Как убить своего мужа и другие полезные советы по домоводству - Летт Кэти - Страница 3

• Предыдущая
• 3/65
• Следующая

— Еще с колледжа Джаз, Ханна и я были частью того, что называют «девичьим братством». И так всю жизнь — делились секретами, рассказывали друг другу о ссорах с мужьями… а затем спорили насчет того, почему мы поссорились с ними… и о том, почему секрет счастливого брака — такая тайна за семью, блин, печатями! И так бы все и продолжалось, если бы не та злосчастная вечеринка у Джасмин год назад. Именно после нее наш мир стал на глазах разваливаться на части.

Вера бросает взгляд на часы и вдруг резко встает из-за стола.

— Послушайте, у меня тут срочное дело: надо представить в суд кое-какие документы. — Судя по хрипам, до рака легких ей остается не больше пачки. — Почему бы вам не изложить все на бумаге? — Она тычет в меня желтым блокнотом поверх настольного пресс-папье. — И позвоните, когда закончите. Так будет проще.

Проще? Похоже, адвокатша не в состоянии даже представить себе, на какие американские горки эмоций я могу ее затащить. И если у этой дамочки проблемы с вестибулярным аппаратом или она беременна, ее нужно официально предупредить: подумайте хорошенько, прежде чем пристегивать ремень. Мне хочется сказать ей: «Путь будет ухабистым. В целях вашей же безопасности просьба держать руки-ноги внутри транспортного средства».

Но вместо этого я лишь молча беру блокнот.

Сегодняшний день я планировала потратить на проверку грамматических упражнений моих шестиклассников.

Задание: Приведите пример «суждения».

Ответ: Пожизненный срок за убийство.

Все мужья считают себя богами. Если б только их жены не были атеистками…

После двадцати я решила, что у меня развился тиннитус[5], но на самом деле это был бесконечный звон свадебных колоколов. И когда всех моих подруг разобрали, я вышла замуж за Рори, ветеринара, что иронично само по себе, поскольку любовью к животным я не страдала никогда — возможно, потому, что каждый день их учу. (Такой вот образчик жалкого юмора школьных учительских.) По-моему, самое место животным — на барбекю. Особенно собакам. Для дружелюбного, как считается, нрава у этих тварей слишком много зубов. Уж если б мне пришлось заводить питомца, я выбрала бы крокодила — чтобы пожрал на фиг всех остальных.

Однако четвероногими друзьями мое отвращение к животным не ограничивается. У меня паранойя практически на всю живность — двуногую, одноногую, осьминогую. Каждый вечер, перед тем как забраться в постель, я проверяю простыни на предмет скорпионов — и это в Англии.

Возможно, вы думаете, что любите животных, но поверьте моему опыту: будь вы замужем за ветеринаром, вы излечились бы от этой заразы довольно быстро. В нашем доме вечно можно насчитать семь-восемь собак, столько же кошек и бесчисленное множество мышей, которых домашними животными и назвать-то нельзя. Когда я ходила беременной, Рори всем рассказывал, что я вот-вот «ощенюсь». Довольно часто он по рассеянности чешет меня за ухом, приговаривая: «Хорошая девочка». Думаю, скоро он начнет бросать мне теннисный мячик, чтобы я порезвилась.

Если представить Рори каким-нибудь животным, то он был бы лабрадором — преданным и веселым. Мы познакомились в колледже — он болтался в воздухе, ухватившись за минутную стрелку башенных часов, куда забрался, будучи под газом, просто для того чтобы ответить на чью-то подколку «А у тебя есть время?». Рори — человек свежего воздуха. У него бедра шире, чем пара семилетних мальчишек, вместе взятых, и бицепсы размером с ванну. Рори буквально создан для турпоходов и тестов на выживание. Прирожденный первопроходец, он может форсировать бурную реку, вскарабкаться на заснеженную вершину, вырубить чащу баобабов, построить ранчо и сварить в котелке похлебку — и все это прежде, чем я успею спросить: «Кто-нибудь хочет сегодня поесть в «Макдоналдсе»»?

Лично для меня Великий Переход — это пространство между станцией метро «Бонд-стрит» и центральным входом в универмаг «Селфриджз». Что же до географии, то, будучи родом из Сиднея (родители перебрались в Англию, когда мне было шестнадцать), о Лондоне я знаю только одно: как добраться до «Харродз»[6] и вернуться обратно. Когда друзья приглашают меня в свои загородные убежища, скажем, в Шотландии, то их инструкции, как правило, ограничиваются единственной фразой: «Доедешь до «Харви Николз»[7] и поверни направо».

За Рори я вышла потому, что он смешил меня.

Когда мы впервые ехали в Криклвуд, чтобы я познакомилась с его мамой, Рори назвал их семейную традицию — воскресные обеды матери и взрослого сына — «эдиповым комплексом». Аквамариновые глаза и непослушные темно-русые кудри тоже сыграли не последнюю роль. Равно как и широкая улыбка, освещающая его лицо и моментально делающая Рори таким обаятельным. Я люблю наблюдать, как он выставляет локоть из окна машины, насвистывая на ходу что-нибудь веселенькое. Ах да, и конечно же, его сострадание. Даже в самом начале карьеры половину свободного времени Рори посвящал добровольной помощи в приютах для бездомных животных. С тех пор, кстати, мало что изменилось. Теперь у него своя клиника в Килбурне — в доме по соседству с нашим, — но большую часть времени Рори по-прежнему работает бесплатно.

И все-таки мы союзники — вернее, были тогда, — сплетенные вместе, как пара червей-шелкопрядов. Моя любовь всегда обволакивала его словно патока. И когда Рори смотрит на меня, нежность ласковой рябью разливается по всему его лицу, отчего соски у меня тут же набухают и встают торчком. Могу сказать, что после стольких лет супружества я уже не питаю иллюзий насчет недостатков мужа. В любую погоду на нем все та же потертая кожанка, а коллекции его футболок нет равной во всем западном мире. Для Рори одежда на выход — это выглаженная футболка. Но что еще хуже, ему не нравятся мои подруги. Он говорит, что на лондонских званых ужинах расходуется три четверти мирового запаса высокомерия. Светские сборища у Джаз и Ханны он посещает из-под палки, сразу забивается в угол и весь вечер молчит. «Ах, это твой муж? Надо же, а я-то приняла его за этажерку». Вот почему Рори так не хотелось идти к Джаз и Стадзу на ту злосчастную январскую вечеринку по случаю двадцатой годовщины их свадьбы. Если б я только его послушалась…

Поначалу банкет предполагался скромный — лишь старые друзья по университету. Однако благодаря потрясающей неспособности Стадза разделять работу и удовольствие все получилось пышнее, чем прическа Долли Партон[8].

Джаз вышла за Дэвида Стадлендза, когда тот был еще стажером в хирургическом отделении крупной клиники при медицинском колледже Кембриджа. Она запала на него с первого же дня их знакомства.

— Просто обалдеть, какой мальчик! — восхищенно поделилась она со мной. — Так и хочется посадить его на канапе и заглотить целиком.

Дипломированный спец по экономике домохозяйства, Джаз пошла работать поваром в ресторан, чтобы содержать мужа, пока тот делал карьеру, карабкаясь вверх по клинической лестнице. Теперь Стадз настолько богат, что может, не нагибаясь, войти в собственный бумажник и ездит на навороченном «ягуаре», который паркует напротив своей частной клиники на Харли-стрит. Этот мужчина не просто красив, он еще и высок настолько, что ему приходится радировать нам, простым смертным, когда надо выяснить, какая погода там, у него под ногами.

Стадзу почти пятьдесят, но тело у него стройное и тренированное. А профиль такой острый, что им можно брить ноги, — и не менее острый язык. Его фирменный стиль — цинизм и насмешка, хотя подшучивает он по большей части сам над собой — но так, что его обаяние от этого лишь усиливается. Ведущий хирург в области лечения ожогов, свои академические лавры Стадз пожинает, работая консультантом в университетской клинике национальной службы здравоохранения, а роскошная жизнь семьи финансируется за счет частной практики пластического хирурга. («Вы просто самовлюбленная невротичка, зря расходующая свое и мое время. Но если вам нужна частная консультация, милости прошу: ложитесь поудобнее и распахивайте пошире чековую книжку».)

• Предыдущая
• 3/65
• Следующая