Средство от облысения - Нестерова Наталья Владимировна - Страница 29

• Предыдущая
• 29/43
• Следующая

– Дяденька! – плаксивым голосом умолял Гена. – Дяденька, не убивайте! У меня пятеро детей!

Заинтересованная соседка на полкорпуса влезла в комнату, попеняла Тане:

– Чего ждешь? У Геннадия правда много детей. Двинь лысому, который сверху!

Таня, впервые с тринадцатилетнего возраста забыв про жировые поры, встала, подошла к борющимся. В руках у нее был пластиковый пульверизатор. Ненадежное оружие. На подоконнике лежал толстый том энциклопедического словаря. Татьяна схватила книгу, размахнулась и огрела Володю по черепу.

Она била одной рукой, и удар получился несильным. Лысый не упал бесчувственно, только развернулся и удивленно посмотрел на нее.

Таня мужественно закрепила успех: забрызгала его лосьоном со спиртом из баллончика.

Володя задохнулся, закашлялся, свалился на пол. Гена весело загоготал (Тане почудился предсмертный хрип):

– Женщины! Вы меня погубите! Только вы меня спасете!

Его обидчик стоял на четвереньках, заходился от кашля, сквозь пальцы, которыми он закрывал лицо, обильно текли слезы.

– Никак ты ему глаза выжгла! – ахнула соседка. – Слепым останется! – оптимистично заключила она.

Медичка, она же киоскер Таня, схватила свою сумочку и бросилась прочь из квартиры.

Через некоторое время друзья мирно сидели за столом и ужинали. Володя, которому старушка промыла глаза спитым чаем, вполне зрячий, по-прежнему плакал, но уже не так обильно. Слезы почему-то текли одновременно через нос, поэтому он беспрерывно сморкался в платок.

– Хочу заметить, – сказал Гена, – что ваше семейство превратило мою обитель в юдоль печали. Вчера здесь рыдала твоя жена, сегодня ты мокроту развел.

– Знаешь, как жжет! – шумно потянул носом Володя. – Чем она меня? Девушек выбираешь, я тебе доложу! Зачем она пульверизатор притащила? Мне спасибо скажи. Точно извращенка. Хотела тебя обрызгать в самый ответственный момент. Понял? И на всю оставшуюся жизнь быть тебе импотентом!

Гена поперхнулся:

– А с виду не скажешь, медичка как медичка.

– Не женитесь на медичках, – напомнил Володя.

Гена прижал руку с вилкой к груди:

– Вовка! Ты настоящий друг, ты меня спас! Почку я тебе уже предлагал? Не надо? А селезенку не хочешь?

– Богатый у тебя организм, – Володя промокнул глаза и высморкался – сколько лишних составляющих. Донор ты наш! Твои бы запасы да на благо собственной семьи.

Не подозревая того, Володя предсказал дальнейшее развитие ГТенкиной жизни.

Лене Соболевой позвонила бывшая и единственная жена Гены Лидина Мила-Людмила.

Напомнила о сегодняшнем свидании в кафе.

Мила выходила на связь два раза в год: за неделю до памятной даты, чтобы Лена ничего не планировала, и утром дня встречи, чтобы подтвердить ужин в кафе. Мила была очень организованной женщиной.

Неделю назад Лене ничто не мешало встретиться с Милой. Но сегодня Лена собиралась после обеда в архив, это другой конец Москвы, к семи точно не успеет. И отказывать несчастной (с точки зрения Лены) разведенной женщине, которой только и осталось отмечать первый поцелуй с любимым мужчиной, Лена не могла. Поэтому, подтвердив свидание, Лена задумалась над тем, как его избежать, Ответ лежал на поверхности. Лена поехала по знакомому маршруту – к Гене на работу.

Услышав голос Лены в трубке внутреннего телефона. Гена ощетинился:

– Не могу выйти! Занят! Работы невпроворот.

– Три минутки! – уговаривала Лена.

– Говори!

– Я же из проходной! Тут все слышат. Пожалуйста, спустись, очень нужно!

«Буду нем как рыба, кит и все животные, вместе взятые, – мысленно программировал себя Гена. – Она меня больше не спровоцирует. Еще одна оплошность, и Вовка точно из меня котлету сделает».

Гена вышел насупленный и хмурый. Не поздоровался, только вопросительно уставился. Но первой спросила Лена:

– Ты помнишь, какой сегодня день?

Гена пожал плечами и, тщательно следя за каждым словом, насмешливо произнес:

– Взятие Бастилии или Зимнего дворца? День пионервожатого или ассенизатора?

– Как тебе не стыдно? – возмутилась Лена.

– Умираю от стыда, – заверил Гена.

– В этот день, много лет назад, – патетично, вытянув шею, проговорила Лена, – ты первый раз поцеловал Милу в переходе метро со станции «Театральная» на «Площадь Революции»!

Гена растерялся и машинально поправил ее:

– Тогда «Театральная» называлась «Площадь Свердлова».

– Значит, ты помнишь? – обрадовалась Лена безо всякой патетики.

– А то! – гордо соврал Гена.

– Отлично! Понимаешь, мы этот день каждый год отмечаем с Милой, а сегодня, – тараторила Лена, – никак не могу с ней встретиться. И в конце концов! Кто с твоей женой целовался? Я или ты?

– Я! – Гена не уходил от ответственности.

«Милка отмечает... каждый год! – лихорадочно думал он. – Значит, помнит, любит? Значит, не все потеряно?»

– Ты меня не слушаешь! – насторожилась Лена.

– Весь внимание!

– Пойдешь?

– Куда?

– Нет, ну я не знаю! Что я тебе толкую?

– Что?

– Гена, ты какой-то странный. Не болеешь?

– Ленка! Я здоров, как все рыбы, киты и животные, вместе взятые. Четко скажи: что я должен сделать?

– Прийти вместо меня в кафе.

– Понял. И что сказать? Ты не смогла?

– Идиот! – воскликнула Лена.

– У вас с мужем наблюдается отвратительная манера обвинять меня в умственной отсталости. – Он сделал глубокий вздох, потряс головой. – Говори адрес и время.

На свидание с бывшей женой Гена вышел, отпросившись с работы, за два часа. Правильно сделал. Купил громадный букет цветов в ажурной обертке из фольги. Сообразил, что в ресторане расплатиться денег может не хватить. Рванул домой, занял у соседки.

Она имела большие накопления. С непостигаемым упорством экономила каждую копейку и складывала купюры в специально устроенный в матрасе тайник. При этом наследникам ничего завещать не собиралась. Наверное, отказаться от более чем полувековой привычки страховаться на черный день не могла. Хотя в «черный день», который был не за горами, деньги ей точно не понадобятся.

– Цветы-то которой? – спросила соседка.

– Самой главной, – ответил Гена.

Почему он так нервничает? Он Милу знает, как собственную руку. Нет, конечно, за истекший период у Милы могла вырасти бородавка под мышкой. Да хоть дюжина бородавок! Разве в них дело? Дело в том, что он. Гена, знавший многих женщин, любил только одну. И как ни старался, вырвать из своего сердца Милу не мог. Милая Мила! Его детей ненаглядных мать, кстати. И мандражирует он, потому что боится смертельно, что нет у Милы тех же чувств, что презирает она бывшего муженька и в грош не ставит. А почему тогда первый поцелуй отмечает? Вопрос обнадеживающий!

С букетом цветов и с потерянным лицом Гена лихорадочно курсировал в скверике у Большого театра. Кафе, куда приедет Мила, в Столешниках, пять минут хода, времени навалом. К Большому стягивались зрители.

– Любите балет? – хитро подмигнув, спросил Гену какой-то старикашка. – Или нашу чудную приму? Какая техника! Какая пластика! Я вас понимаю, молодой человек! Хотите совет опытного балетомана? Не передавайте букет через служительницу. Бросьте цветы к ее ногам в финале! К ее пуантам!

– К ее чего? – переспросил Гена.

Потом понял, что его принимают за поклонника известной балерины, поэтому все пялятся и улыбаются, глядя на вызывающе роскошный букет.

Стоп! Балерины и медички отдыхают. Но есть букет, который он сдуру за большие деньги купил и два часа таскает. Что получится? Приходит он к Миле с веником в оборках.

Сначала изменил жене, потом три года на глаза не показывался, теперь за цветочками мещанскими рожу похотливую хочет спрятать?

Именно так отнесется Мила, он точно знает. Пошлость она не переносит ни в каком виде.

Гена переложил букет в левую руку, а правую протянул старичку:

• Предыдущая
• 29/43
• Следующая