Чистовик - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 13
- Предыдущая
- 13/66
- Следующая
— Так здесь бывает… — Марта вдруг взяла меня за руку. — Сейчас еще…
Над равниной раскатился долгий протяжный вопль. Будто тысячи голосов слились в мучительной и безнадежной жалобе.
— Что это? — спросила Марта. — Вот что это?
Я сглотнул. Вопль затихал вдали. Чувствуя себя доктором Ватсоном, втюхивающим сэру Генри то, во что он сам не верит, я сказал:
— Вулканы иногда издают странные звуки…
Марта повернулась ко мне. Некоторое время мрачно смотрела мне в лицо. Сказала:
— Я смотрела русский фильм про собаку Баскервилей.
Я пожал плечами:
— Прости. Но я как-то не верю, что ты открыла дверь в преисподнюю, где падают с небес ангелы, а под землей вопят грешные души.
Несколько секунд Марта молчала.
А потом — улыбнулась и захлопнула дверь. Сказала:
— У тебя крепкие нервы. Почти все ведутся. Особенно если удастся подгадать под гейзер.
— Так что там на самом деле?
— Выжженная пустыня. Фумаролы. Гейзеры. Вулканы. Дышать очень тяжело. Один… — она помялась, — один ученый сказал, что когда-то вся наша Земля была такой. Но потом тучи развеялись, вулканы затихли. А вот тут почему-то этого не произошло. Мир ни для чего не годный. К тому же фонит.
— Чего?
— Фонит. Радиация. Как в Чернобыле.
— Сильная? — насторожился я. Марте все равно, она функционал, а вот мне…
— Не сильная. Не бойся. Если не жить там, не спать на земле, не дышать долго их воздухом — то нормально.
Не поддавшись на мрачный антураж Земли-шестнадцать, я, похоже, заработал у Марты какие-то призовые баллы. Во всяком случае, смотрела она на меня куда доброжелательнее. И даже спросила:
— Есть хочешь?
— Конечно.
— Хорошо. Сейчас подберу тебе одежду… — Она замялась, но все-таки продолжила: — Если хочешь, я приглашаю поужинать в Эльблонге.
— Не привык, чтобы меня приглашали женщины.
— И что же? — Как мне показалось, в ее голосе мелькнуло разочарование.
— Придется привыкать, — со вздохом сказал я.
5
Сходство города Эльблонга с Кимгимом не ограничивалось одной лишь фонетикой названия. Городок был еще и застроен домами в стиле «Центральная Европа, эпоха Возрождения и далее». В принципе таких городов полно — там, где их пощадил пресс Второй мировой, где не поработали немецкие пушки, русские «Катюши» или американские «Б?17». Но несмотря на все старания реставраторов, возраст зданий виден. Свернешь с туристической тропки — и наткнешься на облупившуюся штукатурку, осыпающуюся кладку, прогнившее дерево и выщербленный камень.
Здесь же, как и в Кимгиме, все было свежим. Живым. Новеньким. И брусчатка, и фахверковые строения в немецком стиле. Между двумя такими зданиями и была зажата башенка, в которой жила Марта, — со стороны Эльблонга она выглядела узеньким, в два окна трехэтажным домом. Как это водится, обычные люди к дому не присматривались — иначе кого-то мог бы насторожить яркий солнечный свет, прорывающийся в окно третьего этажа. Наверное, Марта оставила открытым окно со стороны Антика…
Мы с Мартой сидели в маленьком ресторанчике, в котором ее явно хорошо знали. Нас с улыбкой провели на второй этаж, где было-то всего пять-шесть столиков. Усадили за самый уютный — у выходящего на площадь окна, от остальных отгороженный увитой цветами деревянной решеткой.
Марта насмешливо посмотрела, как я изучаю меню на польском языке, и сама сделала заказ на двоих. Когда официант отошел, спросила:
— Непонятно?
— Слишком много похожих слов, — пробормотал я. — Поэтому и непонятно. Ты что заказала?
— Борщ. Тут очень хороший борщ. Свинину с яблоками. Салат из сельди. Выпить — зубровку.
— Ух ты. Давно хотел попробовать настоящей польской кухни, — сказал я. И, видимо, опять недооценил Марту — она иронически прищурилась.
— Хочешь чего-нибудь народного? Аутентичного? Хорошо. Сейчас закажу тебе на первое — чернину, на второе — фляки…
— Стоп! — Я поднял руки. — Я парень умный, я подвох чую за версту. Борщ — это замечательно! Я готов признать, что его и придумали в Польше.
— В Польше, — твердо сказала Марта.
Официант принес графинчик с прозрачной жидкостью, в которой плавала тонкая травинка.
— Это не ваша… зубровка, — сказала Марта с презрением. — Это настоящая. С травинкой!
Против правды не попрешь — вот и я не стал спорить. Тем более со спасительницей. Наверное, она была знакома с каким-то очень противным русским, иначе с чего бы такая непрерывная ирония и противопоставление?
Зубровка и впрямь была вкусной — мы молча выпили по рюмке. И борщ великолепный.
— Я утром в Харькове борщом завтракал, — сказал я, стараясь завязать непринужденный разговор. — Сегодня в Польше ужинаю. У меня день борща.
— На Украине вообще не умеют готовить борщ, — фыркнула Марта. — У нас переняли, только все равно — наш борщ лучше.
Несмотря на то что Украина и Россия давно уже не были единой страной, я почувствовал легкую обиду и покривил душой:
— Не знаю, не знаю. Украинский мне больше понравился!
— Это в тебе говорят русские колониальные комплексы, — сказала Марта уверенно. — Все непредвзятые люди знают, что в Польше борщ лучше. Ты селедку попробуй! Вкусная?
— Вкусная, — жуя знакомую с детства селедку, сказал я.
— У нас тут ловят. — Марта ткнула рукой в темноту, будто мимо окна плыл сейнер.
— Эльблонг на море?
— На Балтийском. А ты не знал?
— Ты знаешь, где расположен Урюпинск? — ответил я.
— Знаю. Город в Волгоградской области…
— А без способностей функционала?
Наконец-то у Марты кончился запас национальной гордости — и проснулось любопытство.
— Ты все забыл? Все способности потерял?
Я кивнул.
— А как же ты убил акушерку?
— Да так… — невнятно ответил я. — Не хочу об этом…
— Странный ты. — Марта закурила, протянула сигареты и мне. — Никогда таких не встречала…
— А ты знаешь многих функционалов?
Она молчала, затягиваясь сигаретой. Неохотно сказала:
— У нас тут… трое живут. Я, Дзешук и Казимеж. Дзешук — повар. Не здесь, у него на окраине ресторан. Казимеж — портной. Еще двое могут сюда дойти с хуторов. Квиташ — он мясник. Кшиштоф — полицейский. Земля-шестнадцать — необитаема, Янус, можно сказать, тоже, во всяком случае — функционалов у них нет. В Антике живет Саул. Он функционал-стеклодув. Раб. Он хороший… — Секундная заминка подсказала мне, что Марту и Саула связывает больше, чем знакомство. — Но очень занятой.
— Немного, — подытожил я.
Только сейчас мне стало понятно, как тяжко на самом деле давит «поводок», приковывающий функционалов к их функции. Это у меня были тепличные условия — вокруг вся огромная Москва, да еще и Кимгим, да еще и Заповедник — и современный мегаполис, и уютный, будто из книжек Жюля Верна и Диккенса явившийся город, и теплое ласковое море. А вот разбросанные по городам поменьше, а то и вообще по селам функционалы были на самом-то деле глубоко несчастными людьми.
И Василиса в своей кузне.
И Марта в своей башне.
— Еще есть акушер, — вдруг добавила Марта. — Тот, кто делает функционалов. У нас, в Европе, это мужчина.
— Тоже поблизости живет?
Марта удивленно посмотрела на меня:
— Нет. Не знаю. Какая разница, у акушеров поводка нет! Он вообще-то то во Франции, то в Германии живет, но порой сюда заходит. Это он меня сделал функционалом.
Мы выпили еще по рюмке.
— Тебе сколько лет? — спросил я. — Извини за такой вопрос, но…
— А сколько дашь?
— Двадцать.
— Двадцать и есть.
— И ты уже девять лет как функционал?
— Да.
Я даже не нашелся, что сказать. Я почему-то был уверен, что функционалами становятся только взрослые. А что чувствовала эта девочка, которую внезапно перестали узнавать родители, соседи, учителя? Как она росла — в своем родном городке, где знала каждую улочку, каждую лавочку? Что испытывала, сталкиваясь с матерью и отцом?
— Вот поэтому я тебя не выдам, — сказала Марта. — Пусть даже ты убийца. Тебя ведь тоже не спросили, хочешь ты стать функционалом или нет?
- Предыдущая
- 13/66
- Следующая