Великая игра - Некрасова Наталья - Страница 49
- Предыдущая
- 49/164
- Следующая
Ульбар снял с огня котелок, неторопливо начал есть, не ощущая вкуса. Взгляд его упал на собственные руки. Он горько усмехнулся. Красивые, изящные, тонкие руки, которые скорее годились бы для женщины, но не для вождя. А сын Ачин — могучий воин, крепкий телом.
Но наставник говорил — дух сильнее, чем меч. А если дух будет побежден прежде тела?
Молодой вождь промчался среди ночи на взмыленном коне мимо часовых. Где-то в степи выли волки — стояла полная луна, и все было видно, как днем. Земля пахла весной. Время зачинать детей, время выгонять скот на молодую траву в дальние пастбища. Срок вешней откочевки близился, а молодой вождь не хотел говорить ни с кем. Ни с седобородыми стариками, ни с покрытыми шрамами зрелыми воинами. К нему не приводили в шатер рабынь и дочерей племени. А последнюю рабыню он просто убил.
Еда не приносила ему удовольствия, плоть спала с его костей. Он мог только пить — вино, сброженное кобылье молоко да злую воду, которую гонят презренные пахари из зерна. Только тогда он мог засыпать тяжелым сном без сновидений.
И стали говорить люди — порча напала на вождя. Порча напала на сына Ачин. И вспомнили о той великой несправедливости, которую учинил его отец своей законной жене.
— Гневаются духи на нас, — говорили старики и женщины, воины и дети. — Порча напала на вождя. Злой дух вселился в него — вон зарубил он свою последнюю рабыню, потому что недостало ему мужской силы.
А сын Ачин жил в страшном мире, в котором в каждой тени, в каждом сне таились духи. Они были ужасны, они лишали его сна и высасывали его силу. И лишь тяжелое беспамятство, которое приносила злая вода, давало ему призрачный отдых. Но после этого тело лишалось сил, а душа — покоя. И не было выхода…
Люди пришли к долине утром ясного вешнего дня. Свора предупредила шамана, и он уже ждал их. Черная кость, презренная кровь… Все пришли с обнаженными головами, в лохмотьях, потупив взгляды в знак покорности. Они стояли, мялись, не зная, с чего начать. А Ульбару было скучно — он уже все знал. И ему в тягость было ждать, пока они осмелятся сказать хоть слово. И потому он заговорил сам:
— Порча на вожде. Род его матери проклят. Убейте его и верните прежнюю законную госпожу, благородную женщину из рода Уль-фангир, и мир вернется в ваши шатры. Я сказал. — Он повернулся и пошел прочь.
На четвертый день те же люди привезли ему голову сына Ачин.
На десятый день на белой кошме правительницы воссела благородная Йанта из рода Уль-фангир. И рабыни одели ее в роскошные одежды, и серебряным гребнем теперь расчесали ее волосы, и принесли ей мед и вино, и молоко, и мясо молодых ягнят, и горячие лепешки из тонкой белой муки, что привозят с севера. И уложили старую владычицу на мягком ложе, которое согрели для нее молодые рабыни, и стража стояла у ее шатра, и власти ее никто не перечил.
Только сын ее, Ульбар, не остался при ней. Никто не видел, как ползла она на коленях за ним и выла, умоляя не бросать ее среди чужих, злых, незнакомых людей на верную погибель.
— Никто не тронет тебя, покуда я жив, — сказал юный шаман. — А жить я буду вечно. Вели приносить в долину довольно еды, и вина, и одежд. И пришли мне красивую молодую рабыню. Прощай.
Он повернулся и ушел.
Рабыня оказалась существом невыносимым. Да, она умела ублажать мужчину, но уже на второй день она начала ныть и требовать служанок, красивых шатров, одежд, украшений и вкусной еды. Она была требовательнее матери. Но мать хотя бы имела право требовать, а эта девчонка, собственность хозяина — по какому праву требовала она? Она хотела быть госпожой, а не служанкой. Ульбар недолго терпел ее и вскоре прогнал. Что-то неладное творится с этим миром, если рабыня так ведет себя с господином. Или он слишком долго жил вне мира и не понимает его законы?
Мать прислала вместо рабыни зрелую женщину, которая умела беспрекословно выполнять все, что приказывал Ульбар. Она готовила пищу, шила одежду, ублажала его ночью, не говоря ни слова. Ее словно бы и не было, все делалось как в сказке, по желанию младшего сына. И теперь он все чаще и дальше уходил в Мир Духов. Но не находил ни покоя, ни ответа на единственный важный для него вопрос — как остаться свободным от жизни и смерти, от своего тела и законов.
Наставник говорил о духах, которые вселялись в живое тело… Но ведь это возможно только до той поры, пока живо его собственное тело, ведь умри оно — и сразу же поводырь поведет его к предкам. Так сказал Волк — уже не наставник. Так говорил дух, житель Мира Духов.
Неужели единственный выход — стать неупокоенным духом? Тем, кто затерялся между мирами живых и мертвых?
В тот день он впервые захотел, чтобы его женщина с ним говорила.
— Как тебя зовут? — спросил он ее, когда она поставила перед ним миску с крепким мясным варевом.
Она не сразу поняла, что он ее спрашивает, и несколько мгновений тупо смотрела на него.
— Как тебя зовут? — повторил он.
— Энгэ, — ответила наконец она. Голос у нее был неожиданно звонкий и приятный. Не то что пронзительно-капризное нытье молодой рабыни.
— Расскажи мне о неупокоенных духах.
— Разве господин не знает? — с потаенным страхом ответила женщина.
— Я хочу услышать, что знаешь ты.
Не говорить же ей, что наставник не успел рассказать, а неупокоенные духи с гостем из мира живых стараются не разговаривать, а сразу нападают, чтобы одолеть его, высосать его силу и забраться в его тело. Но зачем им тело? Ведь они — свободны, они никуда не должны уходить! Так что же их так тянет покинуть бескрайний, чудесный Мир Духов? Бессмертные, свободные…
— Я мало знаю, господин, — ответила она, не поднимая глаз. — Люди говорят, что неупокоенные духи — это великие злодеи, которым от их злодейства везде пути закрыты. Или те, кто при жизни дал клятву, да не выполнил. Или кого проклял сильный человек. Или если кого при жизни связывала большая любовь или дружба, а смерть разлучила. Или кто попал под заклятье великого колдуна или шамана… Я не знаю больше ничего, — жалобно проговорила она, касаясь земли лбом.
— Ты достаточно сказала, — досадливо отмахнулся Ульбар. Все это он уже знал. Он сидел с миской в руках варево остывало, а он все смотрел в огонь, напряженно раздумывая. Клятва. Проклятие. Узы. Ничем таким он связан не был — ведь он живет вдали от людей.
И тут он вспомнил духа в долине Нижнего Мира. Того который убил его наставника.
Спуск всегда был легок и страшен. Свора жалась к его ногам, опасаясь следовать за ним, но он был неумолим. Если он подкармливал свору своими чувствами, когда спал с женщиной, то пусть отрабатывают свою кость. Он гнал псов вперед, по темной тропе, в долину, где стоял дом обитателя древнего кургана. Тело Ульбара лежало в землянке наставника, одурманенное злой травой.
В доме горел холодный огонь мертвых. Дух сидел у очага и смотрел на пришельца. На сей раз его глаза были бледно-синими, как пламя потухающих углей. Он был прекрасен и страшен. Он улыбался.
— Ты пришел, — засмеялся дух. — Вижу, хочешь чего-то от меня? Не пытайся скрывать, твой двойник выдает твои желания, — сухо засмеялся он, словно ветка треснула.
— Ты читаешь мои мысли? — Ульбар сел напротив хозяина. Свора, скуля, жалась в углу.
— Нет. Этого я не могу. Но разве ты сам не видишь радуги вокруг двойника человека? Ну ты и глуп, если до сих пор не научился распознавать смысл ее цветов.
— Расскажи мне! — воскликнул Ульбар.
— Нет, — презрительно ответил дух. — Ищи сам.
Он снова уставился в огонь, и в глазах его плясало синее пламя.
— Отдай мне свою вечность, — наконец глухо сказал Ульбар, почти с ненавистью глядя на духа.
— Вечность? — эхом отозвался дух.
— Я хочу быть свободен, как ты! — крикнул Ульбар. — Хочу быть в Мире Духов всегда, никуда не уходить! Хочу жить вечно!
Ульбар не сразу понял, что дух смеется. В глазах его пламя плескалось уже не синим, а зеленым и красным.
— Свободен? Ты называешь это свободой? Ах-ха! — он внезапно помрачнел. — Ты и правда хочешь моей свободы? — Он как-то странно произносил это слово — «свобода», и Ульбар было засомневался. Но затем припомнил своего наставника, который подчинялся законам мира… Наставник был глуп. И этот дух тоже глуп. Духи бывают глупыми.
- Предыдущая
- 49/164
- Следующая
