Голубой берег - Тушкан Георгий Павлович - Страница 25

• Предыдущая
• 25/37
• Следующая

Сурки сюрчали, внимательно разглядывая нас.

Китайские музыкальные галки — разновидность альпийских галок — стаями летали над нами с громким пением. Ехать здесь было после перевала отдыхом, хотя путь был очень далек от совершенства; под нами двигались оползни, кое-где вообще отсутствовали признаки дороги.

Через несколько дней пути мы проехали кишлак Малую Дувану. Кишлак этот живописно расположен в долине у подножья синих гор.

Речка Кок-су, стекавшая с гор, была голубого цвета благодаря большой примеси синей глины.

За кишлаком Малая Дувана расположен кишлак Большая Дувана, а между ними находится знаменитый Голубой берег. Был он знаменит своими беспрестанными каменными обвалами и осыпями.

Дервиши в обоих кишлаках на двух концах Голубого берега собирали с проезжающих подаяния на могилу святого. За это они молились богу, чтобы камни, летевшие с гор, не убили путников на Голубом берегу.

Потеря животных при переездах обычно составляла до тридцати процентов, потеря людей — до десяти процентов. Но ранней весной этот процент бывал и гораздо выше.

Сейчас же еще не оттаяли как следует склоны и на вершинах синих гор лежал крепкий снег, поэтому камни здесь еще не сыпались.

При выезде из кишлака Малая Дувана каждый из караванщиков роздал мелочь нищим-дервишам.

— Даст бог хорошего пути! Даст бог! Даст! Нам — мелочь, вам — дорогу, агроному— хорошую пшеницу в Гарме! — кричали дервиши, подмигивая и кривляясь.

— Откуда они узнали о цели нашего путешествия? — удивился я. Поистине молва летела впереди нас по воздуху. Угнатъся за нею было невозможно. Да и не хотелось над этим задумываться; путь был спокоен и удивительно красив.

Сабира сдержала обещание: она беспрестанно пела, и ее звонкий голос отдавался в вершинах скал и эхом повторялся где-то вдали. Она прислушивалась к этим голосам и хохотала. Тогда там тоже хохотали разные голоса. Это забавляло Сабиру.

— Сабира, слышишь, еще кто-то поет? — кричал я.

«…Слышишь… — повторяли голоса. — Слышишь?.. Слышишь?!!

— Слышу-у! Слышу! — кричала Сабира и принималась петь, о чем думала:

— Чьи это голоса? Оправа, слева и спереди; это все едут девушки Сабиры. Много девушек. Они все из Алайской долины. Все они едут в Гарм. Там они все поступят на рабфак. Обратно они все вернутся агрономами…

…Потом она перечисляла весь караван: за скалами едет, оказывается, много агрономов, много Шамши, много Саидов и много даже собак Азамов, — слышите, как они все лают?

— Только Джалиль Гош и Карабек один, один, — запела Сабира. — Потому что они молчат, как рыбы, у них нет голоса!

Этого Джалиль не выдержал. Он схватил ружье и остановил своего коня.

— Нет, не один! — закричал он. — Джалиль — большой голос! Джалиль — охотник! Слышишь?

Он выстрелил, и мы все услышали голос Джалиля, прокатившийся по скалам.

Я оглянулся незаметно на Карабека, делая вид, что смотрю на скалы. Карабек по-прежнему ехал сзади. Но по всему видно было, что ему давно уже не по себе; он вертелся вылезал с конем в сторону и вообще всячески проявлял беспокойство. Наконец, он свернул коня в открывшуюся сбоку долинку, и вдруг оттуда раздался его выстрел.

Через некоторое время из-за поворота, догоняя нас, показался Карабек. Лицо его было в крови, он размахивал руками. Я испугался. Мы остановили лошадей.

— Что такое? — крикнул я и удивился, увидев сияющее лицо Карабека. Карабек вез убитого козленка. Не слезая с седла, он протянул его мне.

— Пей, начальник! Пей свежую кровь — голова не будет кружиться. Опасные места будешь крепко ехать…

Я вначале отказался от этого угощения, но потом попробовал, чтобы не обидеть Карабека. Кровь была противна на вкус. Все остальные караванщики остановили лошадей и принялись пить по очереди. Они прикладывались к козлу деловито и серьезно, как прикладываются в пути к общей фляге с водой. Они вытирали губы рукавами и передавали козла дальше. Последним попробовал Джалиль Гош и передал козла Карабеку.

После этого мы двинулись дальше, и Карабек поехал опять рядом со мной как ни в чем не бывало. Только пока он еще не пел громко, а что-то мычал себе под нос, без слов. Ему очень не нравилось, когда Джалиль показывал мне что-нибудь первым. В таких случаях он не противоречил, а только пожимал плечами и, сердито ворча, хмурился.

Дорожка круто вела вверх и поворачивала то влево, то вправо по направлению реки. Почти все дороги Памира, за очень редким исключением, вдут по долинам рек. Уже после перевала мы все время ехали по тропинкам, расположенным на различной высоте над Сурх-Об.

Среда огромных валунов по осыпям пробирался наш караван вперед. Тропинка подымалась и опускалась, но в среднем держалась на высоте километра от реки.

Далеко внизу пенились и бились валы Gypx-Об, и только порывы ветра доносили снизу слабый шум реки.

Затем поехали по оврингам. На отвесной стороне скалы, обращенной к реке, сделаны дыры в ряд — одна за яругой. В эти дыры вставлены метровые палки, на эти палки положены еще палки, хворост, и это все засыпано камешками. Вниз — километр, вверх — по отвесной стене тоже километр или два.

Подъезжая к повороту, заезжаешь за выступ и смотришь, нет ли встречного всадника; если он уже едет, то въезжаешь в вырубленную в скале у поворота нишу и ждешь, пока проедет. Если сам выехал раньше, встречный ждет. Иначе не разминуться на узких тропинках.

Наш караван сильно растянулся и не мог бы поместиться в нише, сделанной для двух— трех всадников. Поэтому Джалиль Гош иногда уезжал далеко вперед и заставлял сворачивать в ниши встречных всадников, чтобы они пережидали, пока мы проедем. Но Карабек не упускал его из виду и тоже в таких случаях подгонял своего коня. «Смотри в четыре глаза», — говорил он мне.

Тозы в кишлаках встречали нас очень хорошо: давали сено по дешёвой цене и предоставляли лучшие места в колхозных чайханах. На поворотах торных троп из ниш, прячущих путников, нас приветствовали по-киргизски и по-таджикски.

— Все хорошо! Все хорошо! — кричали горцы. — Камня еще нет!

— Камня еще нет! Холод его держит! — кричали встречные всадники.

…Слишком много мы наслышались об этом ужасном Голубом береге: бесконечное число жертв связано с его именем.

Старые верующие таджики имели, конечно, свой взгляд на это явление и рассказывали длинные предания. Но я считал, что камни летят, видимо, в результате быстрых процессов выветривания горных пород. Так или иначе, но камни падали.

Сколько чудес рассказывали: если, мол, кто подал святому, то его якобы камни не трогали. Но факт оставался фактом: люди и животные гибли. Дорожная партия должна будет проложить полу-тоннель, когда будет делать там дорогу.

Мой Алай как на зло шел не у скалы, а по самому краешку овринга, так что моя левая нога свисала над километровой бездной. Даже бедный Азам прижимался к скале, боязливо поглядывая на пропасть.

Я старался показывать твердость духа перед караванщиками и не подавать вида, что мне неприятно смотреть в бездну, куда срывались камешки из-под копыт Алая.

Тихонько я потянул его за повод вправо, но он злился, прижимая уши, отводил голову и шею вправо, но туловище ближе к скале не подвигал.

Мой Алай как на зло шел по самому краешку овринга.

— Начальник, — оказал Карабек, ехавший за мной. — Не надо так делать. Лошадь знает дорогу. Если близко будет идти к скале, толкнется курджум ^[2] о скалу — и ты с Алаем сразу упадешь вниз.

Сворачивать Алая вправо я перестал, но невольно все мое туловище клонилось к скале.

— Прямо сиди, — тихо оказал Карабек. — Алаю трудно идти.

Я старался выпрямиться, но что-то неодолимо тянуло вправо.

«Инстинкт самосохранения или отсутствие привычки?» — подумал я. Но, взглянув на караванщиков, чуть не рассмеялся: все они клонились к скале, хоть и не первый раз ехали по таким дорогам.

• Предыдущая
• 25/37
• Следующая