Хозяйка Меллина (Госпожа замка Меллин) - Холт Виктория - Страница 18

Вечер был теплый, и я села у окна, потому что спать мне еще не хотелось. Из одного из открытых окон внизу слышалась музыка, и я поняла, что Коннан ТреМеллин принимает гостей.

Я пыталась представить себе, что они делают и о чем разговаривают, сидя в одной из тех парадных комнат, в которых я никогда не была. «А почему ты, собственно, должна там бывать? — спрашивала я себя. — Ты всего лишь гувернантка». Но перед моим мысленным взором настойчиво появлялся Коннан ТреМеллин — стройный, элегантно одетый, сидящий за карточным столом или слушающий музыку со своими гостями.

Я узнала «Сон в летнюю ночь» Мендельсона и вдруг ощутила острое, почти непреодолимое желание оказаться там. По непонятной мне самой причине мне захотелось этого несравненно больше, чем хотелось в свое время бывать на вечерах, которые давали тетя Аделаида и Филлида. Но о том, чтобы спуститься в гостиную, и речи быть не могло, поэтому, не в силах сдержать своего любопытства, я позвонила, чтобы пришли Китти или Дейзи, зная, что они только рады будут рассказать мне о том, что происходит внизу.

На звонок пришла Дейзи. Вид у нее был необыкновенно возбужденный.

Я сказала ей:

— Мне нужна горячая вода, Дейзи. Не могла бы ты принести мне ее?

— Ну, конечно, мисс, — ответила она.

— Насколько я понимаю, в доме гости.

— О да, мисс. Хотя это ничто по сравнению с теми приемами, что у нас здесь бывали раньше. Но сейчас уж год прошел после смерти хозяйки, так что хозяин снова начнет принимать гостей. Так миссис Полгри говорит.

— А кто сегодня в гостях?

— А-а, во-первых, конечно, мисс Селестина и мистер Питер.

— Это я поняла — я видела их карету. — В моем голосе было возбуждение, из-за которого мне стало стыдно. Чем я лучше сплетницы-служанки!

— Да, но я вам скажу, кто еще приехал.

— Так кто же?

— Сэр Томас и леди Треслин.

Дейзи произнесла эти имена с таким заговорщицким видом, как будто приезд этих людей имел какое-то особое значение.

— Да? — сказала я, надеясь услышать что-нибудь еще.

— Хотя, по правде говоря, — продолжала Дейзи, — как считает миссис Полгри, сэру Томасу не по гостям разъезжать надо, а в постели лежать смирнехонько.

— А что, он болен?

— Да ему уж давно за семьдесят перевалило, и сердце у него слабое. Миссис Полгри говорит, что с таким сердцем можно когда угодно раз — и все, и помогать не надо! Не то чтобы…

Она вдруг остановилась и стрельнула в меня веселыми глазами. Мне не терпелось услышать продолжение, но просить ее о нем мне было не к лицу. К моему разочарованию, взгляд Дейзи погас, и она совсем другим уже тоном сказала:

— Ну, она-то — совсем другая птица.

— Кто — она?

— Да леди Треслин, конечно! Видели бы вы ее сейчас! Декольте аж досюда, а на плечах — такие цветы, умрешь! Уж она-то красавица из красавиц, и видно, что она только дожидается…

— Видимо, она моложе своего мужа?

Дейзи захихикала.

— Говорят, между ними сорок лет разницы, а ей бы хотелось притвориться, что и все пятьдесят.

— Мне кажется, она тебе не нравится.

— Мне-то? Ну так что ж, мне не нравится, а кое-кому нравится!

Сказав это, Дейзи разразилась чуть не истерическим смехом, и, глядя на ее обтянутую тесным платьем фигуру и слыша этот вульгарный хохот, я снова устыдилась того, что выслушивала сплетни служанки, и холодно сказала ей:

— Мне бы очень хотелось получить горячую воду, Дейзи.

Дейзи сразу словно проглотила свой смех и быстро вышла, оставив меня обдумывать ту картину, которая теперь уже довольно четко вырисовывалась в моей голове.

Уже умывшись и переодевшись на ночь, я все думала о том, что происходит в гостиной, из окна которой теперь доносились звуки шопеновского вальса. Его мелодия заставила меня на минуту забыть о том, кто я, и словно вынесла меня из моей скромной спальни, перенеся туда, где я так мечтала оказаться — в просторную гостиную, украшенную цветами, где я увидела себя такой, какой я хотела бы быть: красивой, остроумной, способной завоевать любовь своего избранника…

Меня поразила эта нелепая фантазия, возникшая в моем воображении под музыку Шопена. Какое отношение все это — гостиные, вальсы, цветы — имеет ко мне, простой гувернантке?

Я подошла к окну. Прекрасная теплая погода стояла уже так давно, что я была уверена, вот-вот она уступит место осенней сырости и туманам, а также сильным ветрам с юго-запада, которые, как выражался о них Тэпперти, были «кое-что».

Я чувствовала запах моря и слышала мягкий плеск волн в Меллинской бухте.

И вдруг я увидела свет в темной части дома, где никого не могло быть в этот час, и у меня побежали мурашки по спине. Я знала, что осветившееся вдруг окно принадлежало комнате, смежной с той, куда Элвиан привела меня тогда за амазонкой. Это было окно спальни ее матери.

Наружные шторы на окне были опущены, чего я раньше никогда не замечала. Я была уверена, что несколько часов назад они были подняты, так как, в силу появившейся у меня с некоторых пор привычки, я взглянула на эти окна, когда перед этим подходила к окну.

Шторы были из какого-то тонкого материала, поэтому через них был совершенно ясно виден свет, горящий в комнате. Это был слабый свет, но в его реальности сомневаться не приходилось. К тому же я видела, что источник света передвигается по комнате, как будто кто-то ходит по ней со свечой в руке.

Я стояла у окна, не в силах оторвать взгляда от этой таинственной и жутковатой картины, как вдруг за шторой появился силуэт. Это был силуэт женщины.

— Это Элис, — произнес рядом со мной чей-то голос, и я поняла, что сама невольно сказала это вслух.

«Боже мой, я брежу, — подумала я. — Мне все это кажется».

И тут я снова увидела силуэт женщины, стоящей за шторой. Я вцепилась дрожащими пальцами в кромку подоконника и, не отрываясь, смотрела на мелькавший огонек. Я уже готова была позвать Китти или Дейзи или самой броситься к миссис Полгри, но мысль о том, как глупо я буду выглядеть в их глазах со своими страхами и фантазиями, отрезвила меня. Я не двинулась с места, продолжая наблюдать за мерцающим за шторой светом.

Через некоторое время он погас, но я еще долго стояла у окна, вглядываясь в темноту. В гостиной по-прежнему играли вальсы Шопена, а я стояла на своем посту, пока не замерзла, но больше ничего уже не увидела.

Когда я легла в постель и после долгих стараний мне наконец удалось уснуть, мне приснилось, что в мою комнату входит женщина в черной амазонке с голубыми манжетами и говорит мне: «Меня не было в том поезде, мисс Ли. Подумайте, где я. Вы должны найти меня».

Даже сквозь сон я слышала шепот волн в бухте, а проснувшись, сразу подошла к окну и посмотрела в него. Уже почти совсем рассвело, и мне были хорошо видны окна комнат, чуть больше года назад принадлежавших Элис. Наружная штора спальни была поднята. Я отчетливо видела красивые занавеси из голубого бархата, висящие на окне.

Прошло около недели, прежде чем я наконец увидела Линду Треслин. Было начало седьмого. Мы с Элвиан отложили свои книги и пошли в конюшню взглянуть на Баттеркап, которая в этот день растянула сухожилие. У нее уже побывал ветеринар, который поставил ей припарки. Элвиан была по-настоящему огорчена, и меня это радовало, как и любое другое проявление ее добрых чувств.

— Не волнуйтесь, мисс Элвиан, — успокаивал ее Джо Тэпперти, — и недели не пройдет, как Баттеркап поправится, вот увидите! Джим Бонд — лучший лошадиный доктор во всем свете, уж вы мне поверьте.

Элвиан воспряла духом, и я сказала ей, что завтра она будет ездить на Черном Принце. Она обрадовалась, так как знала, что Черный Принц — серьезная лошадь, которой она должна будет показать все свое умение, и я с удовольствием отметила, что она совершенно избавилась от своего панического страха перед лошадьми.

Мы вышли из конюшни, и я взглянула на часы.

— У нас есть полчаса. Хочешь погулять по саду?

К моему удивлению она сказала, что хочет, и мы пошли по аллее.