Руфь. Непреклонная - Риверс Франсин - Страница 9

— Господи, помоги нам преодолеть эти горы, — шептала она каждую ночь, прежде чем закрыть глаза.

С каждым днем дорога становилась круче и труднее, дни жарче, а запасы еды все меньше. Ноеминь устала, и Руфь взяла ее кладь. Когда свекровь отчаивалась, Руфь расспрашивала ее о Вифлееме, о ее детстве, надеясь таким образом возродить в ней прежнюю решимость достичь цели путешествия.

— Каждый день приближает нас к Вифлеему, матушка.

— И что ждет нас там? Никого из тех, кого я знала, уже не осталось в живых.

— Может, там есть друзья, о которых ты забыла.

— И которые забыли меня, — Ноеминь заплакала, как часто делала, когда была близка к полному истощению сил. — Нищета — вот что я смогу предложить тебе дома. В Вифлееме нет никого, кто принял бы нас.

Она закрыла руками лицо и всхлипнула.

— Оглянись назад, посмотри, сколько мы уже прошли, — сказала Руфь, тяжело дыша под поклажей.

— Посмотри, как далеко нам еще идти. Все вверх и вверх, все время вверх.

Руфь посмотрела вокруг. Подходящего для отдыха места не было. Им не оставалось ничего другого, кроме как идти дальше. Она готова была расплакаться вместе с Ноеминью. Ее спина болела от мешков, которые она несла целый день, в глаза попал песок, в горле пересохло. Руфь сжала в руках маленькую бутылочку, которую она носила на шее, повесив на веревочку. Сосуд был наполнен слезами, пролитыми ею по Махлону, — знак уважения и любви. Выпустив его из рук, она закрыла глаза.

— Господь видит нашу скорбь, матушка. Он знает наши нужды.

— Где же Он?

Руфь сжала губы, чтобы удержаться от крика отчаяния и разочарования. Она не могла позволить себе поддаться унынию. Если она сделает это, что тогда будет с ними?

— Руфь, я больше не могу идти. Слишком тяжело. Я не могу. Оставь меня здесь умирать. Я больше не вынесу. Я слишком устала!

Руфь переложила мешки на один бок и другой рукой обхватила Ноеминь, поддерживая ее.

— Ты должна идти. Еще немного. Мы найдем место для ночлега и будем отдыхать.

— Утром я буду такой же усталой. Я больна и вымотана.

— Мы дойдем, матушка.

— И что же будет, если мы дойдем? — сказала с горечью Ноеминь, ноги ее волочились, она буквально повисла на руке Руфи. — У меня нет земли. Нет дома. Нет ни мужа, ни сыновей. Что нас ждет?

Сдерживая слезы, Руфь ответила:

— Я не знаю, но что бы ни ожидало нас, Бог поможет нам.

В конце концов она больше ничего не могла сказать. У нее самой едва хватало сил идти вперед до тех пор, пока они не находили место для отдыха. О, пожалуйста, Боже, помоги нам.

Когда они прошли поворот дороги, Руфь увидела в скале большую расщелину.

— Еще несколько шагов, — повторяла она, уговаривая Ноеминь.

Расщелина оказалась достаточно широкой, чтобы укрыть обеих женщин на ночь.

Ноеминь со стоном опустилась на землю, прислонившись спиной к валуну. Руфь поморщилась, сбрасывая с плеч поклажу, и села рядом. Она пошевелила плечами, чтобы облегчить боль, сковавшую мышцы.

— Мы почти на вершине, — произнесла она, прижимаясь головой к холодному камню. — Завтра мы будем в Иерусалиме.

Ноеминь молчала. Она тяжело дышала, закрыв глаза, лицо ее от переутомления побледнело.

Руфь снова поднялась и развернула подстилку. Она разломила пополам лепешку с изюмом.

— Тебе станет лучше после того, как ты поешь.

Ноеминь взяла кусок лепешки и стала медленно жевать ее.

Руфь видела, что в глазах свекрови блестели слезы.

— Если Бог даст, то завтра мы будем в Вифлееме, — сказала Ноеминь, складывая руки на коленях. — Он совсем недалеко от Иерусалима.

Руфь улыбнулась и прикрыла ладонью руку Ноемини.

— Ты почти дома, матушка.

Ноеминь закрыла глаза, но слезы уже скатились по ее запыленным щекам. Руфь села поближе к ней и крепко обняла ее. Ноеминь склонила голову на плечо невестки и через минуту уже спала.

Господи, Господи… Руфь не знала, о чем еще молиться. Она слишком устала для того, чтобы думать, но не для того, чтобы испытывать страх. Благодарю Тебя, Господи, за то, что Ты довел нас до этого места. Прошу Тебя, и теперь не оставляй нас.

Руфь знала, что настоящее испытание ее сил только начинается. С каждым днем Ноеминь все больше и больше зависела от нее. Руфь не возражала против этого, однако ее мучила тревога.

Что будет с ними, когда они придут в Вифлеем?

Когда до Вифлеема было уже совсем недалеко, Ноеминь с новой силой загорелась желанием добраться до своего дома. Встав до восхода солнца, женщины отправились в дорогу, им предстояло одолеть последний участок пути. Силы Ноеминь восстановились. Руфи уже не приходилось уговаривать ее, как прежде.

— Теперь уже недалеко, совсем недалеко, — приговаривала Ноеминь.

Когда взошло солнце, они шли по дороге мимо Иерусалима. Еще было утро, когда они вступили в Вифлеем. В центре города возле колодца собрались женщины. Смеясь и разговаривая, они доставали воду для домашних нужд. Заметив Руфь и Ноеминь, они столпились вокруг колодца и стали разговаривать тише. Руфь почувствовала, как напряглась Ноеминь.

— Пойдем, матушка. Может быть, ты узнаешь кого-нибудь из них, а мне надо наполнить мех.

Одна женщина, самая старая, отделилась от остальных.

— Неужели это Ноеминь?

Нахмурив брови, она откинула голову, как если бы плохо видела.

Руфь нежно прикоснулась к руке своей свекрови.

— Вас не забыли. У вас еще есть друзья в Вифлееме.

— Это Ноеминь! — старуха подошла к ней, протягивая руки. — Ноеминь, ты вернулась!

Женщины в большом волнении закричали, подходя к Ноемини. Руфь отступила назад, мысленно благодаря Бога за то, что ее свекровь помнили и так тепло встретили. Может быть, восторженный прием этих женщин поднимет дух Ноемини.

— Ноеминь, ты выглядишь так, будто прошла сотни миль!

— Где ты была все эти годы?

— Мы слышали, ты ушла в Моав.

— Что с тобой случилось?

Руфь видела, как возрастало беспокойство Ноемини. Свекровь оглядывалась по сторонам, как бы ища возможность ускользнуть от расспрашивающих ее женщин.

— Я помню тот день, когда вы ушли из Вифлеема с мулами, нагруженными вашими пожитками.

— Что с вами случилось?

Руфь могла только представить себе, о чем думала ее свекровь. Ноеминь была дома, в Вифлееме, но без всяких средств к существованию. Она находилась среди друзей, но было видно, что она вызывала у них лишь жалость и любопытство. Переживая за Ноеминь, Руфь не знала, что предпринять. Может, ей стоит протолкнуться в центр круга и попытаться выручить свою свекровь? Или это только ухудшит дело? Женщины окружили Ноеминь плотным кольцом, предоставив Руфи созерцать их спины. На самом деле ни одна из них не удостоила ее своим вниманием, разве что враждебным взглядом.

Они не старались скрыть то, что ошеломлены появлением Ноемини.

— Где твой муж, Елимелех?

— Такой высокий, красивый мужчина.

Женщины со всех сторон наступали на Ноеминь, задавая ей вопросы, которые только воскресили боль недавних трагических событий.

— У тебя были сыновья. Где они?

— Они, конечно, остались в Моаве!

— Где же Махлон и Хилеон?

Женщины говорили все разом, их все усиливавшийся интерес был прикован к несчастью Ноемини. Что касается Руфи, то они не удивлялись ей и не оскорбляли ее, поскольку предпочли просто не обращать на нее внимания. Ноеминь предупреждала, что ее не примут в Вифлееме.

— Мой народ будет смотреть на тебя как на чужеземку. Но хуже всего то, что они узнают в тебе моавитянку.

Все в облике Руфи изобличало ее национальность. Ее наряд отличался от одежды этих женщин, и кожа ее была темнее. У нее не было денег, чтобы сменить платье, и, естественно, возможности изменить цвет кожи. Требовалось время, чтобы эти люди приняли ее.

— Не рассчитывай, что кто-нибудь пригласит тебя в свой дом, — говорила Ноеминь.

Еврей не мог пригласить в свой дом чужеземца и не оскверниться при этом.