Школа для толстушек - Нестерова Наталья Владимировна - Страница 50

• Предыдущая
• 50/83
• Следующая

Главная ниточка – толстопузая неряха и алкоголичка, вдова Костика. За ней установили круглосуточное наблюдение, первые же результаты которого заставили задуматься. Она моталась по Москве, зарегистрировала благотворительный фонд, вложила деньги в инвестиционную компанию. За ней явно кто-то стоял. Самой дурынде не хватило бы ни мозгов, ни смелости заняться выгодным бизнесом.

Через подобные фонды прокачиваются большие деньги, и ею руководил умелый и ловкий дирижер. Кто – установить не удавалось.

Но дирижер совершил почти невероятное. Когда Наветов увидел Ксюшу на фото, не узнал сначала. Вместо толстой бабы – слегка полноватая женщина со стильной прической и в дорогом костюме. Даже выражение лица у нее изменилось. Прежде было сонно-тупое – теперь энергичное и деловое.

Наветов ломал голову, но концы не сходились. Костик на роль дирижера не годился – он в финансах и фондах не смыслил. Его видели в отрепьях, а вдова щеголяет помолодевшая и модно одетая. Таинственный покровитель не водит ее в рестораны и на светские мероприятия. Разъезжает дамочка на джипе с водителем, живет в унаследованном коттедже в компании, которая ни с какого боку не годится ей в друзья и вообще представляет собой странное ассорти. Пара ученых, собирающихся эмигрировать, чиновник из префектуры с безработной женой и водитель, бывший автогонщик, – всех их проверили досконально. Ребенок и свора собак не в счет. Ни одной зацепки. Дирижером теоретически мог быть чиновник, о нем особенно тщательно наводили справки – пусто, мелкая серая сошка. Его жена, вернее, безумное количество ее родственников, потребовали неделю работы. Опять неудача – работяги и полунищая интеллигенция, вроде учительниц младших классов или инженеров в ЖЭКах.

В поселке, правда, о трех женщинах ходили слухи, но они скорее смахивали на бредни. Больше всего разговоров было о собаках, на них Наветову плевать – хоть крокодилов разводите. Он сдерживал злость, которая плохой советчик, и размышлял, как свести к минимуму неизвестные данные в уравнении, – при таком их количестве правильное решение невозможно.

Самым тревожным было то, что Ксения Самодурова (Наветов уже не обзывал ее мысленно презрительными эпитетами) наводила справки о некоторых людях, кое с кем даже встречалась. Эти люди были опасны, отношения к фонду иметь не могли, зато связаны в прошлой жизни с Костиком. О чем они разговаривали, оставалось тайной, и даже попытка в нее проникнуть могла обернуться бедой. Начальник службы безопасности предлагал переходить к активным действиям, к разработке Самодуровой. Наветов не спешил, хотя чувствовал, что под ним горит земля. Он всегда наносил удар, точно выяснив уязвимую точку и сконцентрировав в одном броске максимальные силы. Стрелять по воробьям – не его стиль. Он требовал информацию, информацию и еще раз информацию.

В понедельник, после ударных выходных, за завтраком собрались все обитатели Санлюба. Разговор носил исключительно деловой характер и касался порядка отъезда в Москву и возвращения обратно. Для двух транспортных средств, джипа и «Жигулей» отбюллетеневшего Васи, рассчитали маршруты и загрузку пассажиров. Так, наверное, ведут себя враждующие стороны, вынужденные обсуждать детали мирного сосуществования. Ни улыбок, ни шуток, взгляды не в лицо, отрывочные фразы. Вася заканчивает работу в семь, может заехать за Марком. Тот пока упакует вещи. Олег отвезет женщин в город, а дальше пусть сама Ксюша водит джип, ему нужно деньги зарабатывать. У Поли один анализ, после она купит продукты. Кто ее привезет домой? Разбирайтесь сами.

По хмуро-каменным лицам мужчин трудно догадаться об их переживаниях. Они держались, как говорится, застегнутыми на все пуговицы. А к женским лицам приклеилось затравленное выражение несправедливо обиженной и униженной добродетели.

Результаты Полиных анализов были эталонно отличными. Но на слова врача: «Радуйтесь, отличные показатели!» – она лишь горько вздыхала. Зачем ей показатели, да и операция, если Вася отказывается ими воспользоваться?

Ирине влюбленность Юсупова теперь не казалась ни забавной, ни милой, ни смешной. Этот развязный и настырный, малокультурный и дурно воспитанный молодой человек олицетворял ее семейную трагедию и вызывал почти ненависть. Навязчивый воздыхатель, поняла она, во сто крат хуже объекта безответной любви. Не завидовать, а сочувствовать надо женщинам, которые пользуются успехом и атакуются поклонниками со свирепостью голодных оводов. Несколько месяцев назад Ирина с трудом прятала свои чувства под маской начальственной строгости, а теперь едва сдерживала негодование.

– Вы, Никита, очень осложняете мою жизнь! Ваше поведение выходит за границы порядочности и моральных норм. Никогда! Слышите? Никогда в отношениях с вами я не переступлю деловых рамок. Тому нет, не было и не будет оснований. Через две недели мы расстанемся навсегда. Пожалуйста, постарайтесь держать себя в руках. Не преследуйте меня! В противном случае у меня останется о вас самое неблагожелательное воспоминание.

С таким же успехом Ирина могла увещевать стол, стул или другой предмет мебели. Юсупов слышал только то, что хотел слышать.

– Две недели! – схватился он за голову. – Ничтожно мало! Я погиб! Ирина, смилостивьтесь надо мной!

– Да вы больны! Вам лечиться надо!

– Надо! – быстро согласился Юсупов. – И только вы можете меня спасти. Одно свидание! Ирина! Пойдемте сегодня в ресторан или на концерт в клуб бардов?

– Куда-а-а? Выйдите из кабинета! Я запрещаю вам входить сюда без приглашения!

Юсупов на запрет не обратил внимания. Через час он снова был у Ирины, с букетом цветов и предложением отправиться вечером в кегельбан.

Она швырнула цветы в корзину – поступок, которого никогда от себя не ожидала.

– Это чудовищно! Вы! Вы прилипчивый, как жевательная резинка!

– Обзывайте хоть чертом, хоть дьяволом.

– Поймите вы, наконец, что ваши усилия напрасны.

– Не факт. Вы плохо меня знаете. Давайте ближе познакомимся?

Ирина взяла в руки книгу и предупредила:

– Сейчас она полетит вам в лицо!

– Правда? – обрадовался Юсупов. – Вам так идет страстность! Как долго я был идиотом, не замечал такую женщину!

– Я не знаю, что делать, – обреченно вздохнула Ира и положила книгу на место.

– Погуляем в парке? – просительно заглянул ей в глаза Никита. – Один час? Полчаса? Десять минут?

– Хорошо, – смирилась Ирина, – но только не сегодня и не завтра. Я сама назначу день и время.

– Но через два дня слишком поздно, – торговался Никита. – Я не могу столько ждать.

Он вел себя как избалованный ребенок, требующий новую игрушку.

– У меня расписана каждая минута, но я постараюсь выкроить время, – пообещала Ира, чтобы только избавиться от него.

Ксюша заключила с Костиком договор. Наследство остается ей, Костик даже выдал расписку: «Я, Константин Александрович Самодуров, не претендую на полученное моей женой после моей смерти наследство в виде одного миллиона долларов США и загородного дома». Ксюша, конечно, понимала, что правомочность расписки равняется нулю. Покажи она кому-нибудь этот опус, на нее посмотрят как на умалишенную. Но Ксюша подхватила у юристов фразу «сей документ скорее джентльменское соглашение и моральный императив, чем юридическое обязательство».

– Это твой моральный императив! – потрясла Ксюша перед Костиком бумажкой. – Понял?

Костик не понял, но с готовностью согласился. Ксюша обязалась помочь ему связаться с людьми, которые вставят фитиль Наветову.

Только на первый взгляд Ксюшина задача – сказать пару слов кому надо – выглядела простой. Костик оставил о себе недобрую память. Его не любили за бахвальство, привычку выпячивать свое "я" и унижать других.

Пусть с оговорками, но в любом сообществе, в тюрьме или колхозе, ценятся люди верные, на помощь отзывчивые и душевно щедрые. Костик не только не обладал этими качествами, но был ходячим воплощением их противоположности. Его терпели, потому что он мог оглушить бьющей через край любовью к себе самому, не скупился на кутежи и вовлекал в загулы множество народу. Он не был ни бандитом с большой буквы, ни вором в законе, связи в криминальном мире имел обрывочные и непостоянные. С помощью Наветова стремительно выбился в богачи и был новым русским в его анекдотной ипостаси – недалекого ума прожигателем жизни.

• Предыдущая
• 50/83
• Следующая