Путь в Царьград - Михайловский Александр Борисович - Страница 6
- Предыдущая
- 6/72
- Следующая
— Вижу, что владеете информацией, — улыбнулась Нина Викторовна. — Но до сего времени эти территориальные споры как-то обходились без применения силы. Что же, по-вашему, стало причиной обострения нынешней обстановки?
— Я полагаю, что нынешнее правительство Турции проводит политику ползучей османизации. Дело в том, что где-то в конце девяностых Турция, после череды военных переворотов, окончательно похоронила идеи отца турецкой революции Кемаля Ататюрка. Он мечтал о Турции свободной, независимой, светской, порвавшей с идеологией Османской империи.
Но 1990 год оказался роковым для турецкой экономики. Стало очевидно, что потеряны десятилетия. Синонимом экономической реформы тех лет стала дикая приватизация и либерализация, безработица, остановка работы многих предприятий, уменьшение государственных дотаций в образование. И все в согласии с вводными, которые давал Турции МВФ. Это-то привело к ухудшению ситуации в социальной сфере и массового недовольства среди населения. Власть оказалась неспособна бороться с обнищанием, и тем самым были созданы условия для создания исламистских партий. И они были созданы. В качестве идеологической платформы исламисты взяли идею неоосманизма, или неооттоманизма. Тогдашний министр иностранных дел Турции Ахмет Давутоглу на съезде своей Партии мира и развития заявил… — я заглянул в свою записную книжку: «Мы — неооттоманисты. Мы вынуждены заниматься соседями и другими странами, включая и Африку».
Неоосманисты предлагают «великий проект»: Турция хочет преодолеть status quo и превратиться в мощную региональную державу, которая будет претендовать на особую роль в отношениях со странами «османского наследия». Неоосманисты считают, что турки несут историческую ответственность за это пространство и обязаны играть в нем особую роль. Например, обеспечить создание некого подобия Османского экономического пространства по образцу общего рынка. В это пространство, по мнению неоосманистов, войдут страны, входившие в состав Османской империи. Неоосманисты уже заговорили о формировании общетурецкого дома «от Адриатики до Тихого океана» — не слабый размах у господ турок?
— Все правильно! — сказала внимательно слушавшая меня полковник Антонова. — Но вы не отметили еще один немаловажный момент: турецкие неоосманы — можно я так буду называть для краткости? — уже начали делить народы на «первостепенные» и «второстепенные». Вам ничего это не напоминает?
— Напоминает. И очень даже получаются интересные параллели. Я записал еще одно интересное высказывание турецкого аналитика, похоже, вашего, Нина Викторовна, коллеги. Он заявил буквально следующее: «Неоосманизм исходит из того факта, что Турция — региональная суперсила. Ее стратегическое положение и культура распространены в географических пределах Османской и Византийской империй. Согласно этому, Турция, как ключевая держава, обязана играть весьма активную дипломатическую и политическую роль в большом регионе, центром которого она является». Согласно доктрине, указаны следующие регионы — «второразрядные народы» — которые должны войти в зону турецкого влияния: балканские страны — Албания, Болгария, Босния и Герцеговина, Сербия без Воеводины, Македония и Молдавия; затем Кавказ — Азербайджан, Абхазия и Грузия; Украина, особенно Крым, Ближний Восток и некоторые центральноазиатские державы. Таким образом, турки не ограничатся только Сирией. Под их прицелом и наши северо-кавказские республики, и даже, возможно, Поволжье.
Полковник Антонова окинула меня пристальным взглядом:
— Наши аналитики дают примерно тот же расклад, только чуть подробнее. Теперь вы понимаете, Александр Васильевич, зачем мы отправились в это путешествие?
— Понимаю, Нина Викторовна, — я решил проявить толику профессиональной наглости: — Я даже понимаю, при чем тут ваши смежники и некий полковник Славян. Думаю, что в скором времени в турецкой прессе будут опубликованы некрологи погибших в различных авто- и прочих катастрофах людей, планирующих и руководящих операциями турецких спецслужб против Сирии. В общем, я все прекрасно понимаю, согласен с таким решением и буду готовить свои репортажи с учетом предоставленной вами информации.
— Тогда, Александр Васильевич, на этом я закончу нашу сегодняшнюю беседу, и, если вас не затруднит, по старой дружбе, поговорите с коллегами с телеканала «Звезда». Они ведь тоже должны правильно понимать происходящее и работать в интересах России.
19 декабря 2012 года, Балтийское море, борт учебного судна «Смольный», на траверзе Копенгагена.
О беседе со мной полковник Антонова, похоже, рассказала своим коллегам из ГРУ. Я сделал вывод об этом потому, что через пару часов после нашего плодотворного общения с Ниной Викторовной ко мне подошел все тот же Коля Ильин и официально пригласил меня на встречу с полковником ГРУ Вячеславом Николаевичем Бережным, известным в узких кругах под псевдонимом «Славян». Собственно, о самом полковнике Бережном знал еще более узкий круг лиц, в который допустили и мою скромную персону. Что-то милейший Колюня темнит. Видно, что задумана какая-то операция, в которой информационная составляющая предназначена лично мне. Ох, не зря в эту командировку отправили именно меня и никого другого, ох не зря!
Встреча произошла в уже привычном для бесед со мной месте. Похоже, что ребята из спецслужб оборудовали здесь своего рода «подиум», снабдив его соответствующей аппаратурой. Я полагаю, что все беседы со мной записываются, а потом тщательно изучаются, с анализом всех нюансов разговора. Мне ли не знать, как много интересного можно уловить при спокойном и неторопливом повторном прослушивании состоявшейся беседы. Ну и хрен с ними, пусть пишут, мне не привыкать, да и скрывать от них нечего.
Полковник Бережной внешне был неприметным мужчиной лет сорока пяти (позже я узнал, что ему исполнилось сорок восемь). Среднего роста, худощавый, с лицом, покорябанным мелкими шрамами, он держался уверенно и ровно. По точным и спокойным жестам и властному выражению лица сразу чувствовалось, что этот человек привык, и самое главное — умеет командовать. Даже дорогой шерстяной костюм смотрелся на нем как офицерский китель. Так и хотелось увидеть на нем погоны с тремя большими звездами.
— День добрый, Александр Васильевич, — приветствовал он меня, вежливо наклонив голову с аккуратным пробором.
— Добрый день, Вячеслав Николаевич, — я пожал его руку. — Чем обязан вашему вниманию к моей скромной персоне?
— Моя очаровательная коллега, Нина Викторовна, рассказала мне, что вы весьма лестно отзывались обо мне, — без улыбки произнес «Славян», — а разве мы уже с вами встречались?
— Встречались, Вячеслав Николаевич, восемнадцать лет назад. Вспомните новогодний штурм Грозного 31 декабря 1994 года. Я вошел в город на броне 131-й Майкопской мотострелковой бригады. До центра мы добрались практически без стрельбы. Слава богу, увлекшись съемками города и входящей в него техники, я не успел вместе с основными силами бригады оказаться в районе железнодорожного вокзала, где 131-ю бригаду и 81-й гвардейский полк окружили чеченцы. В суматохе уличных боев я забился в какой-то закуток и, прижав к груди сумку с фотоаппаратом и диктофоном, наблюдал, как всего в десяти метрах от меня чадит подожженная «чехами» БМП, тлеет ватный бушлат на убитом солдатике, а по улице бродят увешанные оружием чеченцы, добивая раненых.
Я недолго сидел в своем укрытии. Какой-то «бача» с двустволкой нашел меня и поднял истошный крик. Прибежавшие на его вопли автоматчики выволокли меня на свет божий. Спасла принадлежность к пишущей братии — тогда чеченцы предпочитали с ходу не резать глотки журналистам, дабы не портить свой имидж борцов за свободу и независимость. Меня повели в штаб Масхадова, который командовал обороной Президентского дворца.
Там мне и был бы кирдык. Ведь позднее я узнал, что в списках, составленных нашими иудами и переданных чеченцам, я числился как бывший сотрудник ПГУ. Живым из штаба Масхадова я вряд ли бы вышел. Спасли меня ребята из ГРУ, которыми командовал один лихой майор, очень похожий на вас, Вячеслав Николаевич. Они тихо и деловито завалили моих сопровождающих и вывели окольными путями к Консервному заводу, где закрепилась группировка 8-го корпуса генерала Льва Рохлина.
- Предыдущая
- 6/72
- Следующая
