Рабыня Гора - Норман Джон - Страница 2

• Предыдущая
• 2/112
• Следующая

Страшно.

Я взглянула на солнце. Посмотрела по сторонам, вниз, вдаль.

Теперь я осознавала — ясно, как никогда прежде, — что-то во мне не так. По-новому ощущается тело, его движения. Похоже, чуть изменился вес. Я гнала от себя эти мысли, не могла с ними примириться. Буквально выталкивала их из головы. Но они упорно возвращались. Нет, отрицать бессмысленно.

— Нет! — закричала я.

И все же это правда. Изо всех сил открещивалась я от очевидного, неизбежного объяснения этого невероятного феномена.

— Нет! — кричала я снова и снова. — Не может быть! Нет! Нет!

Онемевшими руками я приподняла свисающую с ошейника цепь. Недоверчиво осмотрела ее. Тяжелые звенья отлиты из простого грубого черного металла, плотно пригнаны. Не особенно красивая, не особенно дорогая. Но я у нее в плену. Я ощупала ошейник. Видеть его я не могла, но, похоже, он тоже изготовлен из тяжелого металла. Простой, ничего особенного, без затей, но зато как плотно охватывает горло! Наверно, тоже черный, как цепь. С одной стороны — грубый шарнир. На крайнем звене цепи — кольцо, прикрепленное к скобе ошейника. Скоба, похоже, часть самого ошейника. Шарнир — под моим правым ухом; закрепленная кольцом и скобой, цепь свисает под подбородком; с другой стороны, под левым ухом, я нащупала увесистый замок. Вот и замочная скважина. Значит, ошейник открывается. Значит, он не заклепан намертво у меня на шее. Интересно, у кого же ключ?

Обернувшись, я поглядела на огромную гранитную скалу с прожилками полевого шпата.

«Надо постараться проснуться, — твердила я себе. — Я должна проснуться! — Я горько рассмеялась. — Наверно, я сплю».

Снова в сознание вползли мысли о том, как по-другому ощущаю я теперь свое тело, его вес, его движения.

— Нет! — снова вскрикнула я. Подошла к гранитной глыбе, рассмотрела привинченную к камню тяжелую пластину с кольцом. Звено моей цепи продето в кольцо. Цепь длиной футов десять. Я попробовала намотать ее на держащий кольцо штырь — не получается. — Нет! — прокричала я. — Я должна, должна проснуться! Наверняка давно пора вставать, завтракать, ехать на занятия. Не может быть никаких других объяснений! Я сплю! А может, сошла с ума? Да нет. Просто сплю — и все. Такой странный, такой нереальный сон. И все же сон. Да. Да. Сон. Всего лишь сон!

А потом, на свою беду, я вспомнила мужчину, что держал меня сзади, так, что видеть его я не могла, вспомнила, как тщетно пыталась вырваться, как рот и нос обмотали тканью и как он ждал, чтобы я вдохнула, и как я сделала наконец этот отчаянный вдох, наполнив легкие зловонным дымом — больше дышать было нечем, — невыносимым дымом, от которого померкло в глазах, и потом потеряла сознание. Итак, я знаю — это не сон.

Что было мочи заколотила я кулаками по гранитной скале с прожилками полевого шпата. Но только в кровь разбила руки.

Повернулась, отошла от скалы — футов на пять, — окинула взглядом поросшую травой равнину.

— О, нет, — зарыдала я.

Итак, сомнений не оставалось: все это правда, все наяву. Что толку спорить? Страшная мысль затопила сознание, сковала волю, погребла остатки надежды.

Знаю, отчего тело как чужое. Знаю, почему немного нарушена координация движений. Я не на Земле. Это не земная сила гравитации. Я в чужом, неведомом мире. Этот мир ярок и прекрасен — но это не Земля. Это не мой мир. Я здесь не дома. Меня привезли сюда, не посчитавшись с моей волей; меня привезли; моя воля здесь ничего не значит.

Одна, беззащитная, обнаженная, я стояла, глядя в пространство, у огромной скалы.

Одна-одинешенька, перепуганная насмерть, с цепью на шее.

Зарыдав от горя, я спрятала лицо в ладони. А потом земля ушла из-под ног, меня окутала тьма — я потеряла сознание.

Меня резко перевернули на спину.

— Век, кейджера! — рявкнул кто-то. — Век, кейджера! — Голос звучал раздраженно.

Вздрогнув всем телом, перепуганная, я взглянула вверх. И закричала от боли. В месте сгиба между левым бедром и низом живота в тело вонзилось металлическое острие. Потом наконечник убрали, копье повернули древком и тычком древка бесцеремонно повернули меня на правое бедро. Я зажала руками рот. Нога в высокой, тяжелой сандалии, сплетенной из ремней, отшвырнула прочь мои руки. Надо мной возвышался бородатый мужчина. Лежа меж его ног, я с ужасом смотрела на него снизу вверх.

Да он не один! За ним стоял второй. Оба в алых туниках; на левом бедре у обоих висят ножны с кинжалами. На поясах — украшенные орнаментом ножи. У того, что позади, за спиной многослойный щит из кожи и латуни, в руках — копье, к копью привязан шлем со сплетенным из темной шерсти плюмажем. На шее — гирлянда из зубов какого-то хищного зверя. Тот, что стоял надо мной, отложил шлем и щит в сторону. Шлемы сделаны так, чтобы закрыть всю голову и большую часть лица. Открытая лицевая сторона вырезана в форме буквы «V». Оба длинноволосые. У того, что стоял надо мной, волосы стянуты сзади обрывком ткани.

Осторожно пятясь назад, я выскользнула из-под ног возвышающегося надо мной мужчины. Я чувствовала себя такой беззащитной! В жизни не видела таких людей. Могучие, есть в них что-то от животных. Припав к земле, я поползла назад. За ошейником тянулась тяжелая цепь. Я остановилась. Не смея произнести ни слова, повернулась, пытаясь хоть как-то спрятаться, прикрыться руками.

Один из них, обращаясь ко мне, что-то повелительно рявкнул. Рассерженно махнул рукой. Я убрала прикрывающие тело ладони. Все еще вжимаясь в землю, повернулась. Понятно: они хотят меня рассмотреть.

Бородатый подошел ближе. Я не смела поднять на него глаза. Ничего не понимаю. Живя в своем мире, я и не подозревала, что бывают такие люди. Они стояли вплотную ко мне — в моем мире люди так близко друг к другу не подходят. Там, в той жизни, у каждого свой кокон, свой неприкосновенный отрезок пространства, каждый огражден незримым силовым полем. Автоматически, бессознательно мы держим общепринятую дистанцию, не преступаем возведенных приличиями и условностями границ. Каждый из нас живет как бы за прозрачной стеной, в собственном защитном куполе. Так мы отделяем себя от окружающих, так сохраняем свою индивидуальность. В земной цивилизации, в моем кругу, этот ореол неприкосновенности составляет в радиусе фута два-три. Ближе подходить друг к другу у нас не принято. Но эти стояли ближе. На моем отрезке пространства. Вдруг стало ясно: в этом мире моего пространства не существует. Я задрожала от ужаса. Казалось бы, такая мелочь! Подумаешь — здесь не признают, не соблюдают этой условности, по крайней мере по отношению ко мне. И все же это не мелочь. Нет, для меня разрушение этого надуманного защитного барьера, этой условности — катастрофа. Не могу выразить, что за потеря это для меня, какой беспомощной я сразу себя ощутила! В этом мире моего пространства не существует!

Я взглянула на бородача. Тело перехвачено блестящим черным кожаным ремнем, над левым бедром висит кинжал. Алая туника из плотного груботканого полотна. Да, схвати он меня, прижми покрепче — силища у него, пожалуй, такая, что и ремень его, и волокна ткани впечатаются мне в кожу.

В горло под подбородком ткнулось острие кинжала. От боли я с криком вскочила на ноги. Чуть ли не на цыпочках, выпрямив спину, встала перед ним. Никогда в жизни не приходилось мне стоять так прямо.

Бородач отступил на шаг, потом оба принялись внимательно меня рассматривать. Ходили вокруг, неспешно обсуждали. Я не понимала ни слова. Стояла, высоко вскинув поднятый острием кинжала подбородок. Цепь позвякивала о кольцо ошейника. Интересно, как же обращаются с женщинами в мире, где властвуют такие мужчины?

Подробный осмотр занял несколько минут. Они не торопились.

Передо мной стояли двое мужчин — один чуть позади — и внимательно на меня смотрели.

Под тяжестью цепи ошейник оттягивал шею. Цепь свешивалась мне на грудь. Я стояла не шелохнувшись, чувствуя на теле ее тяжелые звенья.

• Предыдущая
• 2/112
• Следующая