Самозванцы. Дилогия (СИ) - Шидловский Дмитрий - Страница 59

– Я хочу в России… – прервал его Чигирев. – Здесь и сейчас. Я спасу Отрепьва…

– Не спасешь, – покачал головой Басов.

Его растили как марионетку. Теперь, когда и бояре, и поляки убедились, что кукла пытается играть собственную партию, они постараются ее уничтожить. Как я понимаю, первыми ударят бояре под руководством Шуйских.

– Дмитрий популярен в народе, – возразил Чигирев. – Я смогу создать ему поддержку из низов.

– Не успеешь. Самозванец обречен.

Чигирев тяжело посмотрел на Басова. До сих пор он ощущал себя всезнающим божеством, повелевающим судьбами этого мира. Конечно, у него были враги, на его пути было много препятствий, но все же он думал, что знает и понимает на порядок больше, чем все окружающие. Он словно играл на невиданном компьютере в «стратегию» с невероятной графикой и сложностью сценария. И вот теперь ему встретился противник как минимум равный по силе и возможностям. Человек, не хуже него, а может, и лучше просчитавший все возможные варианты развития событий, все это время сидел по противоположную сторону экрана и делал ответные ходы с одной только целью: разрушить все начинания Чигирева. И вот теперь этот противник полностью свел на нет все усилия историка, вышел из тени и объявил: «Ты проиграл. Выходи из игры, пока не поздно». Чувство обиды и досады овладело Чигиревым. Он зло посмотрел на Басова.

– Почему ты мне не сказал этого раньше? – тихо спросил он. – Еще когда мы поездом ехали из Москвы в Варшаву и я излагал тебе весь свой план повернуть историю здешнего мира? Почему ты молчал?

– А разве ты готов был меня услышать? Кстати, об идее свержения Сигизмунда и провоцировании гражданской войны в Польше ты мне ничего не говорил. Ты собирался сохранить власть для Отрепьева. Но я тебе еще раньше сказал, что это невозможно. Зачем же было повторяться? А когда ты пролез в царские советники и пошел менять историю, мне стало уже не до бесед. Надо было срочно спасать положение. Я его и спас. Ход событий останется неизменным.

Чигирев откинулся на спинку кресла. Продолжать разговор не имело никакого смысла. Басов не намеревался спорить. Он просто ставил перед фактами и выдвигал ультиматум. Неприемлемый ультиматум.

– Где мой сын? – спросил Чигирев. – Ты говорил, что оставил его в Варшаве на воспитание надежным людям. Я могу увидеть его?

– Я оставил его в Варшаве на воспитание хорошим людям, – эхом отозвался Басов. – Как ты и хотел, он воспитывается в западной традиции. Могу даже сказать, что растет он под именем Янек Чигинский. Неплохая трансформация для Ивана Чигирева? А сможешь ли ты его увидеть, зависит от твоего ответа.

– Что за условия ты мне ставишь? – вскипел Чигирев.

– Никаких условий. Я просто хочу добра и тебе, и ему. Если ты захочешь уйти в другой мир или бежать во Францию или Англию, ты вполне сможешь забрать с собой сына. Но если ты решишь остаться в игре и вернуться в Москву, то ребенок окажется заложником у поляков. Ведь нельзя же везти его в Москву, где скоро может начаться резня. Ты слишком заметная фигура в московской политике, чтобы Сигизмунд, а вернее, Сапега не воспользовался твоим сыном в игре против тебя. В этом случае для тебя и для него лучше сохранить тайну его происхождения.

– Вот как, – протянул Чигирев. – И здесь меня обложили. Ну так знай, пан Басовский, я не отступлюсь. Я помогу Отрепьеву остаться на троне. Это будет новый шанс для России. И не смей мне мешать, а то я…

– Да валяй, – криво усмехнулся Басов. – Не буду я тебе мешать экспериментировать. Только если опять попытаешься нарушить баланс сил здешнего мира, снова получишь по ушам. В этот раз жестче. Второе предупреждение всегда болезненнее.

Он поднялся и зашагал к двери.

– Да кто ты такой, чтобы определять, как должен жить весь здешний мир? – крикнул ему вслед Чигирев.

– Сам еще не понял? – бросил Басов и вышел из комнаты.

Остаток бала прошёл как в бреду. Чигирев слонялся по залам, наблюдая за танцующими, потом пировал с остальными придворными. Люди из русского посольства во главе с Афанасием Васильевым сидели за отдельным столом, ели грязно, руками, и заслужили презрительные взгляды и колкие замечания польских придворных. Впрочем, Чигиреву было уже всё равно. Только теперь он в полной мере осознал, что разработанный им план находится под угрозой срыва. Еще несколько часов назад он полагал, что успешно довел свою интригу до середины. Рокош в Речи Посполитой разрастался, заговор по замене Сигизмунда Отрепьевым ширился, и если бы удалось убедить московских бояр, что восхождение Лжедмитрия на польский престол реально, они могли бы отложить роковое решение о свержении самозванца. Ведь объединение Московии с Речью Посполитой сулило им немалые выгоды. А потом власть Отрепьева укрепилась бы, и можно было бы начинать запланированную реформацию. Но теперь… Если Басов сказал правду, то рокошане вскоре потерпят поражение, и события пойдут по тем рельсам, с которых их так упорно пытался свернуть историк. И уже совсем немного времени оставалось до рокового мая, когда должен был расстаться с жизнью Юрий Отрепьев, монах‑расстрига Григорий – последняя надежда России на прекращение еще только набиравшей обороты смуты.

Когда ужин закончился и гости начали расходиться, Чигиреву сообщили, что ясновельможный пан Лев Сапега ожидает его в охотничьем зале.

При виде Чигирёва канцлер расплылся в притворной улыбке:

– Рад приветствовать вас в замке его величества.

– Для меня большая честь быть вашим гостем, – ответил Чигирев.

– Нет, это для нас большая честь принимать персону, столь близкую к особе московского великого князя, – Сапега явно не пытался скрыть презрения к собеседнику.

– С вашего позволения, его величество Дмитрий Иоаннович изволил принять на себя титул императора, – заметил Чигирев.

– Ах, оставьте, – небрежно махнул рукой Сапега. – Дмитрий Иоаннович может называться кем угодно. Мы его посадили, мы его и уберем, когда захотим.

– Однако же позвольте…

– Не позволю, – грубо прервал гостя Сапега. – Мы спокойно смотрим на то, что какой‑то монах‑расстрига объявил себя царевичем, особенно если это соответствует нашим интересам. Но мы не позволим москалям покушаться на власть и трон короля Речи Посполитой.

– Уверяю вас, что это не так, – принялся оправдываться Чигирев.

– Давайте не будем притворяться друг с другом, – рявкнул Сапега. – Я прекрасно знаю, зачем вы ездили в Рим. Меня об этом известил папский нунций. Кроме того, он заверил меня в безусловной поддержке святым престолом его величества Сигизмунда Третьего. Впрочем, – канцлер неожиданно смягчился, – я бы не говорил с вами, если бы считал вас просто прихвостнем самозванца. Мой добрый друг, пан Басовский, сказал, что вы искренне симпатизируете святой католической церкви и Речи Посполитой. Так ли это?

Дверь за спиной канцлера приоткрылась, в комнату осторожно заглянул Басов. Он умоляюще смотрел на историка.

– Да, это так, пан канцлер, – ответил Чигирев. – Я мечтаю о принятии католичества Русью и о распространении законов Речи Посполитой на всю Московию.

– Так зачем же вы хотели свержения его величества Сигизмунда?

– Я полагал… Став польским королем, наш монарх легче сможет распространить законы Речи Посполитой и святую веру в Московии, – промямлил Чигирев.

– Что за бред! – всплеснул руками Сапега. – Что там может распространить беглый монах‑расстрига? Вы должны понимать, что святую веру и подлинную вольность на Русь может принести только славная шляхта Речи Посполитой. Самозванец был стенобитным орудием, которое помогло нам свалить Годунова. Подождите еще несколько лет, и, окончательно утвердившись в Московии, мы уберем его. Все земли до Сибири будут управляться из Кракова. Свет католической веры засияет в самых отдаленных уголках мира до самой империи Великого Могола и Кипангу.[19] И все это произойдет благодаря нам. Речь Посполитая усилится вместе с богатствами восточных земель и станет сильнейшей державой в мире. Скажите, пан Чигирев, неужели вас не прельщает стать подданным будущей великой Речи Посполитой?