Ибн Сина Авиценна - Салдадзе Людмила Григорьевна - Страница 82

— А что такое „недим“? — спросили в толпе.

— „Недим“ — это друг царя, — ответил Даниель-ходжа. — Как говорит Низам аль-мульк, недим должен быть непринужденным в общении, чтобы природа царя была открыта перед ним. Не должен состоять на службе, не должен поучать царя.

Действительно, Шамс ад-давля сделал Ибн Сину недимом. Поправившись, начал ходить походами на курдов. Возвращался с поражениями. О, эти курды! Сколько гениальных полководцев сломало о них зубы!

Правда, Ибн Сина предлагает больше думать о внутреннем устройстве государства, о разумности налогов, о строительстве ирригационной сети, о справедливости законов.

— А ты похож на царя обезьян, — шутит Ибн Сина. — Приходит он к своим мартышкам и говорит: „Утром я буду давать вам по три ореха, вечером! — но четыре“. Обезьяны кричат, возмущаются. „Ну хорошо! — говорит парь, — утром я буду давать по четыре ореха, вечером — по три“. Так и ты разговариваешь со своим войском.

— Хорошо Махмуду! — горячится Шамс ад-давля. — У него на завтрак Индия, на ужин — Хорезм. Ешьте, сколько хотите!

— А ты скажи воинам: „Утром вы строите канал, вечером получаете зерно, которое у тех же курдов ценится больше золота“.

— Да они разорвут меня!

— Что ж… В одной древней китайской книге сказано: „Тот, кто хочет проявить благородство, прежде всего должным образом правит государством. Тот, кто хочет должным образом подвить государством, прежде всего правильно управляет своим домом. Тот, кто хочет правильно управлять своим домом, прежде всего добивается собственного совершенства. Тот, кто хочет добиться собственного совершенства, прежде всего делает правым свое сердце. Тот, кто хочет сделать правым свое сердце, прежде всего приводит в согласие свои мысли с истиной“.

Расходятся в молчании эмир и недим.

Дома Ибн Сина усиленно работает. Рядом с ним сидят и пьют вино, тихо беседуя между собой, брат и Масуми. Это Джузджани разыскал их, помог встретиться. Брат рассказывает о тревожной обстановке в Хорезме. Заканчивается 1016 год.

Хорезм-шах Мамун по совету Беруни помирил караханидских ханов — братьев Арслана-Глухого, правящего Бухарой, и Кашгарского Туган хана. Заключил С ними союз. Узнав об этом, Махмуд отправил грозные письма караханидам. Оба ответили: если между Мамуном и тобой есть недоразумение, мы готовы быть вашими посредниками.

Махмуд получил пощечину.

Караханиды и Мамуну предложили посредничество, а от посылки вооруженной помощи отказались, Мамун пошел на унижение — отправил Послов к Махмуду с извинением. Махмуд принял их, сказав, что между ним и Мамуном нет никаких разногласий, но только они ушли, послал Мамуну письмо:

Мамун исполнит все три требования, если Махмуд пойдет все же войной-единственная надежда на войско под командованием Али-тегина, стоящее у Хазараспа, его личное войско.

И тут произошло непредвиденное: Алп-тегин убил везиря и советников… Мамун заперся во дворце. Мятежники подожгли дворец, ворвались в него, и среди горящих, рушащихся балок Алп-тегин лично всадил Мамуну в сердце нож. Это произошло 20 марта 1017 года. До сих пор вызывает недоумение неожиданное такое предательство. Уисури написал по этому случаю стихи:

Уисури выделяет слово „купленного“… Почему? Если предположить, что Алп-тегин был подстроенно продан, то есть внедрен, то он был постоянно занесенной рукой Махмуда над простодушным и чистым Мамуном. Вот так и окончил свои дни 27-летний Мамун II — гурганджский эмир. Больше всего на свете он ценил „книгу и чтение ее, возлюбленную и любование ею, благородного человека и заботу о нем“, — напишет уже в плену у Махмуда Беруни, вспоминая эти события.

Беруни был увезен вместе с другими учеными в Газну. Ибн Сина, выслушав рассказ брата и Масуми (своего бухарского ученика), несколько дней не притрагивался к еде. Его рука, замерев над рукописью, долго оставалась в таком положении. Иногда глаза, подернутые слезами, начинали мрачно сверкать, а потом внезапно гасли, и на это было страшно смотреть.

Эмир Алим-хан пришел на площадь Регистан неожиданно — в золотом, нестерпимо сверкающем на солнце наряде. Пришла власть. Все упали ниц. Шейх аль-ислам: прочел молитву.

— Практическая математика — механика, — сказал Бурханиддин-махдум, — по-отечески оглядывая народ. — Ну, в этой области Ибн Сина ничего особенного не создал.

— Осмелюсь перебить, — поднялся ювелир усто А'ло. — и Я слышал легенду… Гора назвала человека ничтожеством… Мол, никогда ты не сравняешься со мной, — ювелир посмотрел на эмира.

Все вздрогнули. Многие пожалели, что пришли сегодня на площадь.

— Человек ничего не ответил Горе, — продолжает усто А'ло, — но стал таскать землю К класть ее около Горы.

Таскал до самой смерти. И что же? Едва присыпал подножию Горы, но дети того человека продолжили его работу, и тоже до самой смерти таскали землю.

Потом дети тех детей, внуки и так далее. И вот сейчас, говорят, как раз настало время, когда Гора, созданная человеком, сравнялась с той Горой.

„Где-то в Белоруссии красные погнали поляков, а здесь как отзывается… — подумал, эмир, разглядывая перстни на пальцах. — Это, кажется, ювелир говорит — тот, что расхаживает по ночам“.

— А какое это имеет отношение к механике? — улыбнулся Бурханиддин. — Механика — это… ну, чертежа машин, устройство механизмов, ворот там, рычаг, блок винт, клин… Мы это сейчас рассматриваем. И если говорить честно, Ибн Сина действительно ничего нового в механику не внес. Так говорят специалисты. Русские, например. А уж русские механику знают! Вон какую дорогу нам построили! Железный ветер… НИ один мусульманин не может спокойно стоять около Нее. На колени падает.

— „Рычаг нужен для того, чтобы поднять Груз, говорит Ибн Сина, — опять встал Муса-ходжа, — при этом рычаг надо опереть на другое тело“. Так?

— Так, — кивает Бурханиддин.

— „Человек отличается от других животных тем, что не может жить в одиночестве, опираясь лишь на собственные силы“, — продолжает Муса-ходжа. — Это тоже слова Ибн Сины, из „Книги исцеления“. И там же он пишет: „Чтобы людям жилось хорошо, им надо вместе трудиться, соблюдая нормы справедливости“. А это, на мой взгляд, — повышает голос Муса-ходжа, — стержень рычага. „Для осуществления благородных норм человеческого общества, — говорит Ибн Сина, — нужен хороший законодатель“, ну, тот, кто нажимает на рычаг, — пояснил Муса-ходжа. — „Законодатель, озаренный мудростью провидения“… — Муса-ходжа повернул свои слепые глаза на эмира.