Гурман - Варго Александр - Страница 27

• Предыдущая
• 27/71
• Следующая

— Я через Интернет место себе нашел в тату-салоне. Они мои работы видели, — взволнованно сказал Слон, словно защищаясь. — Все же лучше, чем на складе грузчиком или обдолбанных придурков татуировать!

— Что ж, — медленно произнес Георгий. — Ты хочешь начать новую жизнь. Это твое право. Но клуб — не кружок по вышиванию, Слон. Если ты уйдешь, то обратной дороги уже не будет.

— Ты считаешь, я не думал об этом? — Слон сверкнул глазами. — Даже не представляешь, чего мне стоило это решение!

— Слон!..

— Я три дня не спал, даже жрать не мог! — перебил Гунна толстяк. — И не называй меня больше этим дурацким погонялом. У меня есть имя!

Гунн поднял стакан и посмотрел сквозь него на Слона. Он чувствовал себя окончательно разбитым.

— Ладно, Вася. Давай хоть за мой новый тарантас, что ли, накатим.

— Это дело, — оживился Слон. — Уж что-что, а байки для меня святое. После вкусной жрачки, конечно, — поправился он, когда они выпили. — Покажешь хоть?

Приятели захватили с собой фонарь и вышли наружу. Сгущались сумерки, от леса веяло прохладой.

— Ты только на него не садись, ладно? Без обид, — предупредил Гунн.

— Не буду, — пообещал Слон.

Гунн распахнул тент «Газели», взял у друга фонарь и направил луч на мотоцикл. Слон с большим трудом взобрался в автомобиль, и «Газель» тут же просела под весом колосса.

— Охренительная машина! — с благоговейным трепетом выдохнул он, дотрагиваясь до гладкой поверхности бака.

Обсудив достоинства мотоцикла, они направились к дому, и вдруг Гунн застыл, глядя куда-то в сторону.

— Ты чего?

— Мне показалось, будто кто-то спрятался за забор, — сказал Георгий.

— Не может быть. Тут никого нет на ближайшие три километра. Ты просто вискарика перебрал.

Георгий молча обошел дом. Он никогда не жаловался на зрение и не мог ошибиться. Рядом кто-то был. Именно человек, а не бродячая кошка.

— Гунн, заползай в хаус, — позвал его Слон. — Если что, у меня винтарь есть. Кто сунется — башку снесу.

— Мне это не нравится, — пробормотал Гунн.

Он чувствовал, что уже порядочно напился. Садиться за руль в таком состоянии было просто сумасшествием.

— Слушай, мне обратно уже не резон ехать. Я у тебя заночую? — спросил он, когда они вновь уселись перед телевизором.

— Не вопрос.

Слон отнес на кухню грязные тарелки и вернулся с пакетом сушек.

Он с хрустом разгрызал их одну за другой и вдруг сказал:

— Гунн, я все же хотел извиниться перед тобой. За Катьку. Я наш спор имею в виду. Честно, прости. Это был самый отстойный и тупейший прикол.

— Я и сам хорош. — Георгий вздохнул и добавил: — Лошадь сдохла.

— Какая лошадь? — не понял толстяк.

Он стряхнул крошки с бороды и пялился осовелыми глазами в экран, где начали передавать биатлон.

— Неважно, Вася. То есть Слон. Тьфу, Вася!..

Слон хихикнул, а Гунн сонно взглянул в окно.

— Можешь надо мной ржать, но я задницей чувствую, что за нами все время кто-то наблюдает, — сказал он, но Слон не слышал его.

Позвонила Мышонок, сообщила, что не приедет, и Слон немного расстроился. Когда виски и сушки закончились, он, пошатываясь, побрел на кухню за коматозным солнышком.

Гунн взял пульт, стал мотать каналы и остановился на очередном выпуске новостей. Худенькая ведущая напомнила зрителям, что маньяк, сбежавший несколько дней назад, до сих на свободе. Она сказала, что губернатор настоятельно призывает не выходить на улицу без особой надобности, сообщать обо всех подозрительных личностях.

— Что, опять про психопата показывают? — спросил Слон и плюхнулся на диван, издавший возмущенный скрип под необъятной тушей.

Он поставил на стол ледяной графин с мутно-оранжевым самогоном.

— Вот ведь урод-то! — сквозь зубы проговорил Гунн, глядя на экран, где в тысячный раз демонстрировалась фотография Живодера.

— Ты еще всего не знаешь, — сказал Слон, икнув. — У меня знакомый на складе. Его брательник в ментовке работает. Он рассказал, что этот Малышев не просто замочил всех у егеря в избушке. Он головы поотрубал к чертовой матери. Мажора одного парализованного заставил крючки проглотить и таким макаром наружу кишки тащил на инвалидной коляске.

— Скорее бы его пристрелили, — сказал Гунн. — Как собаку бешеную.

— Как собаку, — машинально повторил Слон. — Ты что с тем парнем-то делать будешь?

По интонации, с которой была произнесена эта фраза, Георгий сразу понял, что дорожный капитан подразумевает Олега Пылаева.

— Не знаю, — признался он. — Дантист против, чтобы мы его прессовали.

— Мне не понравилась его рожа. В самый последний момент, когда он ствол достал, — выдержав паузу, проговорил Слон. — Такой будет мстить. Я у него это в глазах прочитал.

— Я что-то совсем не узнаю нашего храбреца. — Гунн выдавил из себя усмешку. — Ты что, испугался?

За дверью послышался шорох, и они одновременно повернули головы.

— Слон, где у тебя ружье? — спросил Гунн. — Похоже, твой дом окружают монстры.

Толстяк молча зашаркал в спальню, вернулся с охотничьим карабином и щелкнул затвором.

— Запри дверь, — сказал Георгий. — На все замки.

Слон пьяно захихикал.

— У меня замков-то — щеколда одна. Еще ведро и швабра.

— Ты лучше диван свой перед дверью поставь и дрыхни там. Тебя даже отряд спецназа с места не сдвинет.

— Гунн, моя дверь открывается с другой стороны. — Слон покачал головой.

— Извини.

«Домой! — неожиданно заколотилась в мозгу Гунна лихорадочная мысль. — Вызывай такси и вали отсюда».

Он поднялся с дивана и пробормотал:

— Нет, никуда я не поеду.

— Может, еще по одной? — предложил Слон. — А то ведь рвану в Москву. Когда еще увидимся?

Байкеры выпили еще. Потом еще и еще.

Гоша не помнил, как лег спать.

— Гунн! — вонзился ему в уши чей-то хнычущий голос.

Георгий с трудом разлепил глаза. Тело его онемело, больше всего болели руки и щиколотки. Он повертел головой, поморгал, попытался пошевелить руками и ногами, чтобы разогнать кровь, но безуспешно.

«Связан, — промелькнула мысль, и байкер почувствовал страх, змеей вползающий внутрь. — Твою мать, да я еще и голый, на мне даже трусов нет!»

— Гунн! — продолжал его звать кто-то.

Это был Слон. Вася Матреночкин.

Извиваясь угрем, Георгий уперся головой в стену. Помогая себе связанными ногами, он смог немного приподняться, прислонился к трубе отопления и только теперь понял, что именно к ней был прикручен липкой лентой. Что за дерьмо?!

— Слон?

В ответ он услышал какое-то невнятное блеяние, посмотрел прямо перед собой и увидел своего необъятного товарища. У него перехватило дыхание.

Слон, абсолютно голый, лежал на полу, прямо посредине комнаты. Его громадные руки и ноги были разбросаны в стороны, кисти и ступни прибиты к полу толстыми штырями, а глаза закрывала черная повязка. Он тяжело дышал, то и дело облизывал губы.

— Гунн… — жалобно протянул он.

— Я здесь, — хрипло отозвался юноша.

Толстяк слабо улыбнулся и заметно успокоился.

— Слон, что тут происходит?

— Происходит? — глупо переспросил тот, заелозил на полу и всхлипнул. — Да не знаю я. Ничего не чувствую и не вижу. Не могу пошевелиться. Это ты меня связал?

— Нет, — выдавил из себя Гунн.

Его взгляд метнулся к окну. За ним кромешная темень. Значит, еще ночь. Что-то произошло, пока байкеры спали. Он вспомнил странный шорох снаружи, пока они сидели за столом, и заскрипел зубами. Его взор внезапно наткнулся на тряпочку, аккуратно расстеленную у головы Слона, приколоченного к полу. На ней лежали шприц и несколько ампул. Может, поэтому Слон ничего не чувствует? Еще он заметил рядом с диваном большую черную сумку. Когда они сидели за столом, ее не было.

— Гунн, развяжи меня, — попросил Слон, подергал руками и ойкнул.

Из пробитых конечностей по широким доскам струились ручейки крови. Один из них проложил дорожку до Гунна, коснулся его босой ступни.

• Предыдущая
• 27/71
• Следующая