Еще одна из рода Болейн (Другая Болейн) - Грегори Филиппа - Страница 56

• Предыдущая
• 56/136
• Следующая

— Услышала ее плач и вошла.

— Она плакала? — осведомился недоверчиво.

Снова кивнула.

— Расскажи.

Я молчала. Властно взглянул на меня. Острый, проницательный взгляд карих глаз. Повторил еще раз:

— Расскажи.

— Король объявил, что стремится к признанию брака недействительным, как не имеющего законной силы.

— А она?

— Попрекнула его Анной, а он не отрицал.

Жестокая радость вспыхнула в его глазах.

— Что она делала, когда ты уходила?

— Молилась.

Дядя встал из-за стола, обошел меня, заботливо взял за руку.

— Ты ведь захочешь повидать детей этим летом, правда, Мария?

У меня закружилась голова от тоски по Геверу, по моей маленькой Екатерине, по малышу. Закрыла глаза, на миг как будто увидела их, обняла. Ощутила сладкий младенческий запах чистых волос, нагретой солнцем кожи.

— Поможешь нам — разрешу провести в Гевере все лето, пока двор будет путешествовать. Все лето будешь одна с детьми, никто тебя не побеспокоит. Твое дело будет закончено, и я избавлю тебя от двора. Но ты должна помочь мне, Мария. Скажи мне точно, какие, по-твоему, планы у королевы.

— Она собирается писать своему племяннику. Сказала, знает путь, как доставить ему письмо.

— Надеюсь, ты разузнаешь, как это она переписывается с Испанией, и сообщишь мне. Сделаешь — пробудешь с детьми на неделю больше.

Вернулся за стол, занялся бумагами, бросил небрежно:

— Можешь идти.

Когда я вошла, королева сидела за столом и писала.

— А, леди Кэри, пожалуйста, зажгите еще одну свечу, плохо видно.

Я поставила подсвечник ближе к ее бумагам. Королева писала по-испански.

— Пошлите за сеньором Фелипесом, у меня к нему поручение.

Я медлила, но королева, подняв глаза от письма, коротко кивнула.

— Сходите за сеньором Фелипесом, — приказала я слуге, дежурившему у двери.

Он тут же появился. Хранитель посуды и столового белья, человек средних лет, он приехал из Испании вместе с Екатериной перед ее замужеством, да так и остался у нее на службе. Несмотря на английскую жену и английских детей, не утратил ни испанского акцента, ни любви к Испании.

Я провела его в комнату.

— Оставьте нас, — попросила королева.

Успела заметить — письмо сложено и запечатано ее собственным кольцом с изображением граната с герба Испании.

Я уселась ждать возле окна. Когда он прошел мимо меня, пряча письмо под камзолом, устало отправилась искать дядю Говарда, чтобы рассказать обо всем.

Сеньор Фелипес уехал на следующий день. Дядя нашел меня на извилистой дорожке, ведущей вверх к Виндзорскому замку.

— Можешь отправляться в Гевер, ты хорошо поработала.

— Правда?

— Мы схватим сеньора Фелипеса в Дувре, когда он будет садиться на корабль, плывущий во Францию. Достаточно далеко от дворца, до королевы новость не дойдет. Письмо к племяннику попадет к нам в руки, ее ждет гибель. Государственная измена налицо. Уолси в Риме, королеве придется согласиться на развод, чтобы спасти свою шкуру. Король освободится для нового брака. Этим же летом!

А королева верит, достаточно продержаться до осени, и все наладится.

— Обручение летом, свадьба и коронация по возвращении в Лондон, осенью.

Застыла от леденящей мысли: сестра — королева Англии, я отставная королевская шлюха.

— А я? — сглотнула комок в горле.

— Сейчас поедешь в Гевер. Когда Анна станет королевой, вернешься ко двору, надо будет, чтоб ее окружали члены семьи. Но пока ты свое дело сделала.

— Разрешаете уехать сегодня? — вот и все, что я спросила.

— Если найдешь кого-нибудь, кто тебя отвезет.

— Можно попросить Георга?

— Да.

Сделала реверанс и, ускорив шаг, продолжила путь вверх по дорожке.

— Ты молодец, с Фелипесом получилось удачно, мы смогли выиграть время, — сказал дядя мне вслед. — Королева думает, помощь близка, и не знает, что по-прежнему в одиночестве.

— Всегда рада служить делу Говардов.

Лучше, чтобы никто не подозревал, как я мечтаю похоронить всех, кроме Георга, Говардов разом, в большом семейном склепе и никогда о них не вспоминать.

Брат только что вернулся с конной прогулки с королем и не желал снова садиться в седло.

— Голова раскалывается. Пил и играл всю прошлую ночь. Франциск невыносим… Не поеду сегодня в Гевер, мне этого не вынести.

Взяла его руки в свои и заставила взглянуть мне в лицо. В глазах стоят слезы, сдерживать их уже нет сил.

— Ну пожалуйста, что, если дядя передумает? Помоги мне, отвези меня в Гевер к детям.

— Прошу тебя, не плачь. Не могу видеть твоих слез. Конечно, я отвезу тебя. Пошли кого-нибудь на конюшню оседлать лошадей, мы выезжаем сейчас же.

Я побежала собрать необходимые вещи в сумку и велеть увязать сундук, чтобы отправить следом на повозке, застала Анну в нашей комнате.

— Куда это ты?

— В Гевер. Дядя Говард разрешил.

— А я как же?

Ее безнадежный тон заставил меня вглядеться пристальнее.

— Ты? Ты получаешь все. Боже милостивый, чего еще тебе надо?

Она упала на табурет перед маленьким зеркалом, уронила голову на руки и уставилась на свое отражение.

— Он любит меня. Просто с ума по мне сходит. Я трачу все время, чтобы манить его к себе и отталкивать прочь. Во время танца чувствую его возбуждение. Он страстно хочет меня.

— Так что же?

— Его надо поддерживать в таком состоянии, как соус на медленном огне. Доведешь до кипения — сама ошпаришься до смерти. Если он перегорит, что станет со мной? Остынет и отправится к другой. Надо же ему свой хрен куда-то макать. А соперницы мне ни к чему. Вот поэтому ты мне и нужна здесь.

— Свой хрен куда-то макать? — Она, право, становится хуже базарной торговки.

— Да.

— Обойдешься без меня. Всего-то на пару недель. Дядя сказал — обручение летом, свадьба осенью. А я сделала свое дело и могу быть свободна.

Она даже не спросила, что это за дело. Сестра всегда была похожа на фонарь с опущенными заслонками — светит только в одном направлении. На первом месте — Анна, потом Болейны, потом Говарды. Она не нуждалась в катехизисе Георга. Это мне надо было напоминать о преданности семье, она сама знала, в чем ее интерес.

— Пару недель я выдержу. А потом получу все!

С тех пор как Георг уехал из Гевера, я ничего не слышала ни о нем, ни об Анне. В эти солнечные летние дни двор совершал поездку по Англии, но мне было все равно. У меня дети, дом, никто не следит — не бледна ли я, не умираю ли от зависти. Никто не обсуждает у меня за спиной, лучше я выгляжу, чем сестра, или хуже. Свободна от двора, от постоянной борьбы между королем и королевой. Но самое лучшее — свободна от постоянного ревнивого счета между мной и Анной.

Дети в таком возрасте, когда день пролетает быстро, наполненный мелкими делами. Мы ловили рыбу во рву на кусочки бекона на ниточке. Седлали охотничью лошадь, и каждый из детей катался по очереди, снаряжали экспедиции через подъемный мост в сад за цветами и фруктами, закладывали повозку, выстланную сеном, я сама брала поводья и правила до самого Эденбриджа, чтобы выпить глоток эля на постоялом дворе. Смотрела, как они преклоняют колени на мессе, как округляют глаза, когда священник поднимает облатку. Наблюдала, как они засыпают вечером, видела их разгоряченную солнцем кожу, тень от длинных ресниц на пухлых щечках. Я напрочь забыла о существовании двора, короля, фаворитов.

Потом, в августе, пришло письмо от Анны. Его принес самый доверенный слуга, Том Стивенс, он родился и вырос в Торнбридже.

— От моей госпожи вам лично в руки, — сказал он, преклонив передо мной колено в обеденной зале.

— Спасибо, Том.

— И чтобы никто, кроме вас, его не видел.

— Хорошо.

— Никто и не увидит, потому что я буду сторожить, пока вы читаете, а потом брошу письмо в огонь, и мы убедимся, что оно сгорело дотла.

Я улыбнулась, но почувствовала беспокойство.

• Предыдущая
• 56/136
• Следующая