Между нами, девочками - Нестерова Наталья Владимировна - Страница 13

• Предыдущая
• 13/22
• Следующая

— Ты что, милая, творишь?

А дело уже сделано, на полголовы череп сверкает. Клиенты и мастера в покатуху. Кроме старушки, конечно.

Не дав народу отсмеяться, блондинка, поджав губки, спрашивает:

— И что же у меня общего со старушкой?

— Парик, который мы подарили бабульке.

— У меня свои волосы! — вопит саранская красавица, в доказательство дергает себя за локоны.

И вызывает новый взрыв смеха.

Попалась! Не знает, что в нашей компании ради острого словца мать родную не пожалеют. Тех, кто шуток не понимает, выбраковывают. Лишь для меня исключение делается. А два исключения — перебор, всю малину портить.

Отмечаю небольшое снижение температуры моего мужа. Он тем временем в лицах рассказывает, как к нему вчера пришла наша дочь и сообщила:

— Папа, я знаю, для чего у котенка шарики на животике! Для мяуканья! Когда на них нажимаешь, Барси к мяукает.

— Какие шарики? — недоуменно спрашивает блондинка.

Под общий гогот я прошу Доктора:

— Объясни девушке про шарики!

— Генитально! — воет он от смеха.

Блондинка покрывается пятнами и надувается как жаба. Стрелять глазами в моего мужа, искоса голову наклоня, охота у нее пропадает.

Саша благородный человек, он всегда протянет даме руку помощи. В свойственной ему манере. Наливает блондинке вина и говорит тост:

— Глядя на вас, хочется еще раз пожелать вам здоровья!

Пятна на лице блондинки сливаются в общий пунцовый колер.

Как все дети, мой муж не любит быть уличенным в злодеянии и бежит от людей, которых нечаянно обидел. Я могу расслабиться: температура у Саши упала до стандартных тридцать шесть и шесть.

Хоровое пение — последний номер программы. Игнатов берет гитару и кивает мне:

— Запевай!

Голос у меня народный, открытый и сильный, тексты знаю наизусть. Умело веду песню, друзья по ходу вспоминают слова, горланят и не боятся оскандалиться, прикрытые моим сопрано.

— Заведующая, частушки! — требует народ.

Оттого что пою я с каменным лицом, только играю голосом, комический эффект усиливается. На последних строчках озорных частушек замолкаю, друзья их скандируют хором.

Залетная блондинка напрасно демонстрирует оскорбленные надежды: думала, соберутся столичные интеллигенты, а пришли зубоскалы и охальники. На нее никто не обращает внимания. Отбора не прошла.

Вечер удался, как всегда у Игнатовых. Мы идем с Сашей к метро, болтаем о домашних мелочах. Вдруг он приосанивается.

— Заметила, как блондиночка на меня смотрела? — гордо спрашивает муж.

— А ты грелся, грелся как утюг, — с готовностью подтверждаю я.

— Бритая старушка! — веселится Саша. — Шарики у котика!

— Генитально!

Нас скрючивает от смеха. Мы потешаемся: он над своей влюбчивостью, я над своей ревнивостью. Или наоборот: он надо мной, я над ним — не важно.

Чувство юмора у меня отсутствует. Но в редкие минуты, подобные этой, просыпается счастливая детская смешинка. Муж относится к ней как к подарку небес. Он на любые жертвы готов пойти, чтобы меня рассмешить. Даже предлагал: хочешь, весь сеанс в кино, две серии, просижу в позе летчика, катапультировавшегося головой в землю? Не поможет.

Я начинаю подозревать, что флирт с блондинкой — заранее спланированная акция. Но Сашиного актерского мастерства недостаточно, чтобы произвольно менять температуру тела… Зато моего воображения с лихвой хватает, чтобы приписывать ему донжуанские наклонности.

Проказник и хулиган, трудно воспитываемый мальчишка, он заглядывает мне в глаза и нахально заявляет: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Последним смеется тот, до кого, наконец, дошло!»

• Предыдущая
• 13/22
• Следующая