Исповедь Стража - Некрасова Наталья - Страница 101

• Предыдущая
• 101/155
• Следующая

Выжить — чтобы отомстить… Нет. Выжить — чтобы жить. Чтобы он, Верховный Король, мог вызвать на поединок короля врагов. И решить спор не чужой кровью — своей. Думаю, он не надеялся победить. Он знал, что погибнет. Но он должен был показать врагу, что и тот отнюдь не победитель. Что и ему придется в конце концов платить — самому.

Лишь один раз он дал волю чувствам — когда стоял над телом отца, и слезы, кровавые в отблесках факелов, текли по лицу, и все, все видели это… Он не стыдился своего горя, но гордость заставляла ненавидеть за это Врага едва ли не меньше, чем за гибель отца. И когда Феанаро выкрикнул слова клятвы, меч Нолофинве первым взлетел к небу. Он не клялся вместе с сыновьями Феанаро: он молчал. Но в тот час боль и ненависть пересилили затаенную неприязнь к старшему брату…

…Дробный перестук копыт — на север, на север, на север… Серебряная звезда в колдовском сумраке — Инголдо-финве. Король Инголдо-финве — какая насмешка! Король без королевства, король, чье слово — пепел на ветру… Он не надеялся победить бессмертного Валу; но лучше пасть в бою, чем ждать, пока псы Моргота затравят его, как красного зверя. Ярость, ледяная ярость — холоднее льдов Хэлкараксэ: на север, на север, на север… Конь споткнулся — дурная примета; но король лишь стиснул зубы — вперед… Только кружит в тяжело нависшем над Ардгален свинцовом небе огромный орел — свидетель Манвэ.

Всадник резко осадил коня, спешился — холодный чистый звук боевого рога разорвал мертвую тишину, эхо подхватило слова:

— Я вызываю тебя на бой, раб Валар, повелитель рабов!

Он не слишком надеялся на честный бой; глупо было бы верить в благородство Врага. А потому, когда навстречу ему вышел медленно и спокойно — один, король еще успел удивиться, прежде чем услышал:

— Что тебе нужно от меня, Нолдо?

Вала говорил спокойно и горько; какая-то усталость чудилась за этими словами — бесконечная усталость Бессмертного.

Финголфин ответил не сразу. Словно, выкрикнув слова вызова, растратил весь свой гнев — внезапно он ощутил безразличное спокойствие, и даже мысль о предстоящем поединке не вызывала в нем более прежней радости — жгучей отчаянной радости обреченного. Все осталось позади, в другой, прошедшей жизни — смерть отца, кровь Алквалондэ, ледяной оскал Хэлкараксэ, победы и поражения, радость и отчаянье; все, что было, — бесполезный ненужный сор, пепел под ногами. Нет больше ничего: только он — и Враг. Последний бой, последний подвиг — да и подвиг ли? И что проку в посмертной славе?

Для человека — может быть, да и то не для всякого. Это же пример грядущим поколениям! Это же останется в памяти других. А иначе — зачем жить? Пройти по земле, не оставив следа хотя бы в памяти близких?

Мне сдается, что у сторонников Тьмы просто должно быть одно непременное условие — отказаться от своего прошлого. Презреть его. Иначе — как же уверовать в доброго Учителя?

К тому же эльфы ведь бессмертны. И все, что было, остается на гобеленах Вайре. Никуда не уходит. Единый, как же мне охота узреть эту память веков…

Только к Мандосу пока не тянет. Я еще не все сделал в этой жизни.

— Ты бросил мне вызов — я здесь. Чего же тебе нужно от меня?

С тем же горьким спокойствием:

— Я пришел взять виру за смерть моего отца.

— Мне не нужна твоя смерть.

Король коротко усмехнулся:

— Убить меня будет не так легко.

— Ты думаешь, мне это не под силу? Но я о другом: разве ты не желаешь мира для своего народа, Инголдо-финве?

— Уже поздно. Моего народа уже нет. Ты убил моего отца. Я пришел мстить.

— Мои ученики были казнены по слову Финве. И Гэлторн умер на моих руках — помнишь его? И все же…

— Разве твой прихвостень не передал тебе мое слово? — Снова усмешка. — Думаю, у него хватило времени.

— Тебе не следовало так говорить, — глухо молвил Вала. Взвесил на руке черный щит, резким движением отшвырнул его в сторону — слишком тяжел для больных рук. — Ты хотел поединка?

Финголфин молча поднял меч.

Силы были равны. Почти равны. Если бы не наручники, не обожженные ладони… Впрочем, Вала старался забыть об этом.

Черный меч рассек кольчугу короля, как тонкую ткань; финголфин невольно дрогнул, словно хотел схватиться за раненое плечо, — и внезапно увидел, как Враг повторяет его движение. Нолдо не стерпит насмешки ни от кого — тем паче гордый до безумия король Инголдо-финве, — гнев ожег его, как удар плети, и с яростным криком он рванулся вперед…

На мгновение Валу охватило болезненное недоумение: «Что это? Почему — со мной — так?..» Резкая боль — боль чужой раны — заставила его невольно дрогнуть, словно он хотел схватиться за плечо; в следующее мгновение он едва успел отклонить удар, нацеленный в его сердце.

Эльф рассмеялся, увидев, как расплывается на черных одеждах Валы кровавое пятно. «Его все же можно ранить. Можно. Может, можно и убить…» Теперь он бился яростно и уверенно, словно больше не ощущал боли от ран, наносимых врагом. Ее ощущал Вала.

— Я еще отмечу тебя… так, что ты… нескоро забудешь… эту встречу! — с гневной радостью выкрикнул Финголфин.

Вала не ответил. Теперь эльф метил в лицо и в горло; длинная рана рассекла правую руку Валы от локтя до запястья, до тяжелого железного браслета — он с трудом удерживал меч. Семь ран нанес ему Финголфин, хотя и сам был не раз ранен; Вала терял кровь — терял силы — и, чувствуя это, впервые крикнул, страшно и яростно. Король отшатнулся — и, оступившись, упал навзничь.

Вала встал над ним, поставил ногу на грудь поверженому врагу. Близко-близко — ледяные светлые глаза; слова тяжелы и горьки:

— Я не убью тебя, сын Финве…

Он не договорил: дотянувшись до меча, король вслепую нанес удар. Клинок рассек связки, распорол ногу длинной рваной раной — Вала скрипнул зубами и пошатнулся, но смолчал. Кровь его капала на эльфа, и внезапно король почувствовал ожог. Один… Второй… Кровь Мелькора жгла его, как расплавленный металл, боль впивалась в тело, как когти орлов. И тогда эльф закричал…

Последнее, что он услышал, — словно издалека доносящийся голос Мелькора:

— …и не будет ни жизни, ни смерти духу твоему. И не будет покоя тебе ни в свете, ни во тьме…

…С трудом Вала выпрямился, поднял окровавленное тело короля. «Пусть лежит на вершине черных гор. Не будет опозорено тело его — ведь он уже мертв…»

Однако почести, ничего не скажешь — поставил ногу на грудь поверженного и проклятого. Разве и так мало? А хотя бы похоронить — даже и не подумал. Ах да, ведь эльфы бессмертны, смерть для них всего лишь — игра…

Огромная тень с клекотом упала вниз. Орел подхватил тело эльфа, удар острых когтей рассек лицо Мелькора. Он согнулся от боли, закрывая лицо рукой — кровь ползла из-под его пальцев.

— Как же им было больно… — простонал он.

Осознал наконец-то! Нет, я не понимаю! Он что, совсем чадо неразумное, что ли? До сих пор не понять, что его ученики умирали страшно, — даже после того, как все же решился убить их собственной рукой!

Да, конечно, легко перетолковать все ТАКИМ образом, раз свидетелей не было. Но майя — орел Торондор — поведал об этом поединке Тургону. И нет песен о нем не потому, что его никто не видел, а потому, что горе потери слишком велико, чтобы выразить его словами. И это молчание убеждает сильнее тысяч летописных томов. Ни песен, ни плачей — лишь сухой немногословный рассказ летописца…

А здесь столько слов — только почему-то не верится…

Они видели все. И не смели сдвинуться с места. Такова была его воля. Но когда ринулась с неба с клекотом огромная тень и он, пошатнувшись, закрыл лицо руками, они бросились к нему.

— Глаза… глаза целы? — выдохнул один.

Закрыв ладонью изуродованное лицо, он протянул руку, словно ища опоры, и сжалось сердце от этого беспомощного жеста.

— Носилки, живо! — крикнул второй.

— Не надо, — сквозь зубы. — Я дойду сам. Покажите дорогу.

— Обопрись на мое плечо, Учитель…

Он старался идти сам. В какое-то мгновение он почти потерял сознание от слабости и боли и буквально повис на руках воинов. В голове мутилось, все плыло перед глазами, но он снова делал шаг. Бесконечные лестницы, мучительно тянущиеся коридоры, высокие залы — бесконечная пытка, мучительно тянущиеся мгновения пути, высокая звенящая нота — как игла в истерзанный болью мозг… Лица рыцарей Аст Ахэ — высеченные из камня маски, смесь потрясения и ужаса от кощунственной невозможности случившегося. Кровавые следы на ступенях, на черных плитах, кровь на руках воинов, кровь сочится меж пальцев. Как много крови…

• Предыдущая
• 101/155
• Следующая