается без боя?
- Ему нужно было знать наверняка. Так что я сидела в комнате отдыха и наблюдала за вами из кресла за колонной, пока все не стало ясно. Все кончено, Сай; Арчи не передумает.
- Знаю. Джотта, что вы будете делать, когда это случится?
- Доктор Данцигер советовал пробираться к шлюпке номер восемнадцать. На ней было много свободных мест. А вы?
- Шлюпка номер пять. В ней было только несколько женщин, других поблизости не оказалось, так что в нее разрешили сесть и мужчинам.
И мы стояли бок о бок, опершись локтями о поручень, и уже вдвоем смотрели, как безостановочно рождается за кормой пенно-зеленая кильватерная струя и новый завиток в ее прямой линии время от времени отмечает мелкую поправку курса. Иногда по палубе позади нас проходили люди; мы слышали глухой отзвук их шагов, неразборчивые голоса. Мы услышали разговор мужчины, женщины и маленькой девочки; потом девочка заметила нас и взбежала по лесенке - обернувшись на звук, мы увидели, как над верхней ступенькой появилось ее личико, обрамленное красной вязаной шапочкой. Мгновение она таращилась на нас, лукаво блестя глазами, затем, в восторге от собственной смелости, пискнула:
- Привет!
Джотта улыбнулась ей и ответила на приветствие, но когда она обернулась ко мне, в глазах ее влажно блестели слезы.
- О Господи, Сай, неужели мы ничего не можем сделать?
Я покачал головой:
- Предостерегать их бесполезно. - И рассказал о том, что вышло из моего разговора с капитаном Смитом. И мы опять отвернулись от палубы и стали смотреть на пенную зелень кильватерной струи.
Но недолго. Джотта оттолкнулась от поручней и направилась к лесенке, которая вела на верхнюю палубу; я последовал за ней. Мы прошли несколько шагов по верхней палубе, поднялись по внешней лестнице на шлюпочную палубу - я почти бежал, стараясь не отставать от Джотты и ломая голову, что же это она задумала. На шлюпочной палубе я наконец нагнал ее и зашагал рядом, вопросительно поглядывая ей в лицо, но оно оставалось застывшим в своей целеустремленности; на меня она не смотрела и не спешила ничего объяснять.
Мы миновали спасательные шлюпки, висевшие в шлюпбалках, - Господи, какими же огромными казались они вблизи! Теперь Джотта сдернула с шеи шарфик, тончайшую газовую вещицу с лиловым узором, и так и несла его, свободно болтавшимся, в руках. Стремительным шагом мы прошли вдоль всего левого борта, и неумолчный ветер, постоянный спутник «Титаника», траурно завывал в вантах, опутавших гигантские бежевые с черной каймой трубы.
В самом конце этой палубы, где дальше идти было уже некуда, Джотта остановилась у судового мостика - узкий, закрытый со всех сторон, он тянулся во всю ширину лайнера. Дверь была открыта, и внутри, как было до сих пор круглые сутки, стояли в ряд четверо офицеров и среди них капитан, который привычно заложил руки за спину, пальцами одной руки обхватив запястье другой. Передняя часть мостика вся состояла из больших застекленных окон, что давало им полный обзор моря перед «Титаником». Они стояли молча, устремив взгляды вперед, и не могли заметить нас, стоявших у задней двери, зато рулевой заметил. Он стоял в нескольких футах позади шеренги офицеров; широко расставленные руки крепко сжимали огромный деревянный штурвал, глаза не отрывались от большого подсвеченного компаса. Он искоса глянул на нас, стоящих в дверном проеме, и тут же отвел глаза, явно привыкший к любопытству праздных пассажиров. Тем не менее он успел заметить, что Джотта улыбается лучшей своей улыбкой - а зрелище и вправду было великолепное, - и рулевой, уже не сводя глаз с компаса, сам помимо воли чуть заметно улыбался.
Джотта улыбнулась еще ослепительней - теперь ее суперулыбка могла сразить наповал - и двинулась к рулевому, подняв руки, словно хотела показать ему повисший на них газовый шарф. Остановившись за его спиной, она вскинула руки и легким движением набросила шарф на лицо рулевого, плотно затянула и забросила концы шарфа на плоскую макушку его британской матросской шапочки. Шарф прильнул к лицу рулевого; тот поднял было руку, чтобы смахнуть его, но никак не мог ухватиться за тончайший газ, и, чтобы избавиться от этой напасти, ему пришлось оторвать от штурвала обе руки. Я увидел, как огромное колесо сделало четверть оборота, и рулевой, стряхнув с лица шарф, поспешно схватился за него, быстро глянул на компас и выправил курс. Затем - мы уже стояли за дверью - он оглянулся и одарил нас сердитым взглядом; но Джотта очаровательно улыбнулась, довольная своей мелкой проказой, послала рулевому воздушный поцелуй, и он, не сдержав улыбки, лишь укоризненно покачал головой.
- Предыдущая
- 73/74
- Следующая
