Ибн Сина Авиценна - Салдадзе Людмила Григорьевна - Страница 22

Бурханиддин-махдум подробно рассказал народу о шести годах жизни Ибн Сины в Бухаре — с 999 года по 1005-й. И в конце заключил:

— Ибн Сина потому сразу не уехал, что в Бухаре в то время было много трупов — от войны. По прибытии в Хорезм он начал писать знаменитый свой врачебный «Канон». А в первом уже томе есть раздел, посвященный анатомии, которую Ибн Сина изложил точнее и, полнее Галена. А ведь галеновская анатомия — выдающееся открытие. Европа пользовалась ею более 1500 лет! Как же Ибн Сине удалось превзойти Галена? Вот, посмотрите! — Бурханиддин-махдум нарисовал углем на ладони человеческий глаз и поднял ладонь над толпой.

— Сколько поэтов пропели этому чуду природы гимнов! Ибн Сина же взял нож, разъял его И вот что написал: «Мышц, движущих глазное яблоко, — четыре по четырем сторонам: сверху, снизу и у обоих уголков глава. Каждая из них движет глаз в свою сторону. Еще две расположены несколько вкось. Они движут яблоко по яругу. Позади яблока, — вы слышите — позади!.. Имеется мышца, подпирающая… полый нерв! Нерв утяжеляет мышцу в не дает ей расслабиться, что привело бы к пучеглазию»… Много надо было вскрыть трупов и передержать в руках человеческих глаз, чтобы написать такое.

В толпе воцарилась тишина.

— Он не только открыл мышцы глаз, — продолжает Бурханиддин, — он одним из первых определил и главенствующую роль сетчатки, описал семь видов язв роговицы, дал свою теорию зрения, перечеркнув теорию зрения Платона Аристотеля и Галена! А ведь ему в то время было всего 25 лет! Он описал даже операцию по удалению катаракты и три оболочки глаза с соответствующими им тремя жидкостями, чего Тоже Нет у Галена. Вот доказательство. Я читаю: «Первая оболочки — снег (хрусталик), вторая — расплавленное стекло (стекловидное тело), третья — яичный белок (влага передней камеры)». — Бурханиддин-махдум рывками отпил воду из кувшина. 9 А описание сердце?! Что, мол, имеет оно три полости и дна придатка в виде ушек. Придатки эти сморщены и расслаблены, пока сердце сжато. А при расширении натягиваются и помогают выжимать содержимое внутрь.

— О боже! — проговорил кто-то в толпе. — И сердце разрезал?

— А что он пишет о костях? Вы только послушайте! «Позвонки стланного хребта — основа, на которой тело построено, как корабль на брусе… А есть еще кости, подвешенные к частям тела, как кость, похожая на букву „лям“, которая связана с мышцей гортани… Совокупность костей черепа, например, — броня мозга, которая его закрывает и предохраняет от бедствий. Почему хорошо, что череп состоит не из одной кости, в из многих? Если случится порча кости, то она не распространится на весь череп. Кроме того, в одной кости не может быть различия в отношении твёрдости и мягкости, рыхлости и плотности, тонкости и толщины. Швы природные между костями открывают возможность мозгу дышать…»

Несколько человек в толпе упали. Али тоже, еще немного, в ужасе закрыл бы голову руками.

— Поэтому он и в Газну не уехал! — устало закончил Бурханиддин. — Султан Махмуд звал об этих его подвигах. И заманивал его, чтобы убить. Хотел землю от него очистить.

Волна проклятий, зародившаяся в толпе, перетерла имя Ибн Сины, как руки перетирают ком земли, и бросили его на ветер. Муллы сидели ни живы ни мертвы — такого гнева бухарцев они не ожидали. Особенно буйствовали брадобреи, исполняющие в городе и функции врачей: кровь кому пустить, ришту вымотать. Они боялись, что если не проклянут всенародно Ибн Сину, то их приравняют к нему и перестанут и ним ходить… Русские офицеры поспешно покинули площадь.

Али спрашивал потом старика Муса-ходжу ночью, когда все в Арке стихло:

— А вы, вы читали «Канон», отец?

— Я лечил тебя по нему!

— Но ведь он же резал людей! Это правда?

— Правда.

— Нет! Не может быть! Не верю! — И Али заплакал, уткнувшись и грудь старика.

— Плачешь… значит, любишь. Как же Муса-ходжа объяснял загадку нахождения Ибн Сины и Бухаре до 1005 года и его отъезд потом в Хорезм?

Вот этот рассказ, но мы пропишем его новыми фактами, которые Муса-ходжа в 1920 году не мог знать.

Как истинный ученик Фараби, Ибн Сина верил, что мир нуждается в Мудрецах, а не в военачальниках. Его потрясло, что держава, на создание которой и столетнее Существование ушло столько сил, рухнула в один миг. Что осталось от нее? Кочующий по царским дворам с протянутой рукой Мунтасир. Ибн Сина мысленно прошел весь путь державы, от истоков до гибели, пытаясь понять необходимость ее существования: не философы ли читают уроки мира?

Саманиды считали себя потомками Бахрама Чубина. А он был из знатного парфянского рода Михранов. Знатных этих родов насчитывалось 240. Парфяне — родственники скифов, поднялись на одной волне с саками и юечжами, ворвавшимися во II веке до н. э. в Среднюю Азию из Центральной Азии, откуда вытеснили их хунны и сяньби. Парфяне продвинулись дальше всех на запад. Три эти народа, словно три резинки, стерли повсюду греческую власть.

Парфа пыталась возродить могущество первых персов — Ахеменидов, славу Кира, но и от обаяния греческой культуры не могла освободиться. Сила Парфы 240 аристократических семей, составлявших тяжелую конницу. Всадник и лошадь покрыты железными пластинками, как серебряной чешуей. Так снаряжалась хунны, юечжи, саки, а потом и тюркюты, благодаря железу Алтая.

Парфу в 224 году сокрушили персы из области Парсуа (к югу от озера Урмия). Они возродили традиции и славу Ахеменидов — своих далеких предков, сокрушивших в V веке до н. э. Ассирию. Эти новые персы, образовавшие государство Сасанидов, полностью истребили парфянский дом, оставив знаменитые 240 семей, откуда и вышел Чубин — лучший полководец Ирана. Его очень ценил шах Хосров Ануширван, муж дочери тюркюта Истеми. Через год после этих событий между Бахрамом и Шер-и Кишваром — внуком Истеми, насадившим Абруя в мешок с красными пчелами и основавшим город Бухару, произойдет бой, о котором до сих нор складывают легенды.

Когда Хосров сжег шелк на глазах согдийского купца Маниаха, тюркюты обещали Согду завоевать свой путь в Византию. Антииранская коалиция, собранная грузинским царем Гуарамом Багратидом, «окружила Персию, как тетива концы лука». Первая проба сил: Шер-и Кишвар (а по-тюркски Янг Соух-тегин, или Савэ) разбил 75-тысячную иранскую армию и навел такую Панину на Иран, что шах Хормузд, сын Хосрова и дочери Истеми, послал против него лучшего своего полководца Бахрама Чубина.

Битва состоялась в 589 году. О ней интересно рассказывает советский ученый Л. Гумилев[40]. Внук Истеми — иранский шах Хормузд — применил против внука Истеми — тюркюта Савэ — хитрость. Придворный советник Хуррад Бурзин, посланный якобы заключить мир, вошел в доверие к Савэ и уговорил эту простодушную Степь изменить направление наступления, заманив его, таким образом, в Гератскую долину. Через узкий проход Баророн Бахрам Чубин неожиданно вышел в спину Сава, Отступать — значит погибнуть, потому что проход вдоль реки Герируд из-за быстрого ее течения невозможен.

Как же тюркюты бились! Этот бой стал их вечной славой. Неимоверными усилиями они освободили для себя спасительный проход Баророн. Но Бахрам Чубин дал приказ стрелять и глаза слонов Савэ. Обезумевшие животные начали топтать тюркютов. И вот тут-то и выстрелил Бахрам Чубин в грудь Савэ на лука, который и с 700 метров пробивал каленый железный щит.

Потом Бахрам осадил Пайкенд, под Бухарой, и сын Савэ — Пармуда — сдался. Бахрам разграбил сокровищницу Афрасиаба, надел на себя корону, серьги, пояс Сиявуша в с огромной добычей вернулся и Иран. «Если бы Савэ победил Чубина я прошел до Рума, от Ирана остался бы комочек воска», — сказал Хуррад Бурзин, обманувший Савэ. «Своим выстрелом в грудь Савэ Вихрам Чубин спас Иран», — сказали персы, сделавшие Бахрама национальным героем.

Затем началась темная история национального героя: не поделил с шахом добычу, пытался завоевать трон, год царствовал, а потом, изгнанный, бежал к тюркютам, бывшим своим врагам, к главному их хану Юн Йоллыгу, сыну Шету (который поехал поохотиться в Китай и там умер). Бахрам Чубин женился на дочери Юн Йоллыга и стал жать в Балхе — «горсть персов в море тюркютов».