Свидетели - Гурьян Ольга Марковна - Страница 15
- Предыдущая
- 15/26
- Следующая
Им всё и достанется. Обрадуются. Остаться бы живу, в тот же час подберу бездомного сиротку — будет мне вместо сына.
Ни к чему эти мысли, и спасения не приходится ждать.
И внезапно — вот оно, спасение!
По мосту из лодок скачет белый конь. Белое знамя острием направлено па англичан. Жанна! Жанна! Спасение наше!
Она скачет по мосту, и с ней Ла-Гир, и Ксэнтрай, и тысяча их, гасконцев. Она кричит:
— Вперед, вперед!
И сердце у нас взыграло в груди, и храбрость прибавилась, и сила возвеличилась.
От яростного нашего наступления англичане бегут с поля, а мы за ними и взбегаем на вал Огюстена, и Жанна водружает на валу свое знамя.
К англичанам спешит подкрепление из Турели, и они снова отражают нас. Подлые твари, они раскидали под валом железные шипы — повредить нашу конницу, и Жанна, в пылу битвы соскочившая с коня, наступает ногой на пронзительное острие.
Но уже скачет к нам подмога — Дюнуа и де Рэ, и с ними их отряды. Мы второй раз берем вал, и Жанна, раненная, но будто неуязвимая, вторично водружает на нем свое знамя.
Тут начинается такое, что я ничего уже не вижу и не помню и только бью, бью тяжелыми моими кулаками по английским ненавистным головам, будто быков оглушаю на бойне. И ничего я не слышу в шуме и грохоте, только Жаннин зов:
— Вперед! Вперед!
И англичане бегут. Жалкие их остатки спасаются в Турели.
Жанна, победоносная, вновь верхом на коне. Белое знамя высоко поднято. Она отдает приказ сжечь Огюстен, чтобы англичане никогда уже не могли вновь занять крепость.
Огюстен горит гигантским факелом — пламя вздымается к темному небу, отражается в реке. Я вдруг вижу, что уже настала ночь, и я довольно потрудился.
Глава шестая
ГОВОРИТ
УИЛЬЯМ ГЛАСДЭЛ
Я — Уильям Гласдэл, командующий английским войсками на левом берегу реки.
Вчера поздно вечером французы взяли Огюстен и подожгли его.
Огюстен горит всю ночь. Зарево освещает полнеба, и темная земля, и истоптанные битвой виноградники испещрены бесчисленными кострами.
Французы не вернулись на ночь в город, ждут утра.
Эту ночь я не сплю. Я обхожу Турель от вала и до верхушки башни. Турель построена крепко, и мы ее еще укрепили. Взять ее невозможно, потребуется не меньше трех месяцев осады.
У меня храбрые и опытные солдаты, и среди них многие знаменитые рубаки — Том Рейд, Дик Хаук, Том Джолли, Черный Гарри.
Я говорю Гарри:
— Почему солдаты не спят? Надо бы им отдохнуть перед завтрашним днем.
Он отвечает:
— Они боятся, что орлеанская колдунья наложила на них заклятье и все они погибнут. Они говорят, что на ней печать дьявола и оттого она неуязвима.
Я говорю:
— Пусть она покажется на полет стрелы — никакой дьявол ей не поможет.
Но он возражает:
— Колдуны не боятся железа — ни меча, ни стрелы. Их могут уничтожить только огонь и вода.
Мне самому не по себе, но я громко смеюсь и говорю:
— Не унывай, Гарри. Мы сожжем ее тело, а прах утопим в реке.
Черный Гарри еще мрачнеет и бормочет:
— Сперва надо ее поймать. А она зачарована.
Я приказываю дать солдатам вина, поднять их дух. Но эти забулдыги, эти пропойцы, не хотят пить. Они боятся, что колдунья силой волшебства отравила вино.
Светает, гаснут звезды, погасли костры в виноградниках. Огюстен догорел. Серые полосы дыма тянутся под рассветным небом. Все тихо.
Нет у меня привычного подъема перед битвой. Может быть, и я зачарован. И чтобы разорвать эту проклятую тишину, гнетущую паутину молчания, я приказываю начать бомбардировку города. Каменные ядра летят через Луару, пособьют отвагу колдуньиных солдат.
Но уже трубят их трубы, и они идут на приступ. Они тащат лестницы, приставляют их к валу и лезут на нас. Мы сверху обливаем их кипящим маслом, закидываем камнями, рубим и колем.
То они прорываются через частокол, то мы снова отгоняем их через ров. Как молния маячит среди них колдунья в белых латах.
Я кричу:
— Кто попадет в нее, тому десять золотых монет. Стрелы летят и не могут ее поразить.
Я кричу:
— Кто собьет колдунью, тому двадцать золотых монет и серебряный кубок в придачу.
Том Джолли выхватывает лук у одного из стрелков. Он натягивает тетиву, и наложенная на нее стрела долго движется вправо и влево за скачущей на коне колдуньей. И вот он спустил тетиву, и стрела летит и, проникнув в узкую щель меж пластинами вонзается в грудь колдуньи, и она падает, и ее уносят.
— Победа! Победа! — кричим мы и бросаемся вперёд.
Французы бегут, и мы преследуем их до самых развалин Огюстена.
Колдунья убита, дьявол не помог ей. Заклятие снято, и победный рев наших труб доносится за реку.
Уже французы повернулись спиной, готовы бежать, когда внезапно колдунья появляется вновь. Она верхом на коне, и нету стрелы в ее груди. Эта стрела была о четырех острых зазубринах, такую не вытащишь из тела. Дьявол, дьявол помог своей служанке, оживил мертвую.
Французы снова перед валом Турели.
Уже наступают сумерки, и в полумраке ярко белеет знамя колдуньи. Только что оно было в руках ее оруженосца. Сражаясь, он кому-то передал его. Знамя скрылось во рву, и за высоким валом его не видно. Колдунья прыгает в ров, хватает свое знамя, взбирается на вал и кричит, ее голос доносится до нас:
— Когда знамя коснется стены — все наше! Поднимается ветер, качнул белое полотнище. Знамя касается стены.
Моими солдатами овладевает ужас. Мы бежим через доски настила над взорванным мостом и укрываемся в маленьком форте перед Турелью.
Ведьма кричит мне:
— Гласдэл, Гласдэл, сдавайся! Жаль мне тебя и твоих!
И вдруг мы видим плывущее по реке пламя.
Барка, наполненная деревом, хворостом, смолой, горит высоким костром. Она плывет по течению и останавливается под мостом, и огонь охватывает доски настила, охватывает нас огненным кольцом.
Мы горим! Горим! И мост под нами рушится, и мы падаем в реку, и тяжелые латы тянут нас ко дну.
Мои латы были самые тяжелые.
Глава седьмая
ГОВОРИТ
ЖАК ЛЕ БАЛАФРЭ
Я — Жак, по прозвищу ле Балафрэ, что значит «человек со шрамом на лице». Заработал я этот шрам не в честном бою, а любимый мой друг полоснул меня поперек носа ножом, которым резал сыр. Было это по пьяному делу, нас растащили, и мы помирились.
Я солдат. А ушел я из деревни в солдаты, потому что мне деревенская жизнь не пришлась по вкусу. Что ж это такое? Трудишься, работаешь не разгибая спины, а придут проклятые англичане и все дочиста заберут. Нет, уж лучше быть волком, чем овцой.
Пятнадцать лет я служил под начальством многих капитанов, а уж лучше капитана Боскью ни одного не знал. Вот уж это был капитан из всех капитанов. Лев рыкающий! Мы при нем жили не тужили, плащи поверх лат были у нас шелковые и бархатные. За одну ночь проигрывали в кости все, что в кошеле звенело. Ничего не жалели, знали, что достанем.
Было это летом, годов двенадцать тому назад, когда Боскью взял город Компьен. Налетели мы ненароком, захватили бургиньонов врасплох, и тут мы попраздновали. Все пригороды пожгли, подожгли полгорода. Такое адово пламя поднялось к небу — надо думать, в Париже это зарево было видно.
Жители выскакивали из горящих домов, тащили свое добро, что поценнее, а тут мы их хватали и кого убивали, а с кого требовали выкуп и дочиста их обобрали. Вот это была жизнь!
- Предыдущая
- 15/26
- Следующая