Колумб - Гурьян Ольга Марковна - Страница 25

• Предыдущая
• 25/26
• Следующая

Наутро он спустился в Палос. Там было ещё хуже. В каждом доме оплакивали тех, кто погиб в прибрежных плаваньях, или тех, кто ушёл в море Тьмы и никогда-никогда не вернётся.

Диего зашёл к Пинсонам. Ласковая, тихая жена Мартин-Алонсо угостила его сладким вареньем, но она плакала, доставая его из банки, и оно стало солоноватым.

Диего скорей вернулся к отцу Маркена, потому что с этим тихим маленьким старичком было всё же легче.

Но на другое утро — это было 15 марта 1493 года — Диего не выдержал и снова спустился в Палос. Он пошёл бродить по пристани. Здесь на камнях сидело несколько женщин, проводивших в ожидании свои дни. Диего присел рядом с ними.

Было около полудня, когда вдали показался парус. Одна из женщин встала и поглядела, потом опять опустилась наземь, безразличная ко всему на свете. Каравелла всё приближалась, и уже были видны её мощные паруса и тонкий изогнутый корпус.

— Она похожа на «Нинью», — сказала одна из женщин.

— Ты дура, — ответили ей. — У «Ниньи» паруса косые, и если это «Нинья», то где же остальные корабли?

У Диего сильно и неровно билось сердце. Он не видел кораблей перед отплытием и не мог узнать их, но он знал, что отец ушёл на «Санта-Мари», а возвращалась «Нинья». Да, это была она, хотя и с новыми парусами; все её уже узнали и, трепеща, смотрели ей навстречу.

Из ближних лачуг выбегали семьи моряков и спешили на пристань. Но уже в самые дальние домишки проникла весть, и люди, торопясь, пробирались среди холмов, ещё не зная, что ждёт их —радость или горе.

Но вот «Нинья» причалила, с берега подхватили брошенный ею канат. И тогда по откинутому трапу двинулось с корабля удивительное шествие. Впереди шли шесть индейцев, совершенно нагих, но увешанных тяжёлыми золотыми цепями. Они ступили наземь и остановились. Толпа, шарахнувшаяся от них, снова надвинулась, потому что теперь на берег спускались попарно матросы. Они несли на поднятых руках разноцветных попугаев и других удивительных птиц с ярким опереньем, шкуры неизвестных животных и невиданные растения. И последним на берег сошёл Колумб в скромной и тёмной одежде поверх сверкающих лат. Тогда Диего, очнувшись от оцепенения, закричал и бросился к отцу навстречу.

Кругом них раздавались ликующие возгласы тех, кто встретил своих родных, и недоуменные вопросы тех, кто не видел своих близких. Но никто не умер, если только не потонула «Пинта». Те, кого здесь нет, остались в далёкой Индии добывать золото. Они вернутся через год богачами.

Колумб отправил гонца с вестями к королевскому двору, а сам поднялся с Диего в Рабида — навестить старого друга и отдохнуть в ожидании королевского ответа.

Маркена, со всех сторон обложенный подушками, сидел в постели и слушал рассказы Колумба. Его измождённое болезнью лицо расцвело и порозовело. Когда Колумб дошёл до страшной бури, едва не погубившей малютку «Нинью», Маркена завозился на постели, выпростал руки из-под одеяла и схватил Колумба за рукав.

— …На следующий день на заре буря стихла, — рассказывал Колумб. — Мы увидели на горизонте Азоры; ещё через день благополучно достигли их берегов. Но «Пинту» отнесло далеко, и так как у неё была повреждена мачта, а Пинсон болен и им уже не владеет прежний отважный дух, то боюсь, что каравелла и все бывшие на ней погибли. И хоть Пинсон причинил мне много горя и пытался покинуть меня и опередить — первым рассказать королям о моём великолепном открытии и, быть может, приписать его себе, — но мне жаль его, потому что он был отважный человек и без его помощи нелегко мне было бы осуществить моё плаванье.

Затем он рассказал, как уже у европейского побережья снова настигла их буря. Корабль долго боролся с волнами в виду близлежащего города, пока наконец удалось войти в реку Тахо, и таким образом Колумб высадился на берег Португалии. И он рассказал о великолепном приёме, который был оказан ему португальским королем. 

Тут Диего важно сказал:

— Короли всегда так. Их пугают великие замыслы, но победителей они приветствуют, надеясь пожать плоды их побед.

— Что ты говоришь, Диего! — в ужасе воскликнул Mapкена. — Этому ли тебя учили при дворе?

— Конечно, это так, — упрямо сказал Диего. — Португальский король теперь пошлёт своих капитанов по следам твоих каравелл и попытается перехватить у нас золото Индии.

— Семь месяцев прошло с тех пор, как я покинул Палос, — сказал Колумб. — Переход в ту сторону я сделал в семьдесят один день; обратный путь был много быстрее и легче, хотя в течение тринадцати дней меня теснили бури. Скоро плаванье по морю Тьмы станет простой увеселительной прогулкой, приятнее, чем плаванье у наших берегов, потому что море там спокойнее, ветры ровны и воздух полезен для дыхания.

В дверь негромко постучали, и послушник просунул в комнату голову.

— Сейчас вернулась «Пинта», — сообщил он. — Она пришла потихоньку, как будто тайком. Она совсем истрепалась, а Пинсон болен и заперся в своём доме.

— Он боится, как бы я не наказал его за то, что он пытался покинуть меня, — сказал Колумб. — Но я не собираюсь мстить ему. Он и так заболел от злобы и зависти.

Несколько дней в Рабида прошли спокойно и радостно. Маркена выздоравливал и уже спускался в свой садик, опираясь на руку Диего. Из Палоса подымались моряки со своими семьями и с восхищением смотрели на Колумба, а он выходил к ним с улыбкой, озарявшей довольством его лицо.

Вскоре вернулся гонец, посланный к королям. Он сообщил о том глубоком впечатлении, которое произвела при дворе его весть. Слава новых западных владений затмила собой завоевания мавританских войн.

Короли готовили Колумбу небывалую встречу. И города, лежащие по пути, уже соревновались друг с другом, желая оказать изумительные почести великому мореплавателю, открывшему новый мир.

Весна в Вальядолиде ранняя, и ласковое солнце пригревает старые кости. Но тоскливо целыми днями быть прикованным к креслу, когда ноги распухли, как брёвна, и не можешь шевельнуться без посторонней помощи. А мальчишке-слуге скучно сидеть с больным стариком. Он убегает на улицу и играет со своими сверстниками. Из окна Колумбу видно, как они играют на пыльной улице. Они устроили бой быков. Один мальчишка привязал ко лбу две ножки от скамейки — и это бык. Другой на четвереньках — конь, а на нём верхом Колумбов слуга — пикадор. Он держит в руке пику — костыль Колумба — и машет его красным шейным платком. Они визжат на всю улицу, гоняются друг за другом, и бык бодает коня ножками от скамейки. А Колумб принуждён сидеть здесь один, и, если он хочет пить, он должен ждать, пока кончится игра и слуга вернётся.

Но игра кончится не скоро, у него много времени, он может сидеть и думать о своей жизни.

Диего, дитя его сердца, стал важным человеком при дворе. Вероятно, он женится на Марии Толедо, двоюродной сестре короля. Но он забыл отца. Он не пишет ему и не приезжает его навестить. Конечно, ему некогда, он занят важными делами, но, ах, как хотелось бы увидеть его перед смертью! Сам Колумб пишет ему через день. Он пишет:

Хорошо греет весеннее солнце, и сладко пахнут красные цветы граната, но на Эспаньоле солнце жарче, а цветы ярче и ароматней.

Тринадцать лет прошло с тех пор, как впервые пересёк он море Тьмы, а слава его не длилась и тринадцати месяцев. И теперь не многие помнят о нём, а те, кто помнит, называют его «открывателем новых островов», а слава и честь достались Америго Веспуччи, «открывателю нового мира».

Колумб сердится, когда вспоминает об этом, и ноги болят сильнее. Скоро подагра дойдёт до сердца и задушит его. Недолго осталось терпеть забвение и нищету.

Этот Веспуччи изобразил на карте земли, которые Колумб увидел первым из людей, этот Веспуччи думает, что это новый мир, а не Индия, и он называет его «Новая земля». Но Колумб знает, что это западный берег Индии, Манги и Катай. И не теперь, когда ему шестьдесят лет и он четырежды был в тех морях, не теперь переубеждать его, что это не Индия, а «Новая земля».

• Предыдущая
• 25/26
• Следующая