Свидетели - Гурьян Ольга Марковна - Страница 22
- Предыдущая
- 22/26
- Следующая
У нас мурашки но спине — то ли от холода, то ли от страха. Хоть мы храбрые ребята, а очень беспокоимся. Шутка сказать, четверо суток придется нам, не смыкая глаз, сторожить ведьму. Да мало ли что она может сделать?
Она уже дважды сбегала от бургиньонов. Первый раз ее сразу поймали, так во второй раз она взяла и улетела прямо с верхушки высокой башни. У ведьм это просто. Села верхом на помело, крикнула: «Абракадабра!» — и улетела. Но у этой ведьмы то ли не оказалось под рукой помела, то ли она второпях перепутала заклинание, а только вылетела она из башни и тут же грохнулась в ров. Другой бы человек разбился насмерть, а ей хоть бы что.
Эти ведьмы живучие. Ее убили стрелой под Орлеаном, а она воскресла. Под Жарго ей сбросили на голову каменную глыбу. От другого бы мокрое пятно, а она целехонька.
Как же нам не беспокоиться? Такие большие деньги за нее заплачены, а вдруг мы ее не довезем?..
Вот и бухта Соммы, и морские волны омывают стены Кротуа. Мы переправляемся на другой берег, нам опускают подъемный мост, и мы въезжаем в ворота крепости.
Теперь можно будет отдохнуть в караульной, обогреться, закусить и выпить.
Как бы не так!
Не успели мы спешиться, как опять стук копыт на мосту, и бургиньоны въезжают во двор.
Я смотрю, ищу глазами ведьму. Ведьмы нет! Слава святому Георгию — она сбежала от них, и нам уже не придется возиться с ней.
Я говорю сержанту:
— А ведьмы-то нет!
Он тычет пальцем, указывает на молоденького парнишку, который смирно сидит на своей лошади в самой серёдке бургиньонского отряда. Сержант говорит::
— Есть ведьма. Вон она.
Я приглядываюсь повнимательней и замечаю, что действительно это не парнишка, а переодетая девушка. Смирная такая, с виду воды не замутит, а только в мужском платье. Это никакая честная девушка себе не позволит.
Так вот они какие, ведьмы,— в первый раз вижу. Я почему-то думал, что все они старые карги, нос сходится с подбородком, а на подбородке седая щетина. Но, видно, они тоже бывают разные.
Комендант крепости со своими солдатами снимают ведьму с седла. У нее связаны руки, и она сама не может слезть. Они уводят ее в башню, а мы с бургиньонами идем в караульную.
Они до того рады, что избавились от нее, прямо рожи расплылись от радости. Теперь уж она не ихняя забота. Пьют и гогочут, будь они прокляты. А нам не до веселья. Так бы и трахнул их кружкой по башке. Но мы сдерживаемся.
На другое утро они уезжают, а мы остаемся.
Ведьму надежно заперли в тюремной башне. Окно забрано крепкой решеткой — оттуда не сбежишь. И в трубу тоже не улетишь, потому что башня не отапливается и нету трубы. Но она целый день торчит у окна. Если задрать голову повыше, видно белое пятно ее лица за решеткой. На что она смотрит? В прилив море бьется о стены. В отлив кругом болото. Смотреть не на что.
Мы живем в Кротуа целую неделю. Эдмонд Гэк, наш сержант, все советуется с комендантом, каким путем безопасней везти ведьму в Руан. По дороге в деревнях жители какие-то полоумные, воображают, будто она святая. Как бы не узнали они, кого мы везём, не вздумали напасть на нас, попытаться ее отбить. А начнется потасовка, ей будет возможно ускакать — сгоряча и в суматохе не уследишь.
Надо весь путь обдумать: какой длины делать переходы каждый день, чтобы ночью останавливаться, где есть крепкие тюрьмы. И вот они целую неделю все рассчитывают и раздумывают.
Наконец все решено. Ведьму сажают на коня. Руки у нее связаны, и она крепко прикручена к седлу. Для верности мы держим в руке конец веревки, обвязанной вокруг ее пояса. Уже ей не вырваться.
Мы переправляемся через залив на большой плоскодонке и на другом берегу въезжаем в Сэн-Валери. Быстро проезжаем через город от Нижних ворот до Верхних. Уже жители выскакивают из домов, но мы пришпориваем коней, мчимся как молния. За нашими спинами глухой гул толпы, нам вдогонку летят камни, но мы уже проскочили город. Перед нами бесконечные пустынные поля, и среди них чуть заметная тропа.
Мокрый снег хлещет нам в лицо, лошади скользят по гололедице. По серому небу с жалобным кликом летят какие-то дикие птицы. Стаи ворон тяжело взлетают при нашем приближении.
В этот день мы проезжаем через шесть деревушек. Люди лениво смотрят на нас с порога своих хижин. Что, если ведьма крикнет им свое имя, откроется им? Мы тесней обступаем ее и подгоняем коней.
Проклятая дорога! За семь часов мы едва успеваем проехать семь лье до города Э. А в окрестных лесах водятся банды арманьяков — всякие беглые подмастерья, крестьяне, деревенские цирюльники. Что, если сейчас они окружат нас?
Поднимается густой туман, ничего впереди не видно.
Что за крик?
Нет, это кричат кулики.
Наконец мы вступаем в Э. На ночь мы запираем ведьму в Львиной яме — тюремной башне. Следующая ночь в подземелье замка Арк.
Еще день.
Мы едем старой римской дорогой — Дорогой фей. Ведьма, совсем замученная, сидит смирнёхонько, повисла на своих веревках. Видать, закоченела до костей в своем коротеньком красно-зеленом шелковом плаще. Ведь ее поймали в Компьене летом, в летней одежде. Плащ от снега совсем промок, хоть выжимай, и липнет к телу. А ночами в сырых камнях темниц тоже не пришлось ей отогреться.
Мне становится жалко ведьму. Но я сейчас же спохватываюсь. Жалеть ведьм — это большой грех.
Теперь уже недолго.
В самую ночь под рождество мы въезжаем в Руан.
Глава шестая
ГОВОРИТ ПЬЕР КОШОН
Я — Пьер Кошон, епископ Бовэ, канцлер королевы Англии, ректор Парижского университета.
И теперь, когда Жанна в руках англичан и надежно заключена в башне руанского замка, мне предстоит судить ее и, взвесив все показания, по справедливости постановить, от добра она или от зла.
Но что такое добро и что такое зло?
Есть истинные пророки, слышавшие голос бога, и лжепророки, слышавшие голос дьявола.
Как их различить?
Лишь по тому, что они нам вещают и каковы последствия их вестей, потому что сказано в священном писании: «Не бывает дурных плодов от доброго древа».
Когда в Пуатье пытались установить истину, присутствовавший там ученый богослов, вершина познаний в подобных делах, епископ Жан Жерсон, постановил, что она девушка разумная и набожная. Повинуясь своим голосам, Жанна освободила Орлеан и короновала дофина — это добро для арманьяков. Но для англичан это зло.
Чашки весов равны и не колеблются, но я бросаю на них еще одну крупинку зла, того зла, которое она причинила мне.
Она взяла Бовэ, и я потерял свое епископство и доходы города Суассон. Она лишила меня доходов Компьена, находившегося под моей духовной властью. Из-за нее потерял я деньги и власть. И это плохо. Это зло.
Чашка весов клонится, клонится. И без суда могу я осудить Жанну по всей моей справедливости.
Но мое решение должно быть убедительно для всех людей и на все времена. Чтобы опозорило Жанну и ее короля в глазах всего света, и никто уже не смел поклоняться ей, и верить ей, и коронация стала бы кощунством и недействительна.
И, чтобы все это так и стало, я начинаю торжественный процесс осуждения и выбираю состав суда. В него входят инквизитор и сорок епископов, аббатов и докторов церковного права.
Герцог Бедфорд, регент Франции, поручая мне ведение процесса, выразил сомнение, удастся ли мне доказать виновность Жанны. Я улыбнулся — у меня были свои основания отомстить ей — и я сказал:
— Не беспокойтесь. Это будет прекрасный процесс.
Благодарный, он вручил мне на расходы более ста тысяч золотом, и я расписался в их получении.
Он это знал, и я знаю, что этот процесс противозаконен. Жанна взята в плен в бою и с оружием в руках. По закону надлежит отпустить ее за выкуп или держать в плену бесконечно. Но нельзя судить и нельзя присуждать к казни.
- Предыдущая
- 22/26
- Следующая