Искра жизни - Ремарк Эрих Мария - Страница 53

• Предыдущая
• 53/84
• Следующая

— Огромное спасибо. Вы очень любезны, господин оберштурмбаннфюрер.

Он осторожно отошел назад, держа сигару в парализованной руке. Нойбауэр огляделся. Никто не видел, что он разговаривал с евреем. Так оно и лучше. Он сразу же забыл о Бланке и стал считать. Потом засопел. Запах горелого усиливался. Он быстро перешел на другую сторону. Там горел модный салон. Он побежал назад и стал звать: «Бланк! Бланк!» — а когда никто не ответил, стал кричать: «Пожар! Пожар!»

Никто не откликнулся. Город горел во многих местах, и пожарные уже давно не могли поспеть на новые вызовы. Нойбауэр снова побежал к модным витринам. Он вбежал в помещение, подхватил рулон с какой-то тканью и потащил его за дверь. Во второй раз пробраться он уже не смог. Платье с кружевами, которое он еще успел схватить, загорелось у него прямо в руках. Огонь извивался на тканях и одежде. Он сам не без труда выбрался наружу.

В бессильной злобе Нойбауэр наблюдал за огнем с другой стороны улицы. Огонь вспыхивал на манекенах, пробегал по ним, сжирал одежды. И вдруг, расплавившись, манекены стали гореть, что знаменовало новую для них жизнь. Они извивались и вздымались. Руки подымались и изгибались — это был настоящий восковой ад. Потом все потонуло в огне, как трупы в крематории.

Нойбауэр все дальше отходил от пламени, пока не наткнулся на Будду. Не глядя, он сел на него, но тут же вскочил: не заметил, что головное убранство святого представляло собой бронзовое острие. В ярости он уставился на лежавший у него в ногах рулон, который успел вытащить из огня. Это была светло-голубая ткань с узорами в виде летящих птиц. Он поставил на рулон свой сапог. «Черт возьми! К чему все это!» Он оттащил рулон обратно и швырнул его в огонь. Гори все ярким пламенем! Тяжело ступая, он пошел прочь. Он не желал все это больше видеть! Бог отвернулся от немцев…

Из-за кучи мусора на противоположной улице медленно показалось бледное лицо. Йозеф Бланк наблюдал за Нойбауэром. И впервые за многие годы улыбался. Улыбался, кроша сигару пальцами парализованной руки.

Во дворе крематория снова выстроилось восемь человек. У всех были красные значки политических заключенных. Бергер не был знаком ни с одним из них, но теперь он знал их судьбу.

Специально выделенный дежурный Дрейер уже находился на своем месте в подвале. Он отсутствовал целых три дня. Это не позволило Бергеру осуществить задуманное. Сегодня отговорки больше нет, значит, надо рисковать.

— Начинай прямо здесь, — угрюмо проговорил Дрейер. — Иначе нам не справиться. В последнее время они у вас мрут, как мухи.

Прогрохотали сверху вниз первые мертвецы. Трое заключенных раздели их и рассортировали вещи. Бергер проверил зубы; потом трое погрузили мертвецов в лифт.

Полчаса спустя явился Шульте. Он выглядел посвежевшим и выспавшимся, однако не переставая зевал. Дрейер писал, а Шульте временами поглядывал на него.

Подвал был просторный и хорошо проветрен, но скоро сгустился трупный запах. Его испускали не только голые тела, он притаился даже в одежде. Лавина трупов не убывала; казалось, что она погребла под собой время, и Бергер уже почти не воспринимал, вечер это или всего полдень, когда Шульте, наконец, встал и объявил, что надо идти есть.

Дрейер сложил свои вещи.

— Насколько мы обгоняем обслуживающих печи крематория?

— На двадцать две минуты.

— Хорошо. Обеденный перерыв. Скажи-ка работающим наверху, чтобы перестали бросать трупы, пока я не вернусь.

Трое других узников сразу вышли наружу. Бергер подготовил еще одного мертвеца.

— Давай! Вперед! — пробурчал Дрейер. Прыщик на его верхней губе превратился в болезненный фурункул.

Бергер выпрямился.

— Мы забыли тут зарегистрировать этого.

— Что?

— Мы забыли зарегистрировать этого как умершего.

— Чушь собачья! Мы всех записали.

— Это не так. — Бергер изо всех сил старался не повышать голос. — Мы записали на одного человека меньше.

— Слушай! — взорвался Дрейер. — Ты с ума сошел? Это что еще за болтовня?

— Нам надо включить в список еще одного.

— Вот как? — Дрейер раздраженно посмотрел на Бергера. — А чего ради делать это должны мы?

— Чтобы в списке был полный ажур.

— Какое тебе дело до моего списка?

— Другие списки меня не волнуют. Только этот.

— Другие? Какие еще другие, ты, скелет?

— В которых актируются золотые вещи. Дрейер на миг задумался.

— Ну, что все это значит? — спросил он. Бергер перевел дыхание.

— Это значит, меня нисколько не волнует, все ли в порядке в этих списках по учету золотых вещей.

Дрейер хотел изобразить какой-то жест, но сдержался.

— В них все в порядке, — проговорил он с угрозой голосе.

— Может быть. А может, и нет. Чтобы выяснить, достаточно их просто сравнить.

— Сравнить? С чем?

— С моими списками. Я их веду с тех пор, как здесь работаю. Так, осторожности ради.

— Смотри-ка! Ведешь список, ты, проныра. И ты считаешь, тебе скорее поверят, чем мне?

— Думаю, что да. Я ведь с этих списков ничего не имею.

Дрейер осмотрел Бергера с головы до ног, словно видел его первый раз в жизни.

— Значит, ничего не имеешь? Я в это не верю. А чтобы это мне преподнести, ты выбрал подходящий момент здесь, в подвале, так, что ли? Один на один — вот, в чем твоя ошибка, мыслитель! — Он ухмыльнулся. Фурункул давал о себе знать. Ухмылка напоминала злую собаку, оскалившую зубы. — Может, ты еще знаешь, что сейчас удерживает меня от того, чтобы слегка начистить твою тупую морду и положить твой трупик рядом с другими? Или прищемить тебе дыхательное горло? И тогда ты сам окажешься тем, кого недостает в твоем списке. Никаких объяснений здесь не потребуется. Мы ведь с тобой одни. Просто свалился. Стало плохо с сердцем. Одним больше или меньше — особой роли здесь не играет. Проверять никто не станет. Уж тебя-то я оприходую, можешь не сомневаться.

Дрейер подошел ближе. Он был на шестьдесят фунтов тяжелее Бергера. Даже с щипцами в руке Бергер не имел ни малейшего шанса. Он сделал шаг назад и споткнулся о мертвеца, лежавшего сзади него. Дрейер схватил Бергера за руку и вывернул ему запястье. Щипцы выпали у него из рук.

— Так-то оно лучше, — проговорил Дрейер и одним движением приблизил его к себе. Искаженное лицо Дрейера оказалось совсем рядом с глазами Бергера. Лицо было красным. На губе с голубыми краями блестел фурункул. Бергер молчал. Он лишь запрокинул голову, насколько хватило сил, и напряг то, что еще осталось у него от мышц шеи.

Он видел, как пошла вверх правая рука Дрейера. Сознание Бергера прояснилось. Он знал, что ему делать. Времени оставалось совсем мало. К счастью, рука Дрейера поднималась почти, как при скоростной киносъемке.

— Этот инцидент здесь уже зарегистрирован, — быстро проговорил Бергер. — Он зарегистрирован и подписан свидетелями.

Рука не остановилась. Она хоть и медленно, но продолжала подниматься.

— Обман, — пробурчал Дрейер. — Хочешь отговориться. Скоро всем этим разговорам конец.

— Это не обман. Мы предусмотрели, что вы попробуете меня ликвидировать. — Бергер пристально посмотрел в глаза Дрейера. — Это первое, что дуракам всегда приходит в голову. Это зафиксировано на бумаге, и, если вечером я не вернусь, документ вместе со справкой об отсутствии двух золотых колец и золотых очков будет передан начальнику лагеря.

У Дрейера замигали глаза.

— Так, да? — проговорил он.

— Именно так. Вы думаете, я не понимал, чем рискую?

— Значит, ты все знал?

— Да. Все зафиксировано. Вебер, Шульте и Штейнбреннер еще хорошо помнят исчезнувшие золотые очки.

Они принадлежали одноглазому. Это не так быстро забывается.

Рука остановилась. Она замерла и упала вниз.

— Это было не золото, — возразил Дрейер. — Ты это сам говорил.

— Это было золото.

— Оно не имело особой ценности. Так, ерунда. Даже для свалки не годится.

— Все это вы сами будете объяснять потом. У нас же есть свидетельства друзей человека, которому они принадлежали. Это было настоящее белое золото.

• Предыдущая
• 53/84
• Следующая