Пленница Гора - Норман Джон - Страница 69

• Предыдущая
• 69/98
• Следующая

Я посмотрела на этого человека; он казался невероятно сильным и мужественным.

— Вы искали меня по всей степи? — спросила я.

— Да, — ответил он и усмехнулся. — Я охотился за тобой несколько дней.

Отчаяние нахлынуло на меня с новой силой. Значит, когда я чувствовала себя абсолютно свободной, когда убежала от Тарго, когда предала Юту и пряталась в зарослях деревьев ка-ла-на, это грубое чудовище со своим громким смехом, со своими жесткими кожаными ремнями неотступно шло по моему следу! Он уже давно отобрал меня для своего ошейника, наметил в качестве предмета своих удовольствий.

Как же могла я, простая слабая девушка, надеяться убежать от такого мужчины, такого тарнсмена?

— Вы видели меня в невольничьих бараках Ко-ро-ба? — повторила я вопрос.

— Да, — ответил он.

— Кто вы? — прошептала я.

— Ты меня не узнаешь?

— Нет.

Он снял с себя шлем.

— Я вас не знаю, — прошептала я.

Я была очень испугана. Я не подозревала, что у этого человека такое красивое, волевое лицо. Он словно олицетворял собой власть и мужество. Голова у него была крупной, песочного цвета волосы — длинными и густыми, а глаза — холодными и суровыми.

Я застонала от отчаяния, кляня судьбу за то, что она обрекла меня на несчастье попасть в руки такому мужчине.

Он рассмеялся. На фоне обветренного, загорелого лица его крупные зубы показались мне особенно белыми и по-хищному крепкими. Я невольно вздрогнула. Мне в голову пришла сумасшедшая мысль, что эти зубы, вероятно, привыкли раздирать сырое мясо. Что, если они вопьются в мое тело?

Я с новой силой ощутила собственную слабость. Я чувствовала себя беспомощным табуком в лапах горного нарла.

Все мои прежние фантазии, которыми я тешила себя и в невольничьих бараках Ко-ро-ба, и в караване Тарго, все мои мечты о том, как я стану покорительницей мужчин и, несмотря на надетый на меня ошейник, обольстительной улыбкой и капризно надутыми губками сумею подчинить себе своего будущего хозяина, заставлю его выполнять все мои желания, сейчас казались мне такими наивными, такими глупыми.

Меня захлестнуло отчаяние.

Я понимала, что в руках такого человека я могу быть только бесправной рабыней. Рядом с ним, с его силой и мужеством, я могу быть только женщиной — слабой и покорной.

Здесь у меня не было выбора.

В эту минуту я осознала, насколько большую роль в жизни каждой женщины, как и каждого мужчины, помимо воли, помимо способности к сознательному выбору, играют инстинкты — скрытые или в большей степени явные, лежащие на поверхности или в самой глубине сознания, принимаемые человеком или яростно им отвергаемые. Они заложены в самой природе человека, в самом его генетическом коде и, хотим мы того или нет, передаются от поколения к поколению. Они неподвластны нашему желанию, но подспудно в той или иной степени накладывают отпечаток на каждый наш поступок, каждую мысль или стремление. Нередко оставаясь незаметными для нас самих, они проявляются столь же естественным образом, как ощущаемый нами страх и удивление, радость и печаль, как ритмичное сокращение сердечной мышцы и работа органов внутренней секреции.

Но, даже не вдаваясь в столь глубокие умозаключения, я чувствовала, осознавала, что этот человек главенствует надо мной.

Куда, например, денешься от того факта, что я лежу перед ним связанная по рукам и ногам — беспомощная пленница, всецело зависящая от желания своего повелителя? Разве поспоришь с тем, что мне не сравниться с ним ни в силе, ни в мужественности характера, перед которыми мне остается только признать себя слабой, беспомощной женщиной? Как мне хотелось сейчас оказаться среди уступчивых, сердобольных мужчин Земли, приученных потакать женским капризам! Как мне хотелось вырваться из лап этого безжалостного горианского самца!

Но внезапно помимо своей воли я почувствовала сумасшедшее желание принадлежать ему, принадлежать, как женщина может принадлежать мужчине.

— Значит, ты не узнаешь меня? — рассмеялся он.

— Нет, — едва слышно прошептала я.

Он пристегнул шлем к луке широкого седла и вытащил из сумки кусок мягкого кожаного ремня. Запрокинув голову, он, словно бинтом, перевязал кожаной повязкой левый глаз.

Мне вспомнились невольничьи бараки в Ко-ро-ба и стоящий в проходе между клетками высокий человек в желто-синем одеянии работорговца; левый глаз у него закрывала такая же повязка.

— Сорон из Ара! — воскликнула я.

Он рассмеялся, снял повязку и бросил ее в сумку.

— Вы — работорговец! — запинаясь, произнесла я. — Сорон из Ара!

Я вспомнила, как стояла перед ним на коленях и как он потребовал дважды повторить ему традиционную фразу выставляемой на продажу невольницы: “Пожалуйста, купите меня, хозяин!”, которую он оборвал своим коротким “Нет!”, так оскорбившим меня и вызвавшим у меня такое негодование.

А еще я вспомнила, как он после этого, остановившись в проходе между невольничьими клетями, обернулся и посмотрел на меня, а я демонстративно вскинула голову и отвернулась, всем своим видом давая понять, что заслуживаю внимания более достойного человека. Однако когда я снова выглянула в проход, он все еще не спускал с меня, стоящей за железной решеткой обнаженной невольницы, изучающего, оценивающего взгляда, под которым я почувствовала себя ранимой и беспомощной, испуганной и подвластной чужой воле.

Вспомнился мне и сон накануне отъезда из Ко-ро-ба. Мне приснилось, будто я снова умоляю этого человека купить меня, а он отвечает мне своим коротким, отрывистым “Нет!”. Он и во сне имел надо мной огромную власть, и я проснулась вся в слезах, дрожа от страха.

И вот теперь я лежу перед ним на широком тарнском седле — его беспомощная, связанная по рукам и ногам пленница.

— Еще когда я увидел тебя в первый раз, — сказал мой похититель, — я решил, что ты будешь принадлежать только мне. Уже когда ты опустилась передо мной на колени и произнесла: “Пожалуйста, купите меня, хозяин!”, я решил удовлетворить твою просьбу, — усмехнулся он. — А позднее, когда ты под моим взглядом вскинула голову и отвернулась с видом оскорбленного высокомерия, я понял, что не найду себе покоя, пока ты не окажешься в моих объятиях. — Он снова рассмеялся. — Так что, моя дорогая, тебе придется сполна заплатить за свое чрезмерное самомнение!

— Что вы собираетесь со мной сделать? — прошептала я.

Он пожал плечами.

— На какое-то время я оставлю тебя у себя. Ты будешь меня развлекать, а когда мне это надоест, я тебя продам.

— Пожалуйста, — взмолилась я, — выставьте меня на продажу в Аре!

— Думаю, что, скорее всего, я продам тебя в деревне самому небогатому крестьянину, — возразил похитивший меня человек.

При одном воспоминании о крестьянах с их длинными розгами и злобным выражением на лицах я почувствовала, как меня прошибло холодным потом. Я знала, что эти люди заставляют своих невольниц работать наравне с домашним скотом, запрягая в плуг девушек вместе с босками, когда им нужно вспахать землю. На ночь невольниц, как правило, приковывали цепями в хлеву или каких-нибудь грязных сараях.

— Я могу принести вам много денег, — жалобно пробормотала я. — Пожалуйста, продайте меня в Аре!

— Я поступлю с тобой так, как сочту нужным, — отрезал воин.

— Да, хозяин, — прошептала я.

Он окинул меня холодным взглядом.

— А почему вы не купили меня у Тарго? — не удержалась я.

— Я не покупаю женщин, — ответил похитивший меня человек.

— Почему? Ведь вы же работорговец!

— Нет.

— Но Тарго сказал, что вы — Сорон из Ара, работорговец!

— Сорона из Ара не существует.

Меня начал охватывать леденящий сердце ужас.

— Кто же вы? — замирая от страха, спросила я.

— Я — Раcк Рариус, гражданин Трева, — ответил мой похититель. — Я воин, а не работорговец!

• Предыдущая
• 69/98
• Следующая