Сердце спящего духа - Мадисон Александр - Страница 41

• Предыдущая
• 41/69
• Следующая

“Сейчас…”

Марионеткой в чьих-то безразличных и усталых руках.

“Сейчас она погибнет. Как написано в Пророчестве”.

И возненавидел. Того, кто предсказал это глупое Пророчество. И весь этот спектакль тысячу лет назад.

“ А я – стану трусом. Я убегу с поля боя…”

Возненавидел так сильно, что вдруг почувствовал, как рвутся ка-кие-то невидимые нити, связывающие его по рукам и ногам.

“Нет”.

Соединяющие его с этим миром.

“Никогда. Я не брошу их!”

Проникающие в его тело и сознание.

“Камень”.

Заставляющие его думать, чувствовать, ощущать то, чего, может быть, и нет на самом деле…

“Да камень же!”

Чувствовать, что этот проклятый камень тяжёл и горяч.

Он запросто поднял кристалл над головой и сделал шаг.

“Свободен. Свободен. Свободен!”

Ири-Тао развернулась и вскинула в его сторону свой посох. Рене почувствовал, что земля куда-то сорвалась из-под ног. Треск пространства. Словно яростная близкая вспышка уже рвёт воздух, но молния ещё не ударила. И запоздалая злоба Архота. Вокруг потемнело. Мальчик потерял сознание и упал. Где-то очень и очень далеко.

Но на то, чтобы обернуться назад, времени Стражу уже не хватило…

Номут, не останавливаясь, нервно ходил по замку, заложив руку за спину. Когда-то, очень давно, когда он ещё не был Номутом, это была его любимая привычка: заложить руки за спину, сцепив пальцы тугим узлом. Он всегда прятал руки, когда заключал сделку. Толстяк помнил, как руки не однажды выдавали его тайные замыслы.

Постепенно время изменило Номута. Как любого коротышку, для которого внутреннее величие не означает величие позы и осанки. Правитель вырос в глазах своих подданных, но не на глазах. Плечи не оделись в броню могучих мускулов, а покрылись какими-то рыхлыми буграми, всегда грязными и потными. Особенно в минуты сильного волнения. Талия исчезла. Спина раздалась вширь. А нижняя её часть, в завершение, довольно вульгарно оттопыривалась назад, подчёркивая тем самым кривизну необъятных бёдер.

Эта самая нижняя часть и не позволяла теперь правителю сомкнуть руки за спиной. Но привычка осталась. И Номут частенько в минуты сильного волнения закладывал руку за спину и неосознанно шевелил пальцами, словно пытался нащупать что-то давно утерянное.

Он молчал. Молчал уже вторые сутки. И это пугало всех гораздо больше, чем тот ядовитый сарказм, к которому все уже давно привыкли. Или приступы неожиданного бешенства, которые неминуемо кончались чьей-то смертью, но грозили бедой лишь одному-двум, волей судьбы оказавшимися виновниками ярости Повелителя. Более того, и это было ещё страшнее, он вторые сутки ничего не ел. Много странных привычек своего правителя повидали обитатели замка за последнее время. Но ещё ни разу они не были свидетелями плохого аппетита своего короля.

Покои Повелителя вымерли. Слуги и челядь, с дрожью в ногах и животным ужасом в сердце, бежали от его остекленевшего взгляда. “Впрочем, – тут Номут криво ухмыльнулся, – Нет в этом дворце челяди. Нет и никогда не было”. Не нашёлся ещё такой человек, который добровольно стал бы прихлебателем в этом замке. В исполинском обеденном зале, насколько помнил Номут, великолепно сервированный стол всегда накрывался только на одного.

Даже собаки бежали из дворца. Молоденькие крестьянки, которых он силой согнал, было, из ближайших деревень, чтобы они развлекали его танцами и пением, то ли покончили с собой, то ли все передохли от какой-то неведомой болезни… “Рахитичные дуры, – поморщился, вспоминая, толстяк, – Сегодня они были бы как нельзя кстати”.

“Что-то не так… Грустно. Что-то случилось… или только должно случиться”, – толстяк пошевелил пальцами и, причмокнув губами, несколько раз качнулся с носка на пятку. Богато украшенный обеденный прибор, смотрелся во главе огромного стола голо и глупо. По-сиротски…

– Поставить второй прибор! – негромко приказал он.

Ничего. Ни слова, ни движения в ответ. Даже воздух не шелохнулся. Но Номут знал. Знал, что приказ услышан. И что сейчас кто-то уже бежит. Бежит, спотыкаясь, в буфетную. На кухню. В сервировочную. В тщетной попытке найти второй такой же набор тарелок, вилок, ножей… найти там, где всегда был только один прибор. Потому что второй такой же не требовался никогда. Он и сегодня не был нужен толстяку.

Номут ждал Архота. И хотел унизить его. Хотел принять его так, чтобы тот понял, кто из них владеет ситуацией. Усадить за стол. Но с другой стороны. Туда, где прислуга обычно ставит блюда, до которых наверняка никогда не дойдёт очередь. Около великолепных кувшинов, в которые налито вино. Вино такое, к которому сам Номут никогда не притронулся бы. Но которое всё-таки надо куда-то девать, пока оно совсем не скисло. Поставить перед ним роскошный столовый прибор. Роскошный, но всё-таки чуточку хуже, чем тот, из которого он собирался есть сам.

И Номут прекрасно знал, что ждёт того человека, который первым посмеет приблизиться к нему. Подойти и заплетающимся от страха языком сообщить, что второго такого же великолепного обеденного прибора, к сожалению, нет. Но есть другой, который ничуть не хуже… знал. Но сегодня Номут хотел крови. Много крови. Прямо сейчас. И он не мог больше ждать ни секунды.

– Эй, там! Меня что, не слышат? – взревел он.

Словно холодок ужаса прошелестел по зале. Краем глаза толстяк заметил, как чуть заметно шелохнулась тяжёлая штора в дальнем углу.

– А-а-а! – завизжал он, – Дармоеды-ы!

Из-за шторы вывалился богато одетый лысый человечек. Его короткую влажную шею украшала толстая золотая цепь с бриллиантами. Человечек тоненько хрюкнул и упал на четвереньки. Тяжёлое украшение тяжело звякнуло об пол.

– И-и-и! – визжал толстяк, – Золото. Моё золото! Воры-ы!

Человечка перевернуло на спину и поволокло к королю. Казалось, будто кто-то невидимый и могучий тащит его, ухватив за цепь.

– Пощадите! Поща… Повелитель… А-а-а. Пове… – Тускло звякнув, жёлтый металл обвился вокруг его шеи. Человечек захрипел.

– Ты что, потом собираешься кормить меня здесь? Среди крови и отбросов? – Архот стоял в дверях и безразлично взирал на происходящее, – Он же обделается, когда умрёт.

Номут в ярости зарычал. Золотое украшение обвисло безжизненными кольцами. Человечек, воя и скуля, пополз к сюзерену, чтобы благодарно поцеловать сапоги.

– Пшёл вон! – прошипел тот почти ласково и пнул его так, что лысый с тяжёлым стуком ударился головой об пол, оставив на нём мазаный кровавый след.

Впрочем, он мгновенно встал на четвереньки и ускакал, считая, что дёшево отделался. Едва он скрылся из глаз, как снова раздался сдавленный хрип.

Номут широко улыбнулся. Он никогда не бросал начатое дело.

Архот поморщился. И бросил небрежный взгляд на богато сервированный стол.

– На сегодня крови хватит. Прикажи в кабинет… надо поговорить.

Номут вытаращился на него. Всякое, конечно, бывало. Но чтобы Архоту надоела кровь? “Случилось! Всё-таки что-то случилось!”

И, почти тотчас же, каким-то звериным чутьём, низом живота Номут вдруг понял, что именно произошло. И испугался.

Архот проиграл.

Выждав паузу, он вытянул руку в скупом приглашающем жесте.

– …Значит, камень у мальчишки, – подытожил Номут.

– Я убил последнего Стража, – хмуро напыжился Архот.

– Ой ли? Последнего?

– Последнего.

– А девчонка?

– Я и имею в виду девчонку.

– Значит, всё-таки она стала Стражем?

– Какое там стала… но научить кое-чему старуха её всё-таки успела.

– Хорошенькое кое-чему… Она расправилась с твоей каменной куклой.

– Да, – Архот погрустнел, – Хорошая была игрушка…

– И позволь напомнить, – Номут словно не слышал, – Расправилась походя. С первого удара. А это не шутки. Вспомни, чего стоил тебе этот оживший булыжник. Если бы ты не последовал моему совету, он смог бы вернуть своё сердце. Тогда тебе было бы несдобровать.

• Предыдущая
• 41/69
• Следующая