Приключения Вернера Хольта - Нолль Дитер - Страница 100
- Предыдущая
- 100/168
- Следующая
— А на месте Наполеона… Ты бы в два счета завоевал всю Россию, — посмеиваясь, сказал Хольт.
— Ну уж нет! — Вольцов решительным движением натянул штаны повыше на живот. — Будь я Наполеоном, я бы не полез в Россию. Я предоставил бы инициативу русским: если вам что не нравится, пожалуйте к нам! Я бы постарался иметь их под рукой, поближе к своей базе! — Он застегнул штаны. — С Наполеоном совсем особый казус. Как полководец он не допустил ни малейшей ошибки. Когда говорят, что перед маршем на Москву ему следовало сначала захватить балтийские укрепления, это болтовня чистейшей воды. Наполеон правильно действовал в России. Клаузевиц доказал это раз навсегда. Русский поход Наполеона потому потерпел поражение, говорит Клаузевиц, что в России существовала крепкая власть и народ был ей безоговорочно предан. Эта преданность и стойкость и решили дело. Поход Наполеона был заранее обречен! Что ты на меня уставился? Что случилось?
— Ничего, — сказал Хольт. — Давай-ка поторапливаться. Жаль золотого времени, день и в самом деле выдался на славу!
На пляже почти никого еще не было; Хольт поплыл на другой берег, Вольцов отстал. Выплыв на середину реки, Хольт перевернулся на спину и отдался на волю течения.
Дурацкая случайность! — думал он. Почему-то мне на язык подвернулся Наполеон! Выйдя из воды, он лег в траву. Значит, неправы те, кто говорит, будто фюрер избежал ошибок Наполеона. Оказывается, Наполеон не сделал никаких ошибок!
Вернувшись на водную станцию, Хольт, чтобы отдышаться, полежал на воде, держась за лестницу. Потом влез на плот. Сердце у него еще учащенно билось. Вся компания сидела уже на обычном месте у вышки — юноши и девушки, а с ними Вольцов и Гомулка. Хольт медленно побрел по плоту. Нет, думалось ему, быть того не может! Одна, в стороне от всех, сидела незнакомая девушка. Сидела особняком, прислонясь к перилам, глаза она закрыла, колени подтянула к подбородку.
Хольт подошел к вышке и лег на дощатый настил. Фридель Кюхлер тотчас же спросила, где он заработал такие синяки. Хольт сделал вид, что не слышит. Но тут Гомулка, обычно не переваривавший грубости, не вытерпел:
— Вернер заработал их там, дуреха этакая, где ты об… бы с головы до ног!
Девицы скорчили гримаски, а Вольцов расхохотался, да так громко, что старик смотритель высунулся из своей сторожки на берегу и удивленно огляделся по сторонам.
Долгое время все молча грелись на солнце.
Кто-то спросил:
— А как это понимать — воздушная война?
— Как понимать? — ухмыльнулся Вольцов. — Да очень просто! Это самая незамысловатая из всех войн. Мы сидим внизу и стреляем вверх, а те накладывают нам сверху!
Хольт думал: сразу спросить неудобно, все обратят внимание. И тут же спросил, будто невзначай:
— Что это за девушка сидит там в сторонке?
Все головы повернулись. Одна из девиц рассмеялась.
— Чему вы смеетесь? — рассердился Хольт. — Глупые вы наседки!
— Все девчонки таковы, когда соберутся целым курятником, — буркнул Вольцов. — Зато каждая в отдельности тише воды, ниже травы!
— Верное замечание! — сказал Гомулка.
— Она нездешняя, — пустилась в объяснения Фридель Кюхлер, когда перепалка утихла. Это была белокурая предводительница местного союза девушек. — Ее эвакуировали сюда из Западной Германии, кажется из Швейнфурта. Говорят, у нее не все дома. — Она повертела пальцем перед лбом. — От ее звеньевой я слышала, что она потеряла обоих родителей и работала в Швейнфурте служанкой, отбывала годичную повинность. Ей всего-то пятнадцать лет. Говорят, ее засыпало во время бомбежки, а когда неделю спустя убежище раскопали, там были уже одни трупы, выжила только она. Потом лежала в больнице. Здесь ее приютило многодетное семейство эсэсовца, ей там хорошо живется. В мае ее снова пришлось уложить в больницу. Теперь у нее отпуск после болезни, она работает только первую половину дня.
Вольцов лег на теплые доски.
— Война есть война! — сказал он.
Хольт старался отогнать неотвязное видение: убежище, а в нем, среди застывших мертвецов, живая душа борется с подступающим безумием. Он слышал вокруг себя несносную болтовню девушек.
— Почему же вы не поможете ей? — спросил он хрипло. Все молчали.
— Она не хочет. Она избегает всех!
Хольт вскочил.
— Вот вам и народное единство! Все за одного! — съязвил он. Он видел глаза, обращенные на него с недоумением. А ведь года не прошло, как эта же белокурая Фридель проповедовала здесь, на этом самом месте, «товарищеское единение». Хольт услышал голос фрау Цише: «Меня, меня спаси! Брось сейчас же ребенка!» Он повернулся и зашагал прочь. За его спиной раздался голос Гомулки:
— Вернер и сам на этих днях пережил нечто подобное!
То, что я пережил, думал Хольт, шагая по плоту, сущие пустяки. Я это вынес и опять вынесу!
В самом конце плота, где были привязаны байдарки и гребные лодки, он сел и опустил ноги в воду. Река сверкала в лучах солнца.
Восемь дней была засыпана! — думал Хольт. Он видел себя, как он несет девочку в красных башмачках па перевязочный пункт и кто-то говорит ему: «Exit!.. Напрасно вы трудились!» Сверху свалился пылающий карниз, искры фонтаном брызнули в лестничную клетку. «Вы знакомы с полковником Барнимом?»
А потом: «Расстреляли…» А что с Утой? Может, и ее уже нет в живых?.. Может, никогда и не было? Может, Ута мне просто приснилась, как «мустанги», Шмидлинг и бомбовые ковры?
Он поднялся и медленно направился к девушке — она по-прежнему сидела на солнце, прислонясь к перилам. Он опустился на плот у ее ног.
— Меня зовут Вернер Хольт. Я курсант, служу на зенитной батарее, а сейчас в отпуску.
На мгновенье она повернула к нему голову. К щекам ее медленно приливала краска.
Хорошо еще, что не сразу убежала, подумал Хольт. Лицо ее показалось ему знакомым, где-то он видел эти густые ресницы, темные брови и румяные губы. Зря я на нее глазею, еще, пожалуй, убежит! Что бы мне сказать?
— Я здесь тоже чужой. Только прошлый год поступил сюда в гимназию и проучился всего несколько месяцев. А потом нас отправили в зенитную часть.
Зря я про зенитную часть, подумал Хольт. И насчет курсанта тоже зря. Это напомнит ей бомбежку.
- Предыдущая
- 100/168
- Следующая
