История Средних веков - Нефедов Сергей Александрович - Страница 8

• Предыдущая
• 8/52
• Следующая

Низам ал-Мульк старался примирить победителей и побеждённых, и, по мере возможности, поддерживал справедливость; он оставил после себя знаменитую "Книгу о правлении", "Сийасет-наме", ставшую источником мудрости для властителей Востока. "Государям надлежит блюсти божье благоволение, – писал Низам ал-Мульк, – а благоволение господа заключается в милостях, оказываемых людям и СПРАВЕДЛИВОСТИ, распространяемой среди них". Великий визирь писал о том, что земля должна принадлежать государству и даваться крестьянам в пользование, что налог должен быть умеренным и собираться без насилия, что нужно помогать обедневшим крестьянам и неусыпно следить за чиновниками – дабы они не притесняли простой народ. Нужно постоянно проводить переписи, кадастры и проверки; необходимо повсюду иметь шпионов-осведомителей, дабы государь знал о всём – "даже если кто за 500 фарсангов отсюда несправедливо отнял торбу сена", – и "дабы люди знали, что государь – неусыпен".

Низам ал-Мульк старался приручить хищных кочевников и, в рамках СОЦИАЛЬНОГО СИНТЕЗА, превратить их в военное сословие Империи. Однако ему не удалось смирить аппетиты завоевателей; тюркское войско на своих сходках грозно требовало раздела добычи и предоставления каждому воину "икта" – права собирать часть податей с выделенных ему деревень. Икта существовали и раньше, но они были подконтрольны казне, и чиновники, так же, как и на других землях, переписывали в этих владениях крестьянские дворы и собирали с них налоги – правда, налоги устанавливались меньше обычных, так, чтобы дать возможность владельцу икта взять свою, строго ограниченную долю. Низам ал-Мульк был вынужден раздать 46 тысяч икта, но, как не увещевал он воинов, они сразу же принялись грабить крестьян. Они называли сельчан «райатами», «скотом на пастбище», выколачивали налоги плетьми и насиловали женщин.

Начались крестьянские восстания. Снова подняли голову шииты, и посылаемые из Каира агитаторы-даи ходили по деревням, возбуждая народ. В 1090 году отряд повстанцев во главе с даи Хасаном ибн Саббахом овладел крепостью Аламут в прикаспийских горах. Плохо вооружённые повстанцы не могли сражаться с тюрками в открытом поле и единственное, что оставалось отчаявшимся крестьянам – это индивидуальный террор. Хасан ибн Саббах посылал из Аламута "жертвующих собой", "фидаев", со спрятанными под одеждой длинными ножами, и эти фидаи месяцами и годами караулили тюркских вождей. Если "жертвующие собой" убивали врага и оставались в живых, то по возвращении в Аламут в их честь устраивались семидневные празднества, крепость расцвечивалась огнями, и на площадях устанавливали пиршественные столы. Погибшим фидаям было уготовано место в раю, и, чтобы показать им, что такое рай, в укромной долине был создан великолепный сад с позолоченными дворцами и фонтанами, бьющими вином. Никто не знал о существовании этого сада; юношей, которых готовили в фидаи, усыпляли гашишем и сонными приносили туда; они думали, что оказались в раю и принимали ласкавших их девушек за райских гурий. Потом их снова усыпляли, относили обратно и клали на то же место; они верили, что всё, произошедшее с ними – сон, и были готовы отдать жизнь, чтобы снова попасть в рай. За употребление гашиша фидаев впоследствии стали называть "гашашинами" или "асассинами"; это слово вошло в европейские языки как синоним убийцы.

В 1092 году фидаи убили великого визиря Низам ал-Мулька; в этом же году умер, вероятно от яда, султан Мелик-шах (1072-92). Тюркские племена окончательно вышли из подчинения властям и, сражаясь под знамёнами разных султанов, принялись грабить города и разорять страну. Междоусобные войны продолжались больше столетия, и лишь в начале XIII века шах Хорезма Мухаммед снова объединил восточный Иран. Многие надеялись, что время смут осталось позади, но оказалось, что эти несчастья были лишь прелюдией катастрофы, масштабы которой заставили содрогнуться человечество. Давление в Великой Степи всё повышалось и там, в её глубине, гудел вулкан, готовившийся излить на мир потоки лавы. Сквозь блики пламени и клубы дыма оттуда доносился шум сражений, и окружающие народы шёпотом передавали друг другу страшное имя воцарившегося там Владыки Преисподней.

Его звали Чингисханом.

Мирным людям, живущим в городах и деревнях, трудно понять жизнь степей, где человек неотделим от коня и сабли, где лошадей украшают попонами из человеческой кожи, а к сёдлам подвешивают черепа убитых врагов. В степи надо успеть убить первым – иначе первым убьют тебя; там кипит вечная война между родами и племенами, и жизнь человека подобна мимолётному облачку в голубом небе. В степи нужно каждый день тренироваться в умении убивать: монголы с трёх лет приучали детей к луку, постепенно увеличивая его размеры. Их лук был не такой, как у скифов и гуннов, это была сложная машина убийства, склеенная из кости и дерева разных пород; стрела из этого лука за сто метров пробивала любой доспех, и день появления этих луков предвещал гибель многим народам и государствам. Монгольский лук, «саадак», был Фундаментальным Открытием, породившим Волну, сокрушившую цивилизацию средних веков – и Чингисхан дал этой Волне своё имя.

В те времена, когда Чингис ещё не был ханом, его звали Темучжин; он был сыном вождя монголов Есугей-багатура. При Есугее монголы были одним из многих степных племён, и, кроме монголов, в степи кочевали татары, меркиты, кереиты, найманы – все эти племена говорили на одном языке, и иногда их без разбора называли татарами или монголами. Как часто бывало в степи, Есугей силой отнял будущую мать Темучжина, Оэлун, у её жениха и силой сделал её своей женой. Предание говорит, что когда Темучжин родился, он держал в ладони сгусток крови – знак своей кровавой судьбы. Через несколько лет Есугей был отравлен врагами монголов – татарами; монголы избрали себе новых вождей и, откочевав, оставили Оэлун одну с маленькими детьми. Темучжин и его братья бедствовали, голодали, рыли в степи коренья – но даже в беде не могли ужиться между собой, и юный Темучжин застрелил из лука своего сводного брата Бектера. Потом ему пришлось спасаться от монголов, которые вернулись, чтобы его убить; он чудом уцелел, спрятавшись в речной заводи, – так, скрываясь от погонь и кочуя по степи с маленьким аилом, он дожил до совершеннолетия.

Когда-то давно Есугей нашёл маленькому Темучжину невесту, девочку Борте, и договорился с её родителями. Темучжин женился на Борте, но не смог защитить свою жену – на его стойбище напали меркиты, и Борте стала добычей победителей, которые сделали с ней всё, что хотели. Темучжин бежал к одному из степных вождей, Тоорил-хану, когда-то бывшему другом Есугея; Тоорил враждовал с меркитами и договорился с новым вождём монголов, Чжамухой, напасть на них – так что Темучжин отвоевал свою Борте и, став побратимом Чжамухи, сумел через какое-то время привлечь к себе часть монголов.

Он стал ханом и стал мстить татарам, меркитам и всему окружающему миру. "Высшее наслаждение для мужчины, – говорил он, – победить своих врагов, гнать их перед собой, отнять у них все, видеть лица их близких в слезах, сжимать в объятиях их дочерей и жен". В общем, это были обычные степные войны, после которых пленных варили в котлах, или "равняли к оси телеги", как Темучжин поступил с татарами, – и женщин, и малых детей, всех убивали, а беременным вспарывали животы. "Небо звёздное, бывало поворачивалось, – вот какая распря шла всенародная, – говорит монгольское сказание. – На постель тут не ложилися, мать широкая земля содрогалася – вот какая распря шла всеязычная". Темучжину удалось одолеть других ханов, и в 1206 году он был провозглашён "Великим ханом" – Чингисханом. "Когда он направил на путь истинный народы, обитавшие за войлочными стенами, – говорит сказание, – то в год Барса собрался курултай у истоков реки Онон. Здесь воздвигли девятибунчужное белое знамя и нарекли ханом Чингис-хана". Чингисхан разделил все племена на десятки, сотни и тысячи и провозгласил законы, которые за малейшую провинность карали смертью. Враждовавшие ранее племена превратились в единую могучую Орду, готовую обрушиться на окружающий мир. Кочевники не могли жить без войны, нехватка пастбищ побуждала их добывать пропитание мечом, и тишина, внезапно воцарившаяся в степи, могла быть лишь тишиной перед взрывом.

• Предыдущая
• 8/52
• Следующая