Приключения Вернера Хольта - Нолль Дитер - Страница 36
- Предыдущая
- 36/168
- Следующая
— Мы никому не расскажем… Это точно!.. Можете на нас положиться!
— Порядок! — сказал Готтескнехт. — А теперь ступайте спать. Здесь вам нелегко придется. Мне приказано обучить вас в кратчайший срок. Томми времени не теряют. Ночи нет, чтобы не бомбили. Батарея должна быть укомплектована как можно скорее. А пока что берегите силы, они вам еще понадобятся! Спокойной ночи! Или вам что-нибудь от меня нужно?
— Пожалуй, неудобно вас просить… Обоим нам хотелось бы в огневой взвод!
— Не возражаю! — Готтескнехт повернулся и зашагал неторопливо прочь, заложив руки за спину и опустив голову.
2
Хольт смотрел ему вслед. Темнота вокруг стала непроницаемой. Он услышал голос Уты: «Все жертвы напрасны»… Его знобило,
Хольт, уже одетый, вышел на двор. Он любил этот ранний час, короткий промежуток между бледным мерцанием зари и пробуждением дня, когда щелкают первые дрозды и капельки сверкающей росы висят на травинках. Он думал об Уте.
Он еще накануне вечером собирался ей написать, но смертельно устал и не помня себя повалился на соломенный тюфяк. Поднялся Хольт вместе с солнцем. Как обычно, сделал десять приседаний, умылся под краном на дворе, оделся и растолкал Вольцова и Гомулку. В бараке только еще затрещал звонок, а Гомулка уже вышел к Хольту.
— Чудесно встать спозаранку. А у них там свалка из-за тазов.
Хольт стал насвистывать песенку «Раннее утро — любимая наша пора». Но вспомнив следующий стих, он осекся.
— Что же ты замолчал? — спросил Гомулка. — Продолжай! — и процитировал: — «Мы земли новые, да, новые добудем…» Кстати, я уже три дня как не слышал сводки…
— Русские очистили от наших войск весь Донецкий бассейн…
— И Сицилию мы окончательно потеряли, — буркнул Гомулка.
— Итальянцы предали…
Гомулка ничего не ответил, носком башмака он ковырял черную землю. Хольта неприятно поразило его молчание, и это чувство еще усилилось, когда Гомулка сказал:
— А ведь как подумаешь… капитуляция Италии — тревожный симптом.
— Надо с честью сносить неудачи, — возразил Хольт. — Фюрер сказал, что без Италии мы только сильнее.
Гомулка неопределенно кивнул.
Хольт подумал: Не следует поддаваться пессимистическим настроениям, надо держать себя в руках!
Ровно в семь просунулась в дверь голова старшего ефрейтора.
— Выходите. Да поживее! Прошу!
Когда все высыпали на улицу, он скомандовал:
— А ну, по росту становись, черти-турки! Я старший ефрейтор Шмидлинг, и как я теперь ваш инструктор, обязаны обращаться не иначе, как «господин». И нечего ржать! Эй, ты, третий во второй шеренге, чего глаза вылупил?
— Я и не думал смеяться, — обиженно отозвался Надлер.
— Я требую, чтобы соблюдать дис-чип-лину! — выкрикнул Шмидлинг. Видно было, что со словом «дисциплина» он не в ладах. — Внимание! Сейчас я вам назову фамилии, которые обязаны присутствовать, и как прочту, — который должен быть здесь, обязан сказать «Здесь!» Поняли?
— Так точно, господин старший ефрейтор! — проорал вместе с другими Хольт.
Старший ефрейтор прочитал все фамилии — от Бранцнера до Эберта.
— Так, значит, все налицо. Все в полном порядке. А теперь вас перво-наперво нужно одеть.
В кладовой какой-то мрачно настроенный унтер-офицер окинул Хольта небрежным взглядом и швырнул ему в руки трое длинных серых кальсон, нижние рубахи из плотной шершавой ткани, тренировочные брюки и три пары шерстяных носков. «Размер обуви!» В ту же секунду в него полетели высокие черные башмаки на шнурках и парусиновые обмотки.
— Вон!
В следующем помещении каждому выдали комбинезон, серо-голубую форму военно-воздушных сил, но только без погон и петлиц, двубортный плащ, лыжную шапку, каску, пояс с крючком, котелок, масленку из желтой пластмассы и смену постельного белья в голубую шашечку.
— Вон! Чего вам еще надо?
Выйдя во двор, Вольцов заворчал:
— А как же выходная форма?
— Ишь чего захотел! Какое тебе еще увольнение во время при прохождении боевой подготовки! — Шмидлинг не совсем складно строил свои фразы. — Ну, чего ждете? Комбинезоны надеть, — крикнул он им вслед, — на ученье полагается в комбинезонах.
— Тоже мне начальник! — буркнул Вольцов. — В германской армии старший ефрейтор — ноль без палочки. А этот еще над нами куражится.
— По-моему, он добродушный малый, — возразил Хольт. Но тут опять раздался окрик:
— Выходи!
Два других ефрейтора стали на правом фланге. Когда у бараков показался Готтескнехт, Шмидлинг удвоил старания, его изборожденное морщинами лицо даже перекосило от усердия.
— Учебная команда… смирно! Для приветствия господина вахмистра… направо равняйсь! — Он отдал честь и отрапортовал по всей форме.
— Благодарю. Вольно! — Готтескнехт держался с достоинством генерала. — Ваша боевая подготовка начинается в знаменательный момент. А потому долго мы с вами канителиться не будем — месяц, ну полтора! Служба вам предстоит нелегкая — будете вкалывать с семи утра до восьми вечера за вычетом часа на обед. Ночной отдых от десяти до шести соблюдать железно, иначе придется иметь дело со мной. Никаких карт и тому подобных развлечений, понятно?.. Да, кстати, вы этого еще не знаете. Когда я говорю «понятно» — это у меня такое выражение. У каждого начальника могут быть свои словечки. Но если я скажу: «Вы меня поняли?» — это значит, я жду ответа! Вы меня поняли?
— Так точно, господин вахмистр!
— Ладно, продолжим беседу. Два раза в неделю у вас будут ночные занятия по три часа кряду. Ваша боевая подготовка почти полностью сведется к занятиям у орудий и с приборами управления огнем в условиях боевой обстановки со всеми причиндалами. Кроме того, мне вменено в обязанность поднатаскать вас в теории зенитной стрельбы. Вот где вы можете доказать, что вы люди с соображением. Все остальное — а именно чем отличается начальник от прочих смертных, и всю муру с газами, и меры против шпионажа, и прочий вздор мы с вами пройдем галопом. На строевые учения уделим сегодня и завтра по два часа — я думаю, за глаза хватит. Если с построением будут неполадки, мы это наверстаем в воскресенье на дополнительных послеобеденных занятиях. Немного движенья вам не помешает! Ну-ка, вы, толстяк со свиными глазками, как вас звать?
- Предыдущая
- 36/168
- Следующая
