Искра жизни - Ремарк Эрих Мария - Страница 66

• Предыдущая
• 66/84
• Следующая

В полдень ветер переменился и грохотание немного усилилось. Оно напоминало далекий электрический контакт, перетекавший в тысячи отдельных сердец. Бараки охватило беспокойство. Только несколько трудовых коммандос отправилось из лагеря. Повсюду липа узников прижимались к окнам. Вновь и вновь в дверях появлялись изможденные фигуры с вытянутыми шеями.

— Ну как, уже приблизились?

— Да. Кажется, гул нарастает.

В сапожной мастерской работали молча. Специально выделенные дежурные следили за тем, чтобы не было лишних разговоров. Надзиратели-эсэсовцы были на месте. Ножи разрезали кожу, отсекали потрескавшиеся кусочки, и многие руки держали их не так, как прежде. Не как орудие труда, а как оружие. То один, то другой взгляд падал на специально выделенных дежурных, эсэсовцев, револьверы и легкий пулемет, которого еще вчера здесь не было. Несмотря на бдительность надзирателей, каждый работавший в мастерской был в курсе дела. Каждый раз, когда ссыпали и оттаскивали полные корзины с кожными обрезками, по рядам не встававших с места прокатывалась принесенная грузчиками из-за стен мастерской весть о том, что снаружи: гул все еще слышен. Он не смолкал.

Охранников внешних трудовых коммандос было в два раза больше обычного. Они шагали колоннами вокруг города и потом с запада направлялись в старый квартал, где находился рынок. Охранники очень нервничали. Они кричали и командовали без видимой на то причины; заключенные маршировали четким строем. До сих пор они убирали развалины только в новых кварталах города; теперь впервые были допущены во внутренние районы старого города. Они увидели сгоревшие кварталы, где стояли построенные еще в середине века деревянные дома. От них почти ничего не осталось. Они видели это и проходили колоннами сквозь развалины, а остатки жителей останавливались или отворачивали от них взгляд. Маршируя по улицам, заключенные уже не чувствовали себя только пленными. Каким-то странным образом они, не воюя, одержали победу, и годы плена казались им уже не годами безоружного поражения, а годами борьбы. Главное, что они остались в живых.

Они приблизились к рыночной площади. Здание ратуши было полностью разрушено. Для уборки мусора им раздали кирки и лопаты. И вот они приступили к работе.

Пахло пожарищем, но сквозь него они снова улавливали другой запах, который им был знаком лучше, чем другим, — сладковатый, гнилой, давящий на желудок запах разложения. В теплые апрельские дни в городе смердело трупами, все еще остававшимися под руинами.

Через два часа они обнаружили под грудами мусора первого мертвеца. Сначала показались его сапоги. Это был гауптшарфюрер СС.

— Обстоятельства переменились, — прошептал Мюнцер. — Наконец-то мы поменялись ролями! Теперь мы выкапываем их мертвецов. Их мертвецов. — Он продолжал работать с новой силой.

— Осторожно! — буркнул подошедший охранник. — Здесь человек, не видишь что ли?

Они стали быстрее разбрасывать мусор. Сначала вытащили труп и отнесли его в сторону.

— Продолжайте копать! — Эсэсовец нервничал. Он уставился на труп. — Осторожно!

Скоро они откопали одного за другим еще троих и положили их рядом с первым. Они оттащили их, держа за руки и за ноги. Для заключенных это было неслыханное ощущение; до сих пор они, избитые и грязные, вытаскивали только своих умирающих или мертвых товарищей из бункеров и застенков, а в последние дни и гражданских. Теперь же, впервые, они так оттаскивали своих врагов. Они продолжали работать, и никто их не подгонял. Обливаясь потом, они старались откопать побольше трупов. Сами не веря, что в них дремали такие силы, они оттаскивали в сторону балки и железные брусья и, переполняясь ненавистью и внутренним удовлетворением, словно добытчики золота, откапывали мертвецов.

Еще через час они наткнулись на Дитца. Он был с переломанной шеей. Голова полностью вошла в грудную клетку, будто он хотел сам себе прокусить горло. Вначале они не стали к нему прикасаться. Лопатой полностью освободили его от налипшего мусора. Обе руки были переломаны. Они лежали таким образом, будто один сустав был лишний.

— И все же Бог есть, — ни на кого не глядя, прошептал человек, оказавшийся рядом с Мюнцером. — Ведь есть Бог! Есть Бог.

— Заткнись! — заорал эсэсовец. — Чего ты там бормочешь?

Он ткнул человека в колени.

— Что ты тут сказал? Я слышал, ты о чем-то говорил.

Человек выпрямился и споткнулся о Дитца.

— Я сказал, что надо сделать носилки для господина обергруппенфюрера, — ответил он с каменным липом. — Мы не можем нести его так, как других.

— Это не твое дело! Здесь пока еще командуем мы! Понятно? Понятно?

— Так точно.

«Пока еще, — долетело до слуха Левинского. — Пока еще командуем! Значит, понимают», — подумал он и поднял свою лопату.

Эсэсовец посмотрел на Дитца. Он невольно вытянулся по стойке «смирно». Это спасло узника, снова уверовавшего в Бога. Эсэсовец пошел за старшим колонны. Тот принял почти такую же стойку.

— Носилок еще нет, — сказал эсэсовец. Ответ человека, снова уверовавшего в Бога, произвел на него впечатление. — Такого высокого офицера СС действительно нельзя было тащить за руки и за ноги.

Старший колонны оглянулся. Недалеко под грудой мусора заметил дверь.

— Выкопайте ее. Пока ограничимся этим. — Он отдал приветствие Дитцу. — Осторожно положите господина обергруппенфюрера на дверь.

Мюнцер, Левинский и еще двое других притащили дверь. Это была резная работа шестнадцатого века с изображением того, как нашли Моисея. Дверь лопнула и немного облупилась. Они взяли Дитца за плечи и за ноги и положили на дверь. Руки у покойника болтались, а голова отпала далеко назад.

— Осторожно! Вы, мерзавцы! — орал старший колонны.

Покойник возлежал на широкой двери. Под его правой рукой из своей тростниковой корзинки улыбался младенец Моисей. Мюнцер это видел. «Они забыли прихватить ее из ратуши, — подумал он. — Моисей. Иудей. Все это уже было. Фараон. Угнетение. Красное море. Спасение».

— А ну, взяли! Восемь человек!

Двенадцать узников подскочили с невиданным проворством. Старший колонны огляделся. Напротив была разрушенная церковь Девы Марии. Он на мгновение задумался, но сразу же отбросили эту мысль. Тело Дитца ни за что нельзя было отнести в католический храм. Он охотно позвонил бы, чтобы получить инструкции, как быть. Но телефонная связь была прервана. Поэтому пришлось делать то, что он больше всего ненавидел и боялся: действовать самостоятельно.

Мюнцер бросил какую-то фразу. Это уловил старший колонны.

— Что? Что ты сказал? Шаг вперед, негодяй вонючий!

«Вонючий негодяй» было, наверно, его любимым выражением. Мюнцер вышел вперед и вытянулся по стойке «смирно».

— Я сказал, что, вероятно, было бы не совсем корректно, если обергруппенфюрера понесут заключенные.

Он неотрывно и почтительно смотрел на старшего колонны.

— Что? — заорал тот. — Что, вонючий негодяй? Какое тебе до этого дело? Кому еще его нести? Мы…

Он умолк. Судя по всему, возражение Мюнцера имело под собой основание. В общем-то, мертвеца должны были тащить эсэсовцы; но этим могли воспользоваться включенные и сбежать.

— Чего вы тут уставились? — кричал он. — Вперед! — Вдруг его осенило, куда нести Дитца. — В госпиталь!

Никто не мог понять, зачем мертвеца тащить в госпиталь. Просто это показалось подходящим нейтральным местом.

— Прямо! — Старший колонны шагал впереди. Это тоже казалось ему необходимым.

На краю рыночной площади неожиданно появился автомобиль. Это был низкорамный «мерседес» с компрессорной установкой. Неторопливо приблизившись, автомобиль словно нащупывал свой путь среди развалин. На фоне всех разрушений его яркая элегантность казалась прямо-таки вызывающей. Старший колонны стоял навытяжку. Мерседес с компрессорной установкой официально предоставлялся крупным бонзам. В салоне сидели два высших офицера СС; еще один устроился рядом с шофером. Из багажника торчали чемоданы, еще несколько чемоданов поменьше лежали в машине. У офицеров был рассерженный вид. Шоферу пришлось медленно пробираться сквозь развалины. Они проехали совсем рядом с заключенными, которые тащили труп Дитца на двери. И даже не удостоили их взгляда.

• Предыдущая
• 66/84
• Следующая