Избранное - Несин Азиз - Страница 63
- Предыдущая
- 63/105
- Следующая
– Есть, говорите? А эти женщины живут со своими мужьями?
– Нет, они в разводе. Одна два раза обручалась, но замуж так и не вышла. А одна, правда, замужем…
– Точно… Это как раз-то и подтверждает мою мысль… Дорогой мой, вы человек умный. Лет пять-десять тому назад у женщин такого не бывало. Почему вместо приличествующих им иголки, спиц, кисточки они схватились за ножи? Почему они не играют на скрипке, на пианино, а с остервенением комкают глину и кромсают дерево?
– Так что же, Мухиттин-бей?
– А-а-а, вот я и ждал, когда наконец вы спросите, в чем же дело. Многие из подруг Сабихи занимаются керамикой и резьбой. Как вы изволили правильно заметить, почти все они устраивают выставки. Я до вчерашнего дня думал: «Молодцы женщины, не сидят сложа руки, не сплетничают, занимаются делом…» Между тем совсем не в этом дело.
– А в чем же?
– Одна из подруг Сабихи уже давно приглашала меня в свою мастерскую посмотреть ее работы… Сабиха ходила, ей очень понравилось. И я решил пойти. Прихожу вчера, а служанка открывает мне дверь и говорит: «Хозяйка занята». Знали бы вы, во что она превратила дом! В одной комнате торчит печь для обжига, в другой – кучи глины, а все домочадцы в одной комнате ютятся. Потом служанка проводила меня в мастерскую. И что же я вижу… Сидит она над кучей глины и ничего вокруг не видит. Даже, что посторонний вошел, не заметила. А я, не проронив ни звука, потихоньку присел в сторонке. Вид у нее, прямо сказать, страшный: волосы растрепаны, глаза горят – настоящая ведьма. А она красивая женщина! Но тут… я даже не знаю, как вам передать то, что я увидел… Нужно мне было взять кинокамеру, на пленку снять… На мраморной плите – куча глины. Месит она эту глину и приговаривает: «Гнусный негодяй. Подлец!» Выругается, да как даст кулаком по куче. Я сначала подумал, что женщина спятила. Потом закричала: «Кемаль, Кемаль!» и бросилась на глину, ногами ее топчет! Кемаль – это ее муж, с которым она разошлась… Значит, женщина колотила не глину, а воображаемого мужа.
Я пересел на табуретку и не спускал с нее глаз. Она месила еще очень долго, и наконец из бесформенной массы стала проступать безобразная фигура. Отбежала и стала плевать, а потом толстой колотушкой наотмашь бить, приговаривая: «Вот тебе подлецу, вот негодяю. Такую женщину, как я…» Затем скинула халат – жарко стало – и снова набросилась на глину с воплями. Когда совсем изнемогла, наполнила стакан вином и с жадностью осушила, а глине, то есть своему бывшему мужу, пригрозила: «Ты не думай, что это все, что ты избавился… Я тебе еще надаю!» Бросила глину на мраморный стол, помяла немножко. Получилась какая-то фигура. Отошла на два шага назад и как даст кулаком. И так несколько раз подряд. Я полагал, что пытка несчастного Кемаля кончилась. Оказывается нет… Она открыла дверцу электрической печи. И шварк туда свое изделие. Дверцу захлопнула и торжествующе воскликнула: «Вот так, гори теперь!» В изнеможении опустилась в кресло и, вздыхая, произнесла: «О боже мой, теперь мне полегче».
Меня так и не заметила. Я потихоньку вышел и прикрыл дверь плотнее. Голова шла кругом.
А еще есть у нас знакомая дама, которая вырезает из дерева, она замужем. «Зайду-ка я к ней», – думаю. Любопытство одолевало… Пошел без приглашения. Ее мать, поприветствовав меня, сказала, что дочь работает.
– Прекрасно, разрешите мне ее посетить в мастерской. Я не буду ее отвлекать…
– Вот-вот придет Бурхан, – ответила женщина, – а вы оставайтесь у нас на ужин. Я к бакалейщику, на минутку…
Бурхан – это муж художницы.
Как и у керамистки, в доме все вверх дном. И тоже с растрепанными волосами и горящими глазами, держа в руках что-то вроде секиры или топорика, хозяйка обрубала брусок дерева. Ударит и воскликнет: «Вот тебе! На тебе!»
У этой очень благородной дамы, причем большой модницы, на гвоздях по стене висели молотки, тесаки, рубанки, топоры, пилы. Она хватала первый попавшийся инструмент и со злостью отрезала, отпиливала кусок за куском, верно воображая, что это Бурхан. Иногда отходила шага на два назад, склоняла на бок голову, будто любовалась делом своих рук… На этот раз она разделывала фигуру острым стальным зубилом. Она долбала деревянного Бурхана с таким остервенением, что мне ее стало жаль. На огне в это время калились железные прутья… Схватив один из них, она приложила к тому месту, где должно быть лицо. «Сейчас я тебе выжгу глаза!» – Раскаленным стержнем она, издавая свистящие звуки, выжигала на дереве с разных сторон черные круги, при этом подпрыгивала и пыхтела, как крышка на кипящей кастрюле. Так раскаленными стержнями она выжигала раны на деревянном теле мужа. Я не мог больше смотреть на эту пытку, поднялся и на цыпочках вышел в коридор.
После этого я долго не мог прийти в себя. Эти исступленные женщины преследовали меня. Мне нужно было с кем-то поделиться. И я рассказал все, что видел, своему старому другу. Он с усмешкой посмотрел на меня и проговорил:
– Все так… это они мстят своим мужьям… Они с удовольствием убили бы их, но этого сделать не могут, и вот на глине или дереве вымещают злобу.
– Да, но женщина, которая занимается резьбой, живет со своим мужем…
– Ей не лучше… она выжигает глаза деревянной фигуре и находит в этом успокоение… Хочешь, я дам тебе эту злополучную книгу, почитай…
Я взял книгу и поспешил домой. Жены моей не было. Она, как сказала дочь, пошла смотреть работы одной своей подруги. Я сразу же принялся за чтение… Это книга, о которой я вам говорил вначале. Только тут я понял, почему наши женщины занимаются таким трудным делом. Жена вернулась домой, и как вы думаете, что она сказала?
– Я тоже теперь буду заниматься керамикой!..
– Ни в коем случае! – закричал я.
Меня охватила ярость, я разбросал все изделия из керамики, что были дома, и стал бить их, топтать ногами. А все деревянные скульптурки побросал в печку… И вот я у вас. Скажите, отчего души этих художниц горят желанием совершить преступление? Если Сабиха попытается заняться искусством, братец, я с ней разведусь.
– По-моему, расходиться вам после стольких лет совместной жизни не стоит…
– Но что же мне делать?
- Предыдущая
- 63/105
- Следующая
