Еще одна из рода Болейн (Другая Болейн) - Грегори Филиппа - Страница 45

• Предыдущая
• 45/136
• Следующая

— Боже мой, ты видишь, Мария, как я наказан? У нас двое детей, и один из них мальчик, и у Бесси тоже внебрачный сын, но некому унаследовать мой трон, разве только у Генриха найдется мужество и сноровка завоевать его с боем. А принцесса Мария? Если она займет трон и сумеет его удержать, Англии придется выносить любого мужа, за которого я ее выдам. О Боже, как я наказан за грехи испанки! Как я обманут! И все из-за нее!

Я почувствовала его слезы на моей щеке, прижала к себе, убаюкивая, как ребенка.

— Еще есть время, — шептала я. — Вы еще молоды и полны сил. Если королева освободит вас, у вас еще родится наследник.

Но король был безутешен. Он рыдал как ребенок, и я укачивала его, не пытаясь больше в чем-то убедить, просто ласкала, гладила и шептала: «Тиши, тише, не надо плакать», пока поток слез не иссяк. Он заснул у меня в объятьях — ресницы мокры от слез, уголки пунцовых губ опущены.

Я опять не спала. Голова короля тяжело покоилась у меня на коленях, я обнимала его за плечи и изо всех сил старалась не пошевелиться. Мне было о чем подумать. Впервые я услышала об угрозе для королевы не от членов моей семейки. Раз такое говорит король — она действительно в опасности.

Генрих пошевелился только перед рассветом. Потянул меня в постель, взял быстро, не открывая глаз, и снова задремал. Его разбудило только появление в спальне слуги с горячей водой для мытья да пажа, который пришел помешать огонь в камине. Я задернула вокруг нас полог, накинула платье и сунула ноги в туфли на каблуках.

— Поедешь со мной на охоту? — спросил Генрих.

Я выпрямила занемевшую спину, как будто не я держала тяжесть его тела всю ночь напролет, как будто не у меня все болело.

— О да, — выдохнула я восхищенно.

— После мессы, — кивком отпустил меня.

Я вышла. Георг ждал в прихожей, стойкий, как всегда, раскачивал золоченый футлярчик, набитый травами, втягивал носом запах. Взглянул мне в лицо:

— Неприятности?

— Не у нас.

— Вот и хорошо. А у кого? — бодро спросил брат, взял меня под ручку и повел через комнату и дальше, вниз по ступенькам в большой зал.

— Сможешь сохранить тайну?

На лице нет уверенности.

— Скажи, в чем дело, чтобы я мог судить.

— Думаешь, я полная дура?

Георг выдал самую обаятельную из своих улыбок:

— Иногда так и думаю. Скажи же, в чем дело.

— Это Генрих. Он рыдал ночью, потому что проклят Богом и не имеет сына.

Георг резко остановился:

— Проклят? Он сказал «проклят»?

Я кивнула:

— Думает — Бог наказал его за женитьбу на вдове брата.

Лицо брата озарилось чистейшим наслаждением.

— Пойдем скорее! — Он потащил меня вниз, в старую часть дворца.

— Я не одета!

— Не важно, мы идем к дяде Говарду.

— Зачем?

— Король там, куда мы и хотели его привести. Наконец-то!

— Мы хотели, чтобы он считал себя проклятым?

— Боже милостивый, конечно.

— Зачем?

Я остановилась и попыталась вытащить руку у него из-под локтя, но брат крепко держал меня и тащил вперед.

— Ты и вправду дура, — просто сказал он и забарабанил в дядюшкину дверь.

Дверь приоткрылась.

— Надеюсь, что-нибудь важное? — спросил дядя подчеркнуто вежливо, прежде чем увидел нас. — Входите.

Георг втолкнул меня внутрь и закрыл дверь.

Дядюшка в меховом плаще сидел перед камином, рядом — кувшин эля и стопка бумаг, вокруг никого. Георг быстро оглядел комнату:

— Могу я говорить свободно?

Дядя кивнул.

— Она только что из королевской постели. Король сказал — он бездетен по Божьей воле. Потому что проклят.

Дядя так и впился в меня взглядом:

— Он так и сказал? Сказал, что проклят?

Я медлила. Генрих плакал в моих объятьях, цеплялся за меня, будто я — единственная женщина в мире, способная разделить его боль. Дядя разглядел тень, скользнувшую по моему лицу, — понял, я готова к измене. Он коротко рассмеялся, отправил полено пинком ноги прямо в огонь и жестом велел Георгу усадить меня на табурет у камина.

— Скажи-ка, — тихо, угрожающе произнес он, — ты хочешь увидеть летом своих детишек? Хочешь увидеть своего сыночка прежде, чем он начнет ходить?

Я кивнула, вздохнула и слово за словом пересказала все, что говорил король в тишине и уединении постели. Передала все свои вопросы, рассказала, как он рыдал и когда заснул. Дядя слушал с каменным лицом, по которому ничего нельзя было прочесть. Но вот он улыбнулся:

— Можешь написать кормилице, пусть отвезет ребенка в Гевер. Поедешь к нему уже в этом месяце. Ты все сделала очень хорошо, Мария.

Он махнул рукой, отсылая меня.

— Да, еще одно. Ты охотишься сегодня с его величеством?

Я кивнула.

— Если он опять заговорит об этом сегодня или в любое другое время, веди себя так же. Просто сыграй на его чувствах.

— Как это?

— Веди себя как очаровательная дурочка. Не давай ему советов. У нас достаточно ученых, чтобы объяснить богословские вопросы, достаточно юристов, знающих, как осуществить развод. А ты, Мария, будешь нежной и глупенькой. У тебя это отлично получается.

Он прекрасно видел, как я обижена, и сказал Георгу с усмешкой:

— Ты был прав, Мария — само очарование, лучшая ступенька в нашем пути наверх.

Георг кивнул и потянул меня вон из комнаты. Меня трясло. Стыд за себя, злоба на дядю.

— Что еще за ступенька?

Брат сжал мои дрожащие пальцы.

— Понимаешь, это же его дело — думать о продвижении семьи все выше и выше. Каждый из нас — не больше чем ступенька на этом пути.

Вырваться не удалось, он держал крепко.

— Не хочу я быть ступенькой! Будь моя воля, жила бы я на маленькой ферме в Кенте с двумя детьми и любящим мужем.

Мы стояли в тенистом внутреннем дворе. Брат взял меня одним пальцем за подбородок, повернул к себе и легонько поцеловал в губы.

— Все этого хотят, — лицемерно заверил он. — Все мы в душе простые люди. Но некоторых ждет великое призвание, а ты — величайшая из Болейнов. Развеселись, Мария, представь только, как тошно станет Анне от последних новостей.

Королевская охота продолжалась долго, мы скакали вдоль реки несколько миль, преследуя оленя, пока гончие наконец не загнали его в воду. Вернувшись во дворец, я чуть не плакала от изнеможения, но отдыхать было некогда. Вечером — пикник на реке, музыканты на барках, придворные дамы королевы показывают живые картины. Я наблюдаю с берега, как три барки медленно поднимаются вверх по течению, струящийся поток не заглушает назойливые звуки песни. Анна — на одной из барок, бросает розовые лепестки в воду, изображая резную фигуру на носу корабля, а Генрих не сводит с нее глаз. Рядом с ней другие дамы кокетливо подбирают юбки, собираясь сойти на берег, но только Анна движется так прелестно и вместе с тем естественно, будто знает — за ней наблюдают все мужчины на свете, никто с ней не может сравниться. И такова сила ее уверенности в себе, что ни один придворный не может отвести глаз, всякий действительно считает ее неотразимой. Замерла последняя нота, молодые люди с другой барки прыгают на берег и, обгоняя друг друга, устремляются к ней, а Анна ступает на трап, смеясь и удивляясь безрассудности юных придворных. Я вижу — Генрих улыбается в ответ на ее мелодичный смех. Анна вскидывает голову и идет прочь, будто ни один из них недостаточно хорош для нее. Подходит прямо к королю и королеве, ныряет в реверансе:

— Вашим величествам понравились живые картины? Она задает вопрос, словно она сама, а не королева, устроила пикник для развлечения короля.

— Очень мило, — обескураженно отвечает королева.

Анна бросает на короля пламенный взгляд из-под опущенных ресниц, снова приседает в глубоком реверансе, направляется ко мне и садится рядом на скамью, а Генрих возвращается к беседе с женой.

— Я собираюсь повидать принцессу Марию во время летней поездки, — сообщает он.

Королева скрывает удивление:

— Где же мы с ней встретимся?

— Я с ней встречусь, — холодно бросает король. — Приедет туда, куда прикажу.

• Предыдущая
• 45/136
• Следующая