Близится утро - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 29

• Предыдущая
• 29/77
• Следующая

Ждать пришлось недолго. Наверное, дворецкий обитал где-то совсем рядом со входом, потому что иначе плелся бы к нему полдня. Был он, пожалуй, одних лет с Антуаном, но выглядел его полной противоположностью. Толстый, обрюзгший, лицо такое багровое и оплывшее, что даже морщин не видно.

– Да? – изрек он, взирая на нас.

– Мы хотели бы повидать баронессу, – сказал Антуан. Голос его изменился, совсем слегка, но сразу стало ясно, что он и впрямь высокородный аристократ, привыкший гонять слуг налево и направо. Даже этот обрюзглый дворецкий слегка подтянулся и спросил:

– Как доложить?

– Граф Антуан Лионский и… – Антуан вопросительно глянул на меня, я кивнул, и он продолжил: – И граф Печальных Островов инкогнито. Со спутником.

Дворецкий несколько секунд жевал губами, то ли запоминая имена, то ли соображая, что делать дальше. Потом отступил, тяжело сгибаясь в полупоклоне:

– Прошу вас войти…

Пока слуга натужно ковылял на второй этаж, мы расположились на первом, в комнате, что явно была некогда залой для приемов. Роскошной залой – она и сейчас бы смотрелась величественно, лишь стоило выбить пыль из портьер и занавесей, сменить или хорошо почистить обивку на креслах, ну и паркетный пол, некогда сделанный с великим старанием и вкусом, привести в порядок.

– Я что-то припоминаю про эту баронессу, – тихонько сказал Петер. – Какие-то обычные светские сплетни… романтическая влюбленность, несчастливый брак, ссоры с родственниками, пытавшимися упечь ее в дом душевнобольных…

– Угу… – пробормотал Антуан. Его явно занимали картины на стенах, по которым щеткой бы пройтись не мешало… Но Антуан и так что-то углядел и с восторгом произнес: – Не может быть… неужто ранний Ватто?

Я сквозь пыль и паутину ничего особо впечатляющего не разглядел, потому смолчал.

И тут появилась баронесса. За ней поспешал слуга, в чью обязанность явно входило объявить о появлении баронессы – однако та оказалась скорее на ногу.

– Чем обязана чести видеть вас? – неожиданно тонко и с нескрываемой подозрительностью воскликнула баронесса, подойдя. Мы, едва успев встать, в замешательстве смотрели на нее.

Старуха, похоже, и впрямь была безумна.

Нет, ничего явного, как в фарсах и мюзиклах, где безумцы надевают на голову горшок или панталоны, а на руки вместо перчаток – ботинки. Одета старая баронесса была примерно так, как и должна одеваться старая, одинокая, скуповатая женщина. Длинное платье из китайского шелка, что и за пятьдесят лет не выцветет… лайковые перчатки… туфли забытого всеми, а оттого словно бы и модного фасона. Но сухонькое личико было застывшим словно маска, а в глазах плясал какой-то странный огонек. Кто хоть раз безумного видел – сразу поймет. Словно скачут глаза, смотрят и наружу, и вовнутрь, видят не то, что есть, а то, что им видеть хочется.

Видно, под несчастливой звездой родственники баронессы родились, раз не сумели ее в сумасшедший дом упрятать!

– Баронесса Швальц! – выпалил слуга, наконец-то догнавший баронессу. И этим немного нас из столбняка вывел.

Антуан вышел вперед, галантно склонился в поклоне. Произнес:

– Это мы имеем честь видеть вас, госпожа баронесса. Просим прощения, что нарушили ваш покой…

Баронесса часто закивала, будто китайский болванчик. Но ничего не произнесла – ожидала продолжения.

– Я – граф Антуан Лионский, – сообщил Антуан. – Мой спутник – граф Печальных Островов… инкогнито.

Петера он даже не стал представлять, впрочем, старуха им и не заинтересовалась.

– Нас привела под ваш кров счастливая случайность, – продолжал тем временем Антуан. – Мой друг, вчера проезжая мимо вашего дома, увидел двух женщин, входивших в дверь. Ему показалось, что это его старые добрые знакомые, что, по слухам, отправились отдыхать в Аквиникум на воды. Поэтому мы и решили навестить вас…

– Кобеля, – сказала старуха презрительно. Антуан осекся. – Два кобеля, – едко процедила старуха, презрительно взмахивая рукой. – Убирайтесь! Здесь нет гулящих девиц!

Это добрый и святой дом! Здесь некому залезть под юбку! Вон!

Даже у Антуана, явно имевшего опыт обращения с выжившими из ума старухами, отнялся язык. А я невольно отступил на шаг – старуха замахала руками, будто ветряная мельница, норовя попасть по лицам. Ну не драться же с безумной баронессой?

– Баронесса…

Я вскинул голову – и увидел Хелен.

Летунья стояла на лестнице. Явно подглядывала тихонько, прежде чем решилась выйти. В длинном платье, наверняка из старухиных сундуков, она ничем не походила на аристократку, графиню, прославленную в балканских войнах Ночную Ведьму, капитана планёрных войск. Скорее приживалка при богатой сумасшедшей родственнице.

– А? – Старуха повернулась, не прекращая молотить по воздуху руками.

– Баронесса, – сказала Хелен, спускаясь. – Не волнуйтесь, баронесса. Это не кобеля.

– Не кобеля? – удивилась старуха.

– Нет. Вовсе нет. Это мой престарелый отец и мой уважаемый кузен, – не отрывая от меня взгляда, сообщила Хелен.

– Кузены тоже кобелями бывают! – выдала баронесса потрясающую по глубине истину. Но на нас посмотрела с меньшей враждебностью и руки опустила.

– Я не кобель! – быстро сказал я. Под бдительным взглядом я поневоле чувствовал себя виноватым – будто и впрямь явился в этот дом, чтобы снасильничать всех его обитательниц.

– Искупителя чтишь? – спросила старуха, с легкостью перескочив смутную тему моей натуры.

– Чту!

– Смотрите у меня, мальчики, – изрекла баронесса, развернулась – и рысцой двинулась обратно. Едва успевший отдышаться слуга, явно привыкший к подобным диалогам, скорчил тягостную физиономию и кинулся за ней.

Но я уже выкинул баронессу из головы. Я смотрел на Хелен.

Ох что-то с летуньей неладное!

Слишком усталое лицо. Слишком несчастные глаза.

Какая-то обреченность была в ней…

– Хелен? – спросил я растерянно.

Летунья остановилась перед нами. Посмотрела на Антуана, на Петера.

– Это друзья, – торопливо сказал я. – Антуан, Петер… Они в курсе!

– Понимаю, – сказала Хелен, помолчав. – Все-таки я рада тебя увидеть.

– Что случилось? – спросил я.

– Баронесса ничего не подозревает, – сказала Хелен. – Она давно уже живет в мире своего безумия. Меня считает то племянницей, то экономкой.

– Это видно… – ничего не понимая, сказал я. И тут же меня осенило.

Да ведь Хелен меня предателем считает!

Петера, наверное, агентом Стражи, Антуана – кем-то из начальства.

– Хелен, это друзья! – повторил я, как мог увереннее. – Я и вправду сбежал из Урбиса!

Летунья косо улыбнулась.

Ну да… разве бы я сам такому поверил? Что человек, брошенный в подземелья Урбиса, сумеет оттуда сбежать? Скорее уж сделку с Церковью заключил, в обмен на помилование кинулся своих товарищей ловить…

– Хелен! – резко сказал Антуан. – Ты помнишь, как в первый раз поднялась в воздух?

Летунья недоуменно уставилась на него.

– После полета ты подошла к старшим офицерам, – продолжил Антуан. – Раскрасневшаяся, с растрепанными волосами, будто летела без всякого планёра, подставляя ветру лицо… Тебя хвалили, ты кивала, ничего на самом-то деле не видя и не слыша. Зачем слова, эти движения воздуха, той, что сама была ветром? И только когда один из самых старых офицеров, случайно в общем-то оказавшийся в тот день на лётном поле, похлопал тебя по плечу, – ты улыбнулась. Это был не ободрительный жест отца, радующегося за дочь, и не ласка мужчины, коснувшегося красивой девушки. Ты стала равной, и тебе дали это понять. Ты стала не дочерью и не женщиной – ты стала для них другом. Частью ветра.

– Антуан… – сказала Хелен, меняясь в лице. – Одиннадцать проклятых, Антуан! Забудь я даже лицо, но манеру говорить… – Она перевела дыхание и совершенно искренне добавила: – Я была уверена, что вы уже давно умерли!

Антуан улыбнулся:

– Как ты считаешь, я стал бы прислуживать Страже… да кому угодно, и ловить летунью?

Хелен кивнула. И вдруг, развернувшись, кинулась к двери с криком:

• Предыдущая
• 29/77
• Следующая