Рэкетир - Кабалкин Аркадий Юрьевич - Страница 43

• Предыдущая
• 43/69
• Следующая

— Ничего. До завтра.

Я возвращаюсь за столик. Ванесса уже заждалась.

— Это Кули, — тихо говорю я ей. — Завтра у нас встреча.

— Вот и славно, — произносит она с улыбкой.

Мы заканчиваем ужин и нехотя прощаемся. Выйдя из ресторана, целуемся и вообще ведем себя как влюбленные подростки. Всю дорогу до Роанока я думаю только о ней.

Я приезжаю на пятнадцать минут раньше и паркуюсь так, чтобы можно было наблюдать за сворачивающими к «Спанкиз» машинами. Первым, что я увижу, будет его автомобиль или пикап, и уже это многое подскажет. Полгода назад он сидел в тюрьме, отбывая срок в пять с лишним лет. Безотцовщина, мать-алкоголичка, образование ограничилось десятью классами; интересно, какой он выбрал автомобиль? Я планирую во время разговора с ним брать на заметку все, что получится: его одежду, драгоценности, часы, телефон.

С приближением обеденного времени поток машин густеет. В двенадцать ноль три появляется новенький, с иголочки, сверкающий серебром полутонный пикап «шевроле-сильверадо», и я подозреваю, что в нем прибыл Натан Кули. Так и есть. Он останавливается на дальней стороне стоянки, настороженно озирается и шагает к входу.

Мы не виделись уже четыре года, но он мало изменился. Прежнее телосложение, та же светлая растрепанная шевелюра — правда, в тюрьме он пару раз брил голову. Он разглядывает флоридские номера моей машины и входит в кафе. Я делаю глубокий вдох, надеваю шляпу и иду к дверям. «Спокойнее, болван, — требую я от себя, чувствуя в животе нервную колику. — Тебе потребуются твердая рука и стальные нервы».

Мы встречаемся в холле и обмениваемся любезностями. Я снимаю шляпу, и мы семеним за официанткой, ведущей нас в кабинет в глубине зала. Сев друг напротив друга, мы начинаем с обсуждения погоды. Сперва я окрылен собственной хитростью. Натан беседует с незнакомым ему человеком, а я с парнем, которого в свое время неплохо знал. Он как будто ничего не подозревает: не приглядывается к моим глазам и носу, не щурится, не приподнимает брови, не смотрит в пространство, вслушиваясь в мой голос. Обходится, слава Богу, без слов «вы напоминаете мне одного знакомого…». Пока все в порядке.

Я заказываю высокий бокал пива, Натан раздумывает и просит то же самое. Успех всей этой затеи с дальним прицелом может зависеть от алкоголя. Натан — дитя культуры запойного пьянства и наркомании. Потом он провел пять лет в тюрьме, где ни к чему такому не притрагивался. Я предполагаю, что, освободившись, он вернулся к прежним привычкам. На это указывает хотя бы приобретение им питейного заведения.

Для деревенщины, не обученной прилично одеваться, он выглядит безупречно: потертые джинсы, фирменная рубашка гольфиста — наверное, подарок забредшего к нему в бар коммивояжера, солдатские ботинки. Драгоценностей не заметно, часов тоже, зато бросается в глаза невероятно уродливая тюремная наколка на внутренней стороне левого предплечья. Короче, Натан не из тех, кто пускает пыль в глаза.

Приносят пиво, мы приветствуем друг друга, приподнимая бокалы.

— Расскажите о своем фильме, — просит он.

Я киваю, но не спешу отвечать, помня о необходимости говорить медленно, четко, как можно более низким голосом.

— Я уже десять лет снимаю документальные ленты, но это самый впечатляющий проект из всех, которые мне попадались.

— Послушайте, мистер Болдуин, а что такое документальный фильм? Кино я знаю, но документальных фильмов, признаться, видел не много.

— Естественно. Это короткометражные фильмы независимых режиссеров, которые не показывают в больших кинотеатрах. Их снимают не для заработка. Они о реальных людях, реальных проблемах, без кинозвезд и всего такого прочего. То, что надо. Лучшие завоевывают награды на кинофестивалях и привлекают кое-какое внимание, но на них не разбогатеешь. Моя компания специализируется на фильмах о злоупотреблении властью, главным образом со стороны федеральных органов, а также крупных корпораций. — Я отхлебываю пива и напоминаю себе: не частить! — Обычно продолжительность фильма — час. Этот можно растянуть до полутора часов, но о длительности потом.

Возвращается официантка. Я заказываю куриный сандвич, Натан — корзинку крылышек.

— Как вы стали владельцем бара?

Он пьет, улыбается.

— Узнал от друга, что прежний хозяин идет ко дну — не из-за бара, а из-за других своих проектов. Но от «Бомбея» он решил избавиться. Искал дурачка, который взял бы на себя все долги. Ну, я и подумал: «Какого черта? Мне всего тридцать, работы нет, перспектив ноль, почему бы не попробовать?» Ну и поперло. Забавный бизнес, девчонки из колледжа опять же…

— Вы не женаты?

— Нет. Не знаю, что вам обо мне известно, мистер Болдуин. Я недавно отмотал пятилетний тюремный срок. По милости федерального правительства я долго не встречался с женщинами и теперь заново осваиваю это занятие, вы меня понимаете?

— Вполне. Ваш приговор — следствие того же инцидента, который стоил жизни вашему брату?

— Точно. Я признал вину и сел на пять лет. Мой двоюродный брат до сих пор сидит в «Биг-Сэнди» в Кентукки — плохое место… Большинство моих кузенов либо за решеткой, либо на том свете. Одна из причин моего переезда в Редфорд, мистер Болдуин, — быть подальше от торговли наркотиками.

— Понимаю. Пожалуйста, называйте меня Рид. Мистер Болдуин — это мой папаша.

— Идет. Я — Натан, Нат. — Мы снова приподнимаем бокалы, став гораздо ближе. В тюрьме мы называли его Натти.

— Расскажите мне о своей кинокомпании, — просит он. Я предвидел подобную просьбу, но для меня это скользкая тема.

Я тяну пиво, медленно глотаю.

— «Скелтер» — новая компания. Мы работаем в Майами — я и двое партнеров, ну, еще персонал. До этого я много лет работал на крупную компанию в Лос-Анджелесе — «Коув-Крик филмз», может, слыхали? — Он, конечно, впервые слышит это название. В данный момент его больше занимает зад стройной официанточки. — В общем, «Коув-Крик» завоевала тонну призов и зарабатывала неплохие деньги, но в прошлом году развалилась. Драчка из-за творческого контроля и выбора новых проектов. Тяжбе не видно конца. Федеральный суд в Лос-Анджелесе запретил мне рассказывать о «Коув-Крик» и об исках, как вам это нравится?

К моему облегчению, Натан быстро утрачивает интерес к моей кинокомпании и ее трудностям.

— Почему вы осели в Майами?

— Очутился там несколько лет назад, когда работал над фильмом о подложных оборонных контрактах, и влюбился в те места. Теперь живу в Саут-Бич. Бывали там?

— Нет. — Не считая поездок, устраиваемых Службой федеральных маршалов, Натан не мог удаляться от Уиллоу-Гэп более чем на двести миль.

— Жизнь там бьет ключом. Красивейшие пляжи, роскошные девушки, ночная оргия. Я четыре года назад развелся и снова наслаждаюсь холостяцкой свободой. Провожу там полгода, другие полгода в разъездах, на съемках.

— Как вы снимаете эти свои… документальные фильмы? — интересуется он и для большей восприимчивости делает большой глоток пива.

— Это сильно отличается от съемок художественной ленты. Обычно я работаю вдвоем с оператором, иногда еще с одним-двумя помощниками. Самое главное — сам сюжет, а вовсе не пейзаж и не физиономия актера.

— И вы хотите снять меня?

— Обязательно. Вас, возможно, вашу матушку, других родственников. Хочу побывать там, где убили вашего брата. Мне нужна правда, Натан. Результаты. Если удастся доказать, что УБН систематически отстреливает наркоторговцев, хладнокровно их убивает, то мы прижмем этих сволочей. Мой племянник был, конечно, тем еще балбесом, погряз в торговле кокаином по самое не могу, но в закоренелого наркодилера он не превратился. Дурак, но не опасный. Ему исполнилось семнадцать, он был безоружен, тем не менее в него трижды выстрелили в упор. На месте преступления остался пистолет, и УБН утверждает, что он принадлежал ему. Шайка лгунов — вот кто они такие!

По лицу Натана пробегает судорога злобы, у него такой вид, словно он сейчас сплюнет. Я продолжаю напирать:

• Предыдущая
• 43/69
• Следующая