Позвони в мою дверь - Нестерова Наталья Владимировна - Страница 44
- Предыдущая
- 44/74
- Следующая
Сидевший напротив Тренер изучал содержимое бумажника Петрова. На другом конце стола Медведь и Сашок готовили ужин — вскрывали разбойничьими финками банки с консервами. На Петрова никто не обращал внимания, словно он был мебелью, неодушевленным предметом. В поведении бандитов не было игры, нарочитости, только равнодушие — абсолютное, как к кандидату в покойники.
Его взяли в заложники, будут требовать выкуп? Или просто ограбят и пристукнут?
— Чего вы хотите? — спросил Петров Тренера, который был в шайке за главного.
— Я хочу увидеть небо, голубое, голубое, — весело пропел тот на мотив популярной песни. — Очухался? Вот и лады. Сейчас мы проведем переговоры в теплой дружеской обстановке, — кривлялся Тренер, — которые закончатся подписанием важных политических документов.
Он отгреб в сторону деньги и пластиковые карточки из бумажника Петрова, достал из своей сумки папку, вытащил из нее бумаги и положил перед Петровым:
— Прочитайте и распишитесь. Впрочем, можешь не читать, только подпись разборчивую поставь.
Тебе ведь, фраер, не надо объяснять, что лучше по-хорошему? Чтобы мальчику не больно было, когда мы станем ему пальчики по одному — ам, откусывать. — Тренер издевательски клацнул зубами.
Все обстояло гораздо хуже, чем ожидал Петров.
Ограбление или выкуп заложника — детские игры по сравнению с тем, что от него требовали.
Главные интересы холдинговой компании «Класс» были связаны с производством и сбытом компьютерной техники. Но фирма также владела акциями десятка предприятий других профилей. В свое время российский рынок являл собой мечту богатого инвестора — куда ни кинь, всюду была ниша, в которую можно вложить деньги и быстро получить сверхприбыль: будь то торговля продуктами питания и одеждой или автомобильные перевозки, строительный бизнес или телекоммуникации. «Класс» плодил «дочек», которые, возмужав, захотели самостоятельности. Но не тут-то было. Петров и Ровенский успели, пока не был принят запрещающий закон, провести консолидацию акций по простой и действенной схеме, в результате которой бывшие мелкие акционеры лишались собственности, становились наемными рабочими, а все пакеты акций оказались в руках у троицы. Никто не обездоливал бывших владельцев, пистолетов к вискам не приставляли и акцию стоимостью в сто рублей покупали у них за тысячу долларов.
К моменту, когда Петров отправился «охотиться на тюленей», у него было двадцать процентов всех акций компаний холдинга «Класс», столько же у Потапыча, у Ровенского — шестьдесят процентов.
Петров мог оставить Ровенскому простую доверенность на голосование его акциями, но он передал их в доверительное управление Юрию. Иными словами, Ровенский должен был управлять имуществом Петрова в пользу лиц-бенефициаров — жены и детей Петрова.
И вот теперь недоумок, у которого даже имени нет, только кличка, подсовывает Петрову под нос договор на продажу всех акций Петрова какому-то мифическому Каблукову Ивану Ивановичу за смехотворную сумму в полмиллиона долларов. Похоже на дурной сон, бред. Во сне не бывает бумаг, где точно указаны не только паспортные данные Петрова, но и пункты из реестров акционеров и номера лицензий, присвоенные Регистрационной палатой.
— Не хочешь подписывать? — ласково спросил Тренер.
Петров быстро пролистнул бумаги, а теперь заново внимательно их перечитывал — тянул время, лихорадочно соображая: кто стоит за Каблуковым, что они затеяли?
Медведь и Сашок, услышав вопрос Тренера, бросили свои занятия, подошли, стали по обе стороны от Петрова.
— А ключи от квартиры вам не нужны? — зло ухмыльнулся Петров.
И тут же его голова оказалась как обручем захвачена мощной рукой Медведя. У Петрова громко хрустнули шейные позвонки.
— Все это филькина грамота, — просипел он, указывая на бумаги.
— А мне побоку, что там написано, — благодушно заверил Тренер. — Мое дело автограф получить. Отпусти его. Медведь. Куда этот придурок денется?
Освобожденный Петров надсадно откашливался. Его колотило от бешенства. Тренер заметил, хихикнул:
— Мальчик вибрирует. И правильно делает! Но я добрый дядя, я дам тебе возможность подумать до утра. А потом ты, поганка, сможешь доставить Сашку и Медведю большое удовольствие. Им нравится плохих мальчиков щекотать. Ты не левша? Слышь, Сашок, он не левша. Значитца, левая рука ему не нужна и один глазик тоже лишний.
Медведь и Сашок мерзко заржали. Петрова прошиб холодный пот. Он решил сыграть труса, что далось ему почти без труда.
— Я плохо себя чувствую, — сказал он, закрывая лицо руками.
— Отдохни, — кивнул Тренер. — Ползи в угол и громко не плачь, завтра нарыдаешься.
Петров встал, шатаясь, дошел до тюфяка, рухнул на него. Он повернулся лицом к стене, пытаясь отвлечься от шума бандитской трапезы и проанализировать ситуацию.
Есть две вводные — финансовый договор и он сам. Его жизнь сейчас под большим вопросом. Об этом потом. Договор. Он абсурден. Большинство предприятий «Класса» — закрытые акционерные общества, это значит, что их акции нельзя продать первому встречному. По закону вначале другие акционеры должны отказаться от их приобретения, а потом уже право покупки предоставляется человеку с улицы. Подобные сделки не делаются с вечера наутро — это длительный бюрократический, юридический процесс. Бандиты, конечно, ничего в этом не смыслят. За ними кто-то стоит. Кто? Такой же узколобый, как они, или профессионал?
Петров мысленно перебирал кандидатуры. Он никого не мог назвать конкретно, но вспомнил десяток людей, которые могли связаться с бандитами и пойти на преступление. Ровенский и Потапыч легко блокируют эту сделку, аннулируют договор. Они не допустят, чтобы в «Классе» появился чужой интерес.
Если бы у Петрова была возможность перекинуться с ними парой слов! Об этом приходится только мечтать. Итак, если он подпишет договор, будет большая морока, но фирму можно спасти. Вопрос в том, можно ли спасти самого Петрова, ведь этот договор одновременно его смертный приговор. Или нет? Что они задумали? Соглашение бессмысленно, если Петров остается в живых, он всегда может его опротестовать.
Статья сто семьдесят девятая Гражданского кодекса — недействительность сделки, совершенной под влиянием обмана, насилия, угрозы, злонамеренного соглашения одной стороны с другой стороной (Каблуков! Поручик Киже! Раздери его в корень!) или стечения тяжелых обстоятельств. Его обстоятельства не просто тяжелые — они смертельные.
Петров в эти минуты не страшился смерти. У него хотели отобрать то, что нажито за долгие годы каторжным трудом, что попрало юношеские иллюзии и питалось мечтаниями о светлом будущем детей. Голова трещала от боли и от досады — чтобы выстроить уравнение, не хватало данных.
Бандиты устраивались на ночь. Они связали Петрова: на запястья и лодыжки накинули петли, которые соединили за спиной короткой веревкой. Через час он завыл от боли. Но никто не откликнулся на его призывы. В громком храпе бандитов ему слышалось издевательство — над ним, беспомощным, корчившимся в попытках освободиться или хотя бы разогнать кровь в мышцах, скрипящим зубами, проклинающим весь белый свет и себя самого.
Под утро он провалился в сон, как в темную яму.
Стратегию своего поведения он продумал настолько, насколько она возможна в игре без правил, с противником, которого не знаешь и чье оружие тебе неведомо.
Утром, когда его развязали, Петров долго не мог встать — растирал сведенные болезненной судорогой руки и ноги. Бандиты завтракали и наблюдали, похабно комментируя, его «массаж». Затем свалили объедки в одну тарелку и предложили — ешь.
Петров однажды читал, что узники фашистских застенок, кроме физических страданий, невероятно тяжело переносили моральное унижение — абсолютное вселенское равнодушие палачей. Гестаповцы относились к ним не как к людям, врагам, животным, праху, тлену — а как к пустому месту. От этого испытания человеческая натура трещала по всем швам.
- Предыдущая
- 44/74
- Следующая
