Средство от облысения - Нестерова Наталья Владимировна - Страница 2
- Предыдущая
- 2/43
- Следующая
– Понятия не имею о ее двухцентнеровом муже, – продолжала Лена, вытирая лечебную массу на щеках мужа. – Ты не волнуйся, мы сейчас разберемся.
Володя стоял памятником, на котором побывали все окрестные голуби.
– И разбираться нечего! – пролаяла Иванова. – Не перестанешь кобеляж с моим Пашкой разводить, я тебя удавлю вместе с этим, дерьмом намазанным. Если у тебя мужик немощный, то нечего с других штаны стаскивать и чужим добром пользоваться! – Она снова раскачала клипсы так, что они грозили улететь прочь.
– Прекратите немедленно! – Лена чуть не плакала. – Держите клипсы, то есть уходите немедленно!
– Я-то уйду, но ты поняла, шлюха? Мокрого места не оставлю!
Мотнув шариками, Иванова вышла. Дверью она хлопнула вызывающе громко. От косяка отлетел кусок штукатурки и упал на пол.
– Володя, это какой-то ужас! Она сумасшедшая, правда? – перевела дух Лена. – Что ты молчишь? Поверил, дурачок? – Она растерянно улыбалась.
Он не отвечал.
– Володенька! – Лена заглядывала в глаза мужу. – Ну ты что? Я сама испугалась. Представляешь, вот так ворвется в дом ненормальная, а вдруг с ножом? А если дети одни дома? Я тебе давно говорила: надо цепочку врезать и глазок прибить. То есть наоборот, цепочку прибить, а глазок врезать. Ой, до чего я испугалась!
Володя молча отстранил жену и пошел в комнату. Лена хотела броситься за ним, но из кухни опять появилась Настя:
– Мама, теперь котлеты горят.
Лена побежала спасать ужин. Пока она орудовала на кухне, Володя собирал вещи.
Лена перехватила мужа уже на пороге.
– Ты куда? С чемоданами? – ахнула она.
– Детей береги, – не глядя на нее, с мукой произнес Володя и вышел.
Опять штукатурка посыпалась. Лена несколько секунд молча смотрела на дверь.
– Дочь, – машинально позвала Лена, – возьми полотенце, догони отца, он голову забыл смыть.
Нелепый фарс разрешился поздно вечером, когда к Лене пришла соседка с верхнего этажа занять сахар. Лена уже не рыдала, а громко и нервно икала. Соседка настороженно оглядывалась по сторонам.
– У тебя Иванова была? – спросила она, продолжая стрелять глазами, словно туша Ивановой могла спрятаться в каком-нибудь углу.
– Откуда-ик ты зна-ик-шь?
– В окно видела, как она в подъезд входила. Ну все, думаю! Кранты! А ее нет и нет. Я на площадку тихонько вышла, а у вас сыр-бор, светопреставление.
Какой позор! – подумала Лена. Мысли путались, казалось, их тоже рубит икота. Но все-таки она сообразила:
– Она к тебе приходила? Ты ведь тоже Лена?
– Точно, – кивнула соседка. – Квартиры перепутала. Но ты никому не говори, хорошо? Нет, что за бабы, честное слово! Прям там смылится с него! Пупсик он! – мечтательно хохотнула соседка. – Такой мужик! Хочешь, познакомлю, когда у нас кончится?
– Меня познакомишь? – удивилась Лена. – Зачем? И как это «не говори»? – От возмущения она даже икать перестала. – От меня муж ушел, поверил этой глыбе жира.
– Вижу, – посочувствовала соседка Лена, – физия у тебя заплаканная. Вот мужики! Одни претензии! Ну что мы от них имеем? Одну клетку подарит! Сперматозоид! – Лена показала краешек ногтя. – Только в микроскоп увидишь! Наградил и завалился на диван телевизор смотреть! А ты девять месяцев носи, грудями корми, пеленки стирай!
Еще в школу вызывают, учителя говорят, у вашего сына воображение неразвито. Какое, к лешему, воображение, когда он у отца сигареты ворует?
В отличие от Лены Соболевой, рассматривающей жизнь в виде колебаний весов со счастьем и несчастьем на чашах, тезка и соседка Лена катила по жизни точно колобок. Она и внешне напоминала упитанный маленький пирожок, а Соболеву Лену иногда, особенно со спины, принимали за юную девушку. Лена-соседка несчастий не калькулировала, старалась укатывать от них всеми способами и брать от жизни только удовольствия. За эти удовольствия, весь подъезд знал, муж иногда ее поколачивал. Общественность рукоприкладства не одобряла, но морально была на стороне Валеры, Лениного мужа.
– Ты мужиков, – учила гулящая соседка, – не этим, – постучала по лбу, – а этим, – подхватила ладонями бюст и потрясла, – воспринимай. Они нас каким местом любят? Вот то-то же! Расслабься и получай удовольствие!
– От чего? От того, что муж ушел? – вытаращила глаза Лена.
– Хотя бы! Воспользуйся ситуацией! Ты честная, правильно? А тебе заранее... слово есть... ненашенское... вспомнила – индульгенция, как бы прощение грехов заранее. Воспользуйся! На примете кто есть? Нет? Невелика беда. Ты женщина не первой, но и не последней свежести. Сейчас таких любят – чтобы мышка-гимназистка, а под фартушком затейница! Хи-хи! Лучше знакомых и женатых выбирай, – советовала Лена. – А то в метро подцепится, с виду богатырь Илья Муромец, а он – как шкаф с маленьким-маленьким ключиком! – Лена-соседка заговорщически хихикала.
Лена Соболева проверила, плотно ли закрыты двери, спят ли дети.
– Ты понимаешь, что говоришь? Это же бред! Лена, произошла кошмарная ошибка! По твоей милости пострадали невинные люди!
– Кто? – нахмурилась соседка.
– Наша семья! Я и Володя!
– Где вы, интересно, пострадали?
– Лена! Мы должны все Володе рассказать.
– Все?!! – ужаснулась соседка.
– Только сегодняшнее происшествие, – уточнила Лена.
– Твой с Валеркой иногда на футбол ходит. Вдруг проболтается? Володька у тебя смирный. Видишь, взял чемоданчик и интеллигентно ушел. А Валерка мне прошлый раз таких фонарей наставил, никакая пудра не брала, – задумчиво произнесла Лена.
«Мало он тебя дубасил», – подумала Лена Соболева и продолжала уговаривать:
– Очень тебя прошу! Клянусь, что Володя ничего Валере не скажет.
– Нет, и не проси. Это я с перепугу тебе проболталась. А если кому-нибудь скажешь – буду открещиваться. Весь подъезд свидетели. Строить теперь не умеют, стенки как картон. Мы раньше на Пятницкой жили, так там ори не ори, когда тебя муж убивает, – никто милицию не вызовет.
– Кто эта Иванова? Где живет, работает? – сыпала вопросами Лена.
– Зачем тебе? – подозрительно спросила соседка.
– Должна же я ее найти, все объяснить.
– Чтобы она ко мне приперлась?
– Лена, как ты не понимаешь, у меня вся жизнь рушится!
– Ничего не рушится, подумаешь, ошибка вышла. Если он любит, то простит и вернется.
– Что простит? Твои грехи? Какая ты жестокая!
– Ты меня не стыди! – Соседка из колобка обернулась колючим ежом. – И не впутывай в свои дела! Зачем я пришла? За сахаром. Полстакана, я верну.
После ухода соседки Лена опять начала плакать. Теперь уже по причине человеческой подлости, размеров которой она до сих пор не представляла.
– Мама! Полночь! – Настя, заспанная, в ночной рубашке, появилась в дверях комнаты. – Что ты плачешь? – Она зевнула. – Коню понятно, что произошло недоразумение.
– Как ты выражаешься? – хлюпнула носом Лена. – Коню понятно, а отцу нет?
– У тебя никакой гордости, – пожала плечами дочь.
– Мала еще матери указывать!
Настя снова протяжно зевнула.
– Удивляюсь, – сказала она, – ты совсем не знаешь мужчин!
От этого заявления у Лены мгновенно пропали слезы.
– А ты знаешь? – грозно спросила она.
– Из литературы, теоретически.
– Лучше бы ты теоретически химию подтянула.
– Да ладно, – махнула рукой дочь, – пошли спать. Завтра тебе на работу, а нам в школу.
Лену поразило равнодушие или даже некая веселость, с которой Настя отнеслась к происшедшему. И тут же она оправдала дочь: юность, максимализм. Лена вспомнила, как недавно, придя с дискотеки и увидев мирно сидящих у телевизора родителей, Настя заявила:
– Скучно живете! Просто чеховские обыватели!
Настя была начитанной девушкой.
- Предыдущая
- 2/43
- Следующая