Пуля для полпреда - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 11

• Предыдущая
• 11/64
• Следующая

– Ничего не понимаю, – сознался Яковлев и попросил счет.

– Имейте терпение. Если обвиняемому дали общественного защитника, политические взгляды которого резко расходятся с его собственными, это дает нам законную возможность потребовать возобновления дела. – Гордеев победно откинулся на спинку стула и заказал кофе глясе. – Правда, остроумная зацепочка? Вот, пользуясь этой зацепочкой, я и подал надзорную жалобу...

– Да какая зацепочка? Какую жалобу вы подали?! – вдруг рассердился Яковлев-старший. – Какое, к черту, возобновление! Неужели вы не понимаете? Если его так быстро и просто осудили, значит, это было необходимо. Вы что, нашу систему не знаете? Дадут парню нового адвоката, члена ЛДПР, и засудят его по новой! Если мы сейчас добьемся официального возобновления дела, на следствие будет немедленно оказано давление, и результат опять будет нулевой. Не нужны мне такие эксперименты!

– Может быть, и так, Николай Иванович, но вы кое-что путаете, это вы частный сыщик, не я! Вы меня наняли в качестве адвоката, и именно в этом качестве я вам предложил реальную возможность, как добиться пересмотра дела...

– Отзывайте немедленно свою жалобу! Я Игоря хочу еще живым увидеть!

– Да не кипятитесь вы так, жалоба никому не помешает. Всякой бумаге нужны ноги. Если ее не проталкивать, она так и истлеет в златогорских архивах, а передумаете...

– Юрочка! – раздался вдруг громкий возглас.

Тут Яковлев увидел, что Гордеев вдруг непроизвольно втянул голову в плечи, как набедокуривший школьник. К их столику танцующей походкой направлялся бодрый старикан, с развевающейся копной седых волос – эдакая художественная внешность. Не то скульптор, не то режиссер, не то скрипач. Ан нет, оказалось, Генрих Розанов – глава юридической консультации № 10 собственной персоной.

– Юра, ты вернулся? Как хорошо! Просто чудно, и очень кстати. У меня для тебя интересное поручение, и если ты не занят... Мое почтение! – Это уже Яковлеву. – Присоединяйся, я как раз заказал кофе!

Меркулов сидел в президиуме и скучал. Гордеев точно так же чувствовал себя на галерке. И того и другого на межведомственное совещание по вопросам судебно-правовой реформы направили по разнарядке, как в старые добрые времена. В юрконсультацию № 10 спустили бумагу из городской коллегии адвокатов, и шеф, Генрих Розанов, всегда и всюду отстаивающий высокие либеральные принципы, в данном случае из каких-то высших политических соображений взял под козырек. Мученика в соответствии с высокими либеральными принципами определяли жребием, и, поскольку Гордеев в момент жеребьевки отсутствовал, естественно, выбор пал на него.

Последним выступал сотрудник юридического департамента московской мэрии. Он говорил вдвое дольше основного докладчика, депутата Госдумы из профильного комитета, то ли в силу собственного многословия, то ли демонстрируя всем собравшимся, кто в доме хозяин. Под конец, когда умудренные опытом, а следом и все прочие откровенно потянулись в банкетный зал, он пригласил «уважаемых участников форума» на презентацию своей книги «Судебно-правовая реформа как инструмент консолидации общества на базе укрепления авторитета закона».

Сперва в конференц-зале возникло некоторое оживление: презентация не просто обычный в подобных случаях маловыдающийся фуршет. Но оказалось, что под «уважаемыми участниками форума» докладчик подразумевал только сидевших в президиуме. Быстро сориентировавшись, Меркулов подозвал Гордеева и протащил его в VIP-буфет.

Накрыто было в голливудских традициях (так, как обычно изображается русское застолье). Не успел Гордеев подхватить скатывавшийся с переполненного подноса блин с черной икрой, как к нему подлетел торопливый половой, убрал стопку и налил в хрустальный стакан, имитирующий обычный граненый, водки – чуть не до краев.

– Константин Дмитриевич, – шепнул Гордеев на ухо Меркулову, пока автор произносил первый тост в честь самого себя, столь же длинный, как и его доклад, – конечно, огромное спасибо, но, по-моему, вы затащили меня в ловушку.

– Каюсь, – шепотом ответил Меркулов, – но сам бы я и десять минут не вытерпел. Поговорить не с кем.

– А что, уйти нельзя?! – удивился Гордеев.

– До первой звезды нельзя.

– Но вы как-никак государственный человек. Неужели не можете сослаться на занятость?

– Три тоста – и уходим. По-английски. Меньше нельзя, этикет не позволяет.

– Три? Кого-то поминаем? Скромность?

– Здравый смысл.

– Тогда надо терпеть, – Гордеев закивал, делая вид, что сопереживает говорящему, остальные слушали молча, терпеливо и косились на них с Меркуловым, – пусть его душа отлетит по всем канонам. И бог с ним. Я вот недавно сделал открытие: что является движущей силой истории.

– В политику ударился? – удивился в свою очередь Меркулов. – Что-то раньше я за тобой этого не замечал.

– Нет. Просто старею. Засмотрелся на одну девочку, подслушал разговор и сделал далеко идущие выводы.

Конца тосту видно не было, и Гордеев из озорства стал, как бы невзначай, пододвигать рукавом вилку к краю стола. Меркулов заметил его телодвижения и лукаво подмигнул.

– Подслушивать нехорошо!

– Я бы с удовольствием не подслушивал, – улыбнулся Гордеев. Вилка грохнулась на кафельный пол, но никто, кроме официанта, не обратил на нее внимания, – но в самолете уши не заткнешь – больно, тем более на четыре с лишним часа.

– А девочка хоть совершеннолетняя?

– Не совсем. Годика три с половиной.

– Вот как? И что же она такого выдающегося сказала?

– Обсуждала с бабушкой «Курочку Рябу». «А зачем дед яичко бил, бил – не разбил? Зачем, зачем, зачем? Яичко ж золотое? Дорогое. И не бьется. А зачем баба била, била – не разбила? Что, бабка сильнее дедки? Дедка ж не разбил! А почему мышка разбила, она сильней бабки и дедки? А почему дед плачет, когда яичко разбилось? Сам же хотел разбить. А бабка почему плачет? А почему курочка говорит: „Не плачь, дед, не плачь, баба, снесу я вам яичко другое – не золотое, а простое?“ Долго ждать же, они целый день будут плакать! Надо в магазин сходить за яичком!» Слушал я это, слушал и понял: движущая сила любой истории – неважно, настоящей ли, вымышленной ли, – глупость.

– Ну что ж, – кивнул Меркулов, – поздравляю.

– С чем? С открытием?

– Нет. С тем, что по стольку часов кряду на самолете летаешь. Не в Сибирь же небось. Дай угадаю. На Канарские острова.

– Не угадали. Как раз в Сибирь, в Златогорск. Представляете, в связи с, казалось бы, давно закрытым и забытым делом об убийстве Вершинина.

– Тем более поздравляю.

– Не с чем, Константин Дмитриевич. Только зря провозился. Клиент от меня практически отказался, так что могу выдать вам тайну. Яковлев, осужденный за убийство Вершинина, утверждает, что преступления не совершал, но ничего вразумительно объяснить не может. Совершенно очевидно, что его припугнули, но он и сам тот еще субчик.

– Ну и?

– Представляете, нашел зацепку: он член молодежной организации ЛДПР. А адвоката соответствующих политических взглядов ему не предоставили. Он, конечно, и не просил, но дело-то громкое! При умелом подходе это достаточный повод для назначения повторного слушания. Вот на суде пусть все и скажет, если ему кто в колонии на хвост наступил. А дядя его рогом уперся. Я же говорю: любой историей движет глупость. Если все организовать по уму, жить станет неинтересно.

– Вот что, – сказал Меркулов после секундного раздумья, – пойдем отсюда, расскажешь все поподробней.

– А как же три тоста?! Еще первый не закончился!

Теперь уже все обернулись к ним, потому что фраза Гордеева попала в середину театральной паузы, предварявшей традиционное «так выпьем же за...». «Давайте выпьем!» – вопреки всем приличиям закончил специалист по судебно-правовой реформе.

• Предыдущая
• 11/64
• Следующая