Мертвая зыбь - Никулин Лев Вениаминович - Страница 34

• Предыдущая
• 34/86
• Следующая

Вдруг рядом с Зубовым оказался Стауниц, пристал к Зубову. Пришлось познакомить его с Леной. Стауниц завёл разговор об оперетте, о том, хороша ли Татьяна Бах, и все время осматривал с головы до ног Лену нагловатым и пристальным взглядом. «Уж очень скромно одета ваша девица», — читал в этом взгляде Зубов, мысленно посылая Стауница к черту. С другой стороны, он понимал, что Стауница интересуют его, Зубова, связи, сто знакомые.

— А в графе Люксембурге мало графского, вы не находите? — спросил Лену Стауниц.

— Не знаю, мне не приходилось видеть графов.

— Ну, тогда и этот сойдёт… Не угодно ли? «Мы оставляем от старого мира только одни папиросы „Ира“, — он протянул коробку Зубову. — Это кто, Маяковский написал?..

— Маяковский не только это написал, — отрезала Лена.

Стауниц так и не отвязался, весь антракт болтал всякую чепуху, иногда с антисоветским душком, не переставая поглядывать на Лену. Она хмурилась. Дали звонок, и они вернулись на свои места.

— Ну и тип… — сказала Лена, — это твой дружок?

— Да нет, просто знакомый.

— А держал себя так, будто вы однокашники. Почему ты не оборвал его, когда он нёс всякую похабщину?

— А я, признаться, не слушал.

— Зато я слушала. Если подойдёт в следующем антракте, ты его отбрей как следует.

Во втором антракте Стауниц не подошёл, но, проходя мимо, мерзко подмигнул. Лена это заметила.

— Вот скотина! — подумал вслух Зубов. — Испортил вечер.

Лена молчала. Из театра шли молча. Зубов думал, что она зайдёт к нему, как бывало прежде, но она сказала, что отец болен, мать провозилась с ним всю прошлую ночь, а теперь её, Лены, очередь.

Зубов проводил её домой на 2-ю Тверскую-Ямскую. Хотя они и поцеловались на прощание, но расстались довольно холодно.

Он понимал её чувства: девушку смущало знакомство Зубова с этим франтом с бриллиантовым кольцом на мизинце. Но что мог ей сказать Зубов? Она не должна ничего знать о том, что связывало его с таким субъектом, как Стауниц. Тот, конечно, понял, что девушка, с которой был Зубов, комсомолка или даже коммунистка.

«Черт с ним, со Стауницем, в конце концов, — подумал Зубов. — Я командир, и мне надо поддерживать знакомство в той среде, где я — свой». Но хуже, что Лена была недовольна знакомством Зубова с таким неприятным субъектом. Вероятно, решила — влияние нэпа, об этом теперь много говорят.

…Лена была у Зубова, когда позвонил телефон. Зубова в эту минуту не было, он отправился в продовольственный магазин. Телефон был в коридоре, у самых дверей комнаты, и упорно звонил. Лена взяла трубку. Чей-то знакомый голос спросил Зубова, и, когда она сказала, чтобы позвонили через полчаса, вдруг услышала:

— А это говорит та очаровательная барышня, с которой я имел удовольствие познакомиться в саду Эрмитаж?

Лена бросила трубку.

Когда Зубов вернулся, она прямо заговорила о том, что звонил этот субъект и назвал её «очаровательной барышней».

— Не надо было брать трубку!

— Телефон долго звонил… Что у тебя с ним общего? Почему он тебе звонит? Почему ты не пошлёшь его к черту?

Зубов понимал её возмущение, но что он мог ей ответить, ей, коммунистке? Дал слово, что пошлёт этого случайного знакомого к черту, и отношения между ним и Леной понемногу наладились.

Вот тогда-то он и встретился со Старовым и рассказал о своих переживаниях. Якушев, как мы знаем, был свидетелем этого разговора.

Старов посочувствовал Зубову и дал такой совет:

— Устрой скандал Стауницу в присутствии Якушева. Основание для скандала есть. А что до твоей Лены, то скажи ей, что вы познакомились на бегах, случайное знакомство. Ты, как конник, интересуешься бегами, а он просто беговой жук. Она хорошая девушка, работает в отделе «Партийная жизнь», — конечно, ей неприятно, что ты знаешься с такими типами. Но не посвящать же её в нашу игру? Это абсолютно исключено.

И Зубов как-то на квартире у Стауница при Якушеве сказал:

— Что ты лезешь ко мне с антисоветскими анекдотами и всякой чепухой, когда я с моей девушкой. И по телефону ей говоришь всякую чушь!

— Ревнуешь? Ухаживай за моей женой. Не имею ничего против!

— Ну тебя к черту! Какая ревность! Я — красный командир. Знакомства у меня соответственные. Она девушка идейная, работает в газете. А тут — ты, франт с колечком, пижон, со мной на «ты». Ей, конечно, удивительно, откуда у меня такое знакомство.

— В самом деле, с её точки зрения, компрометантное знакомство. Вообще, вы горе-конспираторы. Ртищев с Баскаковым идут по Петровке, болтают по-французски. От них контрой несёт за версту. А идут они к вам, Эдуард, и, возможно, тащат за собой «хвост»…

Стауниц надулся и потом сказал:

— Беда мне с ними. Кстати, Ртищев настаивает на вашей поездке в Петроград.

— Успеется. У них там сильные группы, так мне говорили в Париже. А вот нам, Стауниц, предстоит важное дело.

В чем состояло это дело, выяснилось на следующий день.

Роман Бирк, по его просьбе, был откомандирован в Ревель и приезжал в Москву как дипломатический курьер эстонского министерства иностранных дел. В его лице «Трест» нашёл верного помощника. Представителем «Треста» в Ревеле был Щелгачев. Артамонов, под тем же псевдонимом — Липский, переехал в Варшаву и тоже выполнял поручения «Треста».

Атташе польского посольства в Ревеле капитан Дримлер, прослышав о «Тресте», потребовал от Бирка, чтобы тот связал его с таинственной и сильной подпольной организацией в России. 2-й (разведывательный) отдел польского генерального штаба возымел желание устроить на польско-советской границе такое же «окно», какое действовало на эстонско-советской.

Обсудив это предложение, товарищи, руководившие «Трестом», поручили Якушеву через Стауница связаться с сотрудником военного атташе польского посольства в Москве. Стауниц был доволен поручением. Наконец он выходил на международную арену.

Свидание Стауница с этим сотрудником должно было произойти в кабаре «Странствующий энтузиаст» на Средней Кисловке. Это кабаре привлекало нэповское именитое купечество и их дам. Они рвались туда, чтобы поглядеть богему — неудачников актёров и художников… Богема открыто издевалась над нэповской публикой, но это её не смущало. На случай скандалов (они здесь были нередки) при входе в кабаре дежурили милиционеры.

В этом расписанном футуристами подвале кабаре одним из лучших официантов считался Стасик — тайный сотрудник польского военного атташе полковника Вернера.

Как было условлено, Стауниц занял столик в углу, заказал Стасику кофе и ликёр «Кюрасо». Само название «Кюрасо» было паролем. Этого ликёра никто в таком месте не стал бы заказывать.

В ту же минуту к столу подсел господин средних лет с седыми усами. Это был не полковник Вернер. Господин назвал себя:

— Чехович. Пан полковник не считает возможным появляться в таком месте.

— Место выбрал он сам, — сухо сказал Стауниц, — боюсь, что нам не о чем говорить. Я имею полномочия беседовать только с паном полковником Вернером.

— Разговор наш будет непродолжительным, — обиженным тоном сказал Чехович. — Мне поручено передать вашим руководителям, что господин Артамонов, он же Липский, является нежелательным в качестве вашего представителя. Он — германофил, враг нашей независимости.

— Вы придаёте слишком большое значение личности Артамонова — он не более как приказчик и будет делать то, что ему скажут. По это я вам сообщаю неофициально, пан Чехович.

Разговор неожиданно оборвался. Какой-то длинноволосый швырнул тарелкой в даму за соседним столом. Её кавалер вцепился в гриву длинноволосому, дама завизжала…

— Прелестный уголок вы выбрали для конфиденциальной беседы, — сказал Стауниц, — дело не обойдётся без милиции и проверки документов.

Появился Стасик и через какие-то катакомбы, заставленные ящиками с пустыми винными бутылками, проводил Стауница и Чеховича на улицу. Стауниц немедленно сообщил о неудачном свидании Якушеву.

• Предыдущая
• 34/86
• Следующая