Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор - Синдаловский Наум Александрович - Страница 45

• Предыдущая
• 45/105
• Следующая

У каждой группы воспитанниц Смольного были свои прозвища. Так, учениц низшей ступени называли «кофейницы», по кофейному цвету форменных платьев с белыми коленкоровыми передниками. Воспитанниц средней группы, которые по традиции славились отчаянностью и с которыми не было никакого сладу, называли «голубыми». И только старшеклассниц называли по цвету их будущих выпускных платьев «белыми». В повседневной практике они носили обыкновенные зеленые платья. Общее, собирательное, с малопонятной этимологией прозвище «смолянок» было «полосатки».

В словаре «Меткое московское слово» Е. Иванова есть любопытная пословица о петербургских «смолянках»: «Ах, какие полосаточки в Петербурге были». На наш взгляд, происхождение этого странного прозвища может иметь две причины. Во-первых, «полосатик» на уголовном жаргоне обозначает заключенного в колонии особо строгого режима. Это каким-то образом могло ассоциироваться со строгим, закрытым характером содержания «смолянок». Во-вторых, один из видов китов – полосатки – названы так благодаря продольным полосам-складкам на коже в области горла. Это в свою очередь могло напоминать спортивную форму «смолянок», которая включала в себя блузу с трехполосным матросским воротничком.

Сразу после Октябрьской революции Смольный институт был упразднен. Об отношении к нему новых властей можно судить по анекдоту того времени: «Собираюсь разводиться…» – «Как… Вы столько лет вместе… Ваша жена прекрасная добродетельная женщина…» – «Все это так. Но в прошлом она окончила Смольный. А нынче я даже имени этого института не переношу».

Прошли годы. Время от времени можно услышать разговоры о возрождении Смольного института. Но, как утверждает городской фольклор, «идея возвратить Смольный Институт благородных девиц реализована быть не может из-за отсутствия… таких девиц».

Если создание Смольного института явилось вообще первым российским опытом в области женского образования, то открытые в 1878 году Петербургские высшие женские курсы стали первым в России высшим женским учебным заведением. Курсы располагались на 10-й линии Васильевского острова, в домах № 31, 33 и 35, специально для этого построенных архитектором А.Ф. Красовским. Не очень внятное официальное наименование Курсов не прижилось, и их стали называть Бестужевскими, по имени официального учредителя и первого директора профессора К.Н. Бестужева-Рюмина. Соответственно, слушательниц Курсов в Петербурге называли «бестужевками».

Вскоре слово «бестужевка» стало крылатым. Чаще всего его применяли в смысле «идеалистка», «вроде юродивой». С таким значением оно вошло в известный словарь М.И. Михельсона «Опыт русской фразеологии». По воспоминаниям современников, в полицейском ведомстве Бестужевские курсы считались неблагонадежными и находились «под сильным подозрением». Сомнительной была репутация слушательниц Курсов и у петербуржцев. К тому времени свободные, раскованные, эмансипированные женщины, какими чувствовали себя «бестужевки», еще не вызывали ни восхищения, ни одобрения обывателей. Их сторонились, от общения с ними оберегали малолетних подростков, частенько их уничижительно называли «бестыжевками».

В 1918 году Бестужевские курсы были преобразованы в университет, точнее, в ТРЕтий ПЕТроградский Университет, что сразу же было переведено на любимый после революции язык сокращенных обозначений – аббревиатур: ТРЕПЕТУН. Впрочем, самостоятельная жизнь нового вуза длилась недолго, в 1919 году ТРЕПЕТУН вошел в состав Петроградского университета.

6

После революции надобность в специальных женских учебных заведениях вообще отпала. Девушки и юноши получили равные права при поступлении в вузы.

Одновременно в системе высшего образования начались заметные качественные изменения. Вроде бы ничего принципиально нового в формально сложившемся механизме обучения не появилось, однако советская власть добавила в общий котел знаний такую несъедобную идеологическую приправу, что образование приобрело отталкивающий привкус и стало трудноперевариваемым. Учебный процесс стал подчиняться не столько образовательным, сколько воспитательным целям. В первую очередь из студентов старались выковать беззаветно преданных и верных делу партии солдат армии строителей коммунизма. Знания при этом невольно оказывались на втором месте. Идеологизация образования была доведена до такого уровня, что даже при изучении, скажем, ядерной физики или условий размножения океанических пород рыб требовались обязательные ссылки на классиков марксизма-ленинизма. В каких-то вузах такой подход к обучению приобретал более уродливые формы, в каких-то – менее. Например, считалось, что в Университете по сравнению с Горным институтом образование было менее либеральным и идеологически более выверенным с марксистско-ленинским курсом партии и правительства.

Как эти изменения влияли на авторитет советской системы обучения, которая, как это следовало из патетических утверждений советской пропаганды, была «самой лучшей в мире», видно из студенческого фольклора. Напомним, что в городе, который в советские времена назывался Ленинградом, все учебные заведения в своих обязательных аббревиатурных вариантах названий содержали литеру «Л», то есть «Ленинградский». Имели такие литеры аббревиатуры и Ленинградского Государственного Университета – ЛГУ, и Ленинградского Горного Института – ЛГИ. Близкие по форме и по звучанию, они не могли не спровоцировать соответствующие ассоциации. В студенческом фольклоре родился своеобразный диалог двух вузов, до сих пор поражающий своей остротой и актуальностью: «ЛГИ!» – командует с одного конца Набережной науки Горный институт. «ЛГУ», – с готовностью отвечает с другого конца набережной Университет.

Фольклор ничему не учит и ни на чем не настаивает. Он всего лишь констатирует. Давайте прислушаемся к нему Он того стоит.

Античное совершенство питерской фразеологии. Пословицы, поговорки, афоризмы, каламбуры и прочее

1

Небольшой возраст городов, особенно городов с царственной столичной судьбой, имеет как свои недостатки, так и свои достоинства. Отсутствие опыта длительного существования во времени с лихвой окупается счастливыми особенностями совокупной памяти поколений, еще не успевших в силу недостаточности времени забыть или растерять на длинных дорогах многочисленных веков, а то и тысячелетий точные даты, конкретные имена и подлинные события собственной истории. Об истинной дате основания Петербурга, о строительстве его первого дома, о первом петербуржце мы знаем не по результатам археологических раскопок или итогам логических умозаключений высоколобых ученых мужей, а из свидетельств наших соотечественников, переданных нам непосредственно из уст в уста по мощным информационным ветвям общего генеалогического древа.

Процессы фиксации во времени исторических событий, происходившие в области практической, материальной деятельности, распространялись и на культуру, причем в сравнительно равной степени как на высокую, художественную, так и на низовую, народную. С максимально приближенной к истине точностью мы, например, знаем, когда и при каких обстоятельствах родилась петербургская фразеология. Это тем более важно, что с момента своего бытования пословицы, поговорки или другие краткие изречения, иносказательно выражающие некую житейскую мудрость, сами становятся бесценными историческими источниками, из которых можно черпать и черпать необходимые сведения об ушедших эпохах.

Культура создания неделимых лексических конструкций известна с древнейших времен. Житейские премудрости, облеченные в краткую метрическую запоминающуюся форму, широко использовались ветхозаветными мудрецами, древнегреческими учителями, римскими философами и евангельскими проповедниками. По сути, они и легли в основу всех европейских национальных фразеологических словарей Нового времени. Первые сборники старинных пословиц и поговорок появились в Средние века. С тех пор переведенные, адаптированные или просто калькированные, они завоевывали один народ за другим, провоцируя, как на дальнейшие заимствования, так и на создание новых, собственных образцов народной мудрости. Самые ранние пословицы и поговорки на Руси зафиксированы в первых русских литературных источниках XII–XIII веков. С тех пор их число год от года стремительно возрастало, и сегодня количество русских пословиц, поговорок, крылатых выражений, афоризмов и других метких словосочетаний поражает воображение и не поддается арифметическому исчислению.

• Предыдущая
• 45/105
• Следующая