1941, 22 июня - Некрич Александр - Страница 68

• Предыдущая
• 68/74
• Следующая

Таких бездоказательных авторских выводов мы встречаем немало.

На стр. 116-й идет речь о документах и разговорах с нашим военным атташе Суслопаровым. Если речь идет об официальных документах, идущих по линии официальных органов, тут не только надо поверить на слово, но имеется возможность понять эти документы, убедиться, что это было именно так, что автор, дающий эти данные, не забыл и не перепутал события. Мы уже достаточно научены горьким опытом, когда такая трактовка по памяти или с субъективистских позиций автора приводит к нежелательным последствиям.

Категорическое утверждение тов. Некрича (на 17-й стр.), что в этот период между Германией и Англией не могло быть соглашения, нуждается в основательной подработке. Мы можем понять, почему, например, Сталин мог не доверять западным державам, ибо – только что мы были свидетелями мюнхенского сговора, политики «невмешательства», антикоммунизма и ряда других фактов и событий. Разве была у нас полная уверенность, что Англия будет строго соблюдать все принятые на себя обязательства? Во всяком случае такое утверждение недостаточно убеждает. А последующие факты поведения реакционных кругов Англии во время войны, их линия на соглашение с Гитлером только подтверждают такую неуверенность. Поэтому в таком категоричном утверждении автору следовало бы быть более осторожным.

На стр. 128-й рассказывается о сцене, происшедшей во время проводов японского министра Мацуоки, о прибытии на вокзал Сталина и Молотова. Мне думается, что тут надо было для ясности сказать о политической подоплеке этого акта, какова она была. Об этом каждый внимательный читатель спросит. Такие акты просто так не делались, за ними скрывалась большая политика и ее надо как-то раскрывать.

Или на стр. 16-й дается фраза о том, что расчет на затяжную войну на Балканах не оправдался, но не дается пояснения – чей расчет, на основе чего он строился, на чем основаны подозрения против Сталина в этом? Объяснения этому не дано.

В ряде мест недоговоренность формулировок автора снижает имеющуюся значимость фактов. Хотелось бы, чтобы во втором издании эти вопросы были подробнее раскрыты.

Часты встречающиеся противоречия. На стр. 13-й читаем, что из речей, высказываний и выступлений Сталина видно, что в предвоенные годы он считал главным врагом Советского государства Англию. Можно ли так говорить? Весь народ был мобилизован на то, что придется вести войну не с Англией, а с фашистской Германией.

Или утверждение, что в предвоенные годы Сталин боялся войны, не принимал мер к подготовке… А дипломатические акты Советского Союза, которые сам автор приводит в книге? Разве они не говорят о мерах к предотвращению войны и по подготовке к ней? Наконец -начавшееся передвижение полевых войск из глубины к западным границам (стр. 140-я).

О директивах Тимошенко. На стр. 154-й говорится, что директива № 1 отдана в 0 ч. 30 мин. 22 июня – привести войска в боевую готовность и ждать особых распоряжений. Стр. 156-я. Война началась. Тимошенко четыре раза звонит Болдину и приказывает: «Никаких мер не предпринимать, кроме разведки вглубь территории противника на 60 километров». Мемуары Болдина поставили автора в неловкое положение. Разведка вглубь территории противника на 60 км – это и есть особый вид боевой деятельности. Весь этот разговор Болдина с Тимошенко слишком несерьезен, чтобы автору можно опираться на него.

Стр. 157-я. В 7 ч. 25 мин. 22.VI. Тимошенко дает директиву – открыть активные наступательные действия, обрушиться всеми силами и уничтожить… «но границы не переходить…» Автор усматривает в этом пороки руководства, но бездоказательно, со ссылкой на М.В. Захарова. Это неубедительно, ибо через 23 часа невозможно было определить характер и масштаб начавшихся боевых действий, и Верховное командование не могло собрать более подробную информацию. Директива в 7 ч. 30 мин. отвечала всем требованиям первого этапа войны.

На стр. 223-й автор ссылается на самого себя (сноска 14), но не на другие источники. Стр. 124-я. Как-то не верится, что 11 июня уже Сталину было известно о приказе начать эвакуацию немецкого посольства из Москвы. Так в практике агрессоров не делалось нигде.

Вот такие несоответствия бросаются в глаза, их немало. Хотелось бы, чтобы автор перед подготовкой 2-го издания внимательно сам прошел по ним и устранил.

Книга очень полезная, нужная. Можно приветствовать ее второе издание.

Слово имеет тов. Тельпуховский.

Я присоединяю свой голос к общей оценке книжки. Книжка полезная, читается с интересом, будет иметь определенный интерес для советских читателей, с интересом будет прочитана за рубежом нашей страны.

Я согласен с теми замечаниями, которые сделала редакция первого тома и не буду их повторять.

Мне представляется, что напрасно тов. Кулиш брал под сомнение оценку тов. Деборина, в которой говорится, что в книге имеется некоторая односторонность в освещении наших военных неудач, не указывается на ответственность и других лиц. Закономерное замечание, правильное. Мы должны глубоко разбираться, освещать события 22 июня 1941 года. За это, мне кажется, не стоит обижаться. Вряд ли стоит обижаться за те замечания, которые были сделаны в адрес автора о том, что имеет место некоторая односторонность в критике причин военных неудач, что указывается лишь о Сталине, об ответственности других лиц не говорится. Эта критика правильная. Я согласен с тем положением, которое выдвинул сам Кулиш, что нам нужно объективно глубоко освещать вопросы, связанные с причинами наших военных неудач. В этом отношении нашими историками проведена большая работа, но многое недоделано. Здесь перед историками стоит большая, глубокая научно-исследовательская работа, и сразу, с маху эти вопросы не решишь.

Вот здесь тов. Кулиш совершенно правильно сделал замечание в адрес автора о несуразице с директивами. Но я хочу отметить, что историки не разобрались до сих пор, почему такая получилась несуразица: в течение нескольких часов три оперативных стратегических директивы; какие причины, почему такая свистопляска получается? И, мне кажется, ответили историки на этот вопрос поверхностно, объяснили это растерянностью и нерешительностью. А когда глубоко подумаешь, вдумаешься в эти вопросы, то видишь, что это не совсем так.

Речь идет не о растерянности и нерешительности, а причины здесь более глубокие.

Нащупывая пути к решению этой задачи, мне представляется, для этого надо вскрыть объективные глубокие причины наших военных неудач, надо тщательно проанализировать военно-политическую обстановку накануне Великой Отечественной войны, проанализировать глубоко ту политику, которая проводилась в капиталистическом мире, и ту, которую проводил Советский Союз.

Я не удивлю вас, сказав, что накануне войны были два политических курса в этой области. Один курс – западных стран, которые вели политику подготовки к войне с Советским Союзом, причем они пытались столкнуть Германию с Советским Союзом, использовав ее для военного выступления против СССР. По этому вопросу они время от времени сходились, но когда западные державы убедились, что палка с двумя концами может обратиться против них, они вынуждены были сменить свою тактику в отношении Советского Союза. А после падения Парижа наступило некоторое отрезвление правящих кругов Англии и США.

Другая линия политики была – во что бы то ни стало предотвратить войну, не дать себя спровоцировать. Это политика нашей партии. Но после того, как пала Франция, очевидно, эта политика и с нашей стороны не совсем отвечала действительности. На Западе происходит переоценка отношений с Германией. Очевидно, она должна была происходить и у нас. Надо было заметить новые тенденции, намечавшиеся в области внешней политики, а они, видимо, с нашей стороны не были полностью замечены и, как свидетельствуют наши документы и наш опыт, мы продолжали придерживаться той же политики и той же оценки положения, какие сложились еще до падения Франции. Здесь не следует критиковать за установившуюся оценку, обстановка была совершенно другая. Назовите в истории хотя бы одного крупного военно-политического деятеля, который иначе оценивал бы военно-политическую обстановку того времени – никто не мог бы, ни в западном мире, ни у нас, предсказать, что Франция падет так скоро. И Сталин тоже полагал, что война примет затяжной характер, и Сталин рассчитывал на раскол в капиталистическом мире, на то, что война затянется на значительный срок, что это время может быть использовано для передышки, для того, чтобы добиться раскола в капиталистическом мире, а пока заключить договор с Германией, выиграть время и использовать лучшие возможности.

• Предыдущая
• 68/74
• Следующая