Ключ - Тойн Саймон - Страница 5
- Предыдущая
- 5/85
- Следующая
Они тоже шли молча, медленно одолевая ступени погруженной во тьму лестницы, и на каждого тяжким грузом давило сознание того, что он вторгается в область недозволенного. Древний закон, которому все они повиновались, ясно гласил: всякий вошедший сюда без позволения должен быть предан смерти — как предостережение тем, кто стремится незваным проникнуть в великую тайну Цитадели. Однако времена настали необычные, да и монахи эти не были рядовыми.
Первым шел брат Аксель, с колючей щетиной рыжих волос и такой же колючей бородой — в тон своей красной сутане, какие носили здесь стражи. Ему на пятки наступал одетый в черную сутану отец Малахия, главный библиотекарь. Его согбенная фигура и очки с толстыми стеклами говорили о многих десятилетиях, проведенных над книгами в обширных гротах библиотеки. Вслед за ним поднимался отец Томас, внедривший в деятельность библиотеки множество технических усовершенствований. На нем был черный стихарь священника. Замыкал шествие Афанасиус, одетый в простую коричневую сутану хозяйственного служителя. Лысая голова и бритое лицо выделяли его среди братьев Цитадели с их однотипными бородами. Каждый из этой четверки был старшим в своем разряде братства, кроме Афанасиуса, который обычно исполнял обязанности старшего в отсутствие аббата. Они совместно руководили монастырем с той минуты, когда взрыв вырвал из их рядов элиту Цитадели. Совместно же они пришли и к решению раскрыть ту великую тайну, хранителями которой отныне стали.
Они дошли до верхней площадки и остановились в сводчатом гроте; факелы выхватывали из тьмы грубо отесанные стены и несколько узких туннелей, которые вели из грота в разных направлениях.
— Куда теперь? — громом раздался в тесном помещении голос брата Акселя. Большую часть пути он вел остальных за собой, взбираясь по ступеням так, словно это было его правом по рождению, но вот теперь неуверенность овладела им, как и его спутниками.
Увидеть своими глазами то, что хранилось в часовне Таинства, — вершина жизни для любого монаха. Такое могло произойти лишь в том случае, если он был избран, чтобы войти в число Посвященных — верхушки братства. Но эти четверо пришли сюда сейчас без всякого приглашения, и каждому из них одновременно кружило голову и леденило страхом сердце глубоко въевшееся сознание невозможности проникнуть в запретное знание.
Аксель шагнул вперед, далеко вытянув руку с факелом. В каменных стенах были вырублены ниши, и там, где некогда горели свечи, скопились большие натеки воска. Монах по очереди ткнул факелом в каждый ход, потом указал братьям на центральный.
— Здесь больше всего воска. Значит, им пользовались чаще, чем другими. Он должен вести к часовне.
Наклонившись, чтобы не задеть головой низкий свод туннеля, Аксель двинулся вперед, не ожидая, пока остальные подтвердят его вывод или выразят согласие следовать за ним. И вся группа пошла за Акселем, лишь Афанасиус неохотно плелся позади всех. Он-то знал, что Аксель сделал правильный вывод. Афанасиус сам, в одиночку, прошел этим запретным путем всего несколько дней назад и уже видел те ужасы, что были заключены в часовне. Теперь он укрепил свой дух, дабы вынести это зрелище снова.
Четверка шла по туннелю, и свет факелов выхватывал грубо выбитые на стенах символы; стилизованные изображения женщин, подвергаемых разнообразным пыткам. Чем дальше они шли, тем бледнее становились изображения, пока не исчезли совсем. Вскоре перед группой монахов открылся вход в чуть более широкую, чем туннель, переднюю комнату.
Все четверо столпились у входа, инстинктивно прижавшись друг к другу, и при свете факелов стали осматриваться. В одной стене был вырублен небольшой закрытый очаг, похожий на кузнечный горн. Он почернел от сажи, пепел с него хлопьями летел на пол, хотя огонь сейчас и не горел. Перед очагом на мощных деревянных рамах стояли три кольцевых точильных камня. Педали на рамах позволяли вращать эти колеса. У дальней стены находился еще один круглый камень, в центре которого был изображен знак «тау». Этот камень кто-то откатил немного в сторону, и за ним виднелась арка входа.
— Часовня Таинства, — проговорил Аксель, пытаясь вглядеться в царившую за аркой тьму.
С минуту монахи стояли не шевелясь, напряженные, испуганные, словно ожидали, что вот-вот из темноты выпрыгнет на них какое-нибудь кровожадное чудовище. Словно рассеяв сковавшие их чары, первым вперед шагнул Аксель. Факел он держал в вытянутой руке, как оберег от всего недоброго, что могло ожидать их во тьме. Свет прорезал тьму, и в дверном проеме стали видны погасшие свечи; они утопали в застывших лужицах воска. Затем показалась стена, изгибавшаяся влево, — здесь и начиналась собственно часовня. Теперь они увидели, для чего предназначались точильные камни.
Все стены были покрыты боевыми клинками.
Секиры, топоры, мечи, кинжалы занимали все пространство от пола до потолка. Отражая свет факелов, они мерцали, как звезды в ночи, и отбрасывали отблески в глубь часовни — туда, где из темноты показалось нечто в рост человека и столь же знакомое каждому из четверки, как черты собственного лица. «Тау», символ Великой Тайны, на их глазах превратившийся в саму Великую Тайну.
Поначалу он представился им сгустком тьмы, но вот Аксель прошел вперед, факел осветил тусклую поверхность, и оказалось, что изготовлен символ из какого-то металла, листы которого соединялись заклепками. Основание железными скобами было прикреплено к полу, в котором они увидели глубокие вырубленные канавки, расходившиеся лучами к краям помещения и там вливавшиеся в еще более глубокий сток, терявшийся в темных углах часовни. Нижнюю часть Т-образного креста обвивало увянувшее растение, которое вцепилось в его края своими высохшими усиками.
Влекомые притяжением такого знакомого и странного предмета, монахи придвинулись ближе и увидели, что вся передняя часть креста открыта: дверца соединялась петлями с его опорной балкой и удерживалась цепью, закрепленной на потолке пещеры.
Внутри «Тау» был полым, а из стенок выступали сотни длинных игл.
— Неужели в этом и заключается Таинство? — Отец Малахия вслух высказал то, о чем думал каждый из четверых.
Все они были воспитаны на легендах о том, чем может оказаться Великая Тайна: Древом жизни из сада Эдемского, чашей, из которой Иисус пил, принимая смерть на кресте, а может быть, и самим крестом с Голгофы. И вот сейчас они увидели Тайну воочию — зловещий предмет в комнате, стены которой сплошь покрыты остро отточенными орудиями убийства. Афанасиус почти физически ощутил, как их глубокая несомненная вера начинает давать трещины перед лицом этого зловещего предмета. На это он и надеялся, когда шел сюда во второй раз. Именно такое прозрение требовалось, чтобы повернуть Цитадель от ее мрачного прошлого к светлому и незамутненному будущему.
— Не может быть, — произнес Аксель. — Должно быть, в каком-то из туннелей сокрыто нечто иное.
— Но ведь это — главное помещение, — возразил Афанасиус. — И здесь знак «тау». — Он поднял глаза, отводя их от полости креста: его угнетали тяжкие воспоминания о предыдущем посещении, ибо все мысли были сосредоточены на острых шипах внутри креста.
— Похоже, что здесь было сокрыто нечто, — заявил Малахия, подходя ближе и вглядываясь через толстые стекла своих очков. — Только нет уже Посвященных, которые могли бы объяснить, что это было и в чем его священный смысл. А без них мы можем так никогда и не узнать.
— Твоя правда. Очень жаль, что их больше нет с нами на горе. — Аксель выразительно посмотрел на Афанасиуса. — Не сомневаюсь, мы все горячо молимся, чтобы они поскорее возвратились.
Афанасиус пропустил насмешку мимо ушей. Посвященных вывели из монастыря по его указанию, он принял это решение из лучших побуждений и нисколько не раскаивался.
— Вместе мы до сих пор справлялись, — твердо сказал он. — Справимся и впредь, если будем вместе. Что бы здесь ни хранилось, оно уже исчезло — тому мы все свидетели. Нам же надо двигаться вперед.
Они постояли еще немного, глядя на опустевший крест, и каждый погрузился в свои мысли. Молчание прервал Малахия:
- Предыдущая
- 5/85
- Следующая
