Рабыня Гора - Норман Джон - Страница 33

• Предыдущая
• 33/112
• Следующая

— Я тебя прощаю, — сказала я.

В то же мгновение она надменно выпрямилась и, казалось, перестала обращать на меня внимание. Решила, наверно, что бояться нечего, что мною можно пренебречь. Я разозлилась. Наверняка считает, что она красивее — возможно, вполне справедливо — и скоро станет выше меня по положению. Раз ей нечего меня бояться — значит, сможет, ничего не опасаясь, всевозможными уловками расположить к себе мужчин. Между рабынями всегда идет борьба за мужское внимание. Каждая норовит угодить, обойти остальных. Чтобы жилось получше — старайся ублажить хозяина. Станешь ли ты нежно лелеемой игрушкой для любовных утех или кухонной девкой — зависит от тебя самой. Горианские мужчины в отличие от земных собратьев не утруждают себя заботой о женщинах, которые им не нравятся. Хотя они и небесполезны, и тоже служат хозяевам: до седьмого пота трудятся на кухне, гнут спину за ткацким станком, закованные в цепи, надрываются в поле, выращивая сул. Мало кто из девушек, отведав каторжного труда в поле или в ткацкой мастерской, не станет умолять хозяина продать ее — может, на этот раз повезет, может, следующему хозяину она приглянется.

Но какова эта нахалка впереди! Расправила плечи — гордо, кичливо, все ей нипочем! А почему, собственно, я ее простила? Как-то само собой получилось, вроде бы вполне естественный поступок. Конечно, и это может быть не во вред. Допустим, она красива и мое верховенство лишь временно — тогда мы поменяемся ролями. Вдруг, проведя с ней ночь, хозяин вручит ей плетку? Или в следующий раз меня поставят в цепочке впереди нее?

И все же я злилась. Не обращает на меня внимания! Дешево же досталась ей победа!

Я яростно пнула ее и замерла, будто ничего не случилось. Она испуганно вскрикнула. Охранявший нас воин собирал из стоящих тут и там ларцов драгоценности и сделал вид, что ничего не заметил. Хозяевам не пристало вмешиваться в склоки рабынь. Пусть себе устанавливают внутреннюю субординацию — лишь бы не поранили друг друга, не оставили шрамов — такую рабыню дорого не продашь. Это уже проступок серьезный, на него закрывать глаза не станут.

Моя соперница съежилась, сникла. Куда делись гордость и надменная осанка? Просто испуганная рабыня в цепях. Стоит передо мной, что хочу — то и сделаю.

— А я ведь могу и не простить, — процедила я.

— Марла умоляет: прости, госпожа, — зашептала она.

— Могу простить, а могу и нет.

— Да, госпожа. — Она снова затряслась от страха. Даже цепь у руки подрагивала. Вот и хорошо. Будет меня бояться — не посмеет подлизываться к хозяину. Марла красивая. Как сладостны, должно быть, для мужчин ее объятия! Наверно, я ревновала.

Наш охранник, собрав драгоценности из ларцов, завязал их в шарф и перебросил его через плечо. Ухмыльнулся, встретившись со мной взглядом. Я с улыбкой опустила глаза.

— Надо торопиться, рабыни, — объявил он. Мы приготовились пуститься в путь. Я посмотрела на него — он в мою сторону не глядел.

Горианин. Мужчина. Не то чтобы он осмеливался быть мужчиной. Нет, он им просто был — и все.

— Внимание! — скомандовал воин. — Выступаем!

Подняв руку, точно собираясь подать сигнал, он держал ее над своим бедром.

Мы напряженно ждали.

Как ни странно, хоть я и землянка, но этот мир, мир мужчин, сильных, как ларлы, чувства противления во мне не порождал. Вот такими они мне и нравились — величавыми, гордящимися своей властью. Казалось, я — неотъемлемая часть их мира. Лишь в мире настоящих мужчин могут существовать настоящие женщины.

Запястье стянуто кольцом, с него свисает цепь.

Конвоир резко хлопнул ладонью по своему правому бедру. Мы, рабыни, тронулись в путь, с левой ноги, чтобы шагать в такт.

Мы — собственность.

Мужчина пропустил нас вперед — он пойдет замыкающим, будет охранять. Проходя мимо него, я вдруг почувствовала дрожь в коленях. Попыталась коснуться его плечом, но он грубо отшвырнул меня в сторону. Не хочет, чтобы я к нему прикасалась. И я, и остальные должны подождать — может, потом он позволит нам ласкать его.

У меня из глаз брызнули слезы. Я хотела коснуться его, а он не позволил! Такова его воля, воля мужчины. Он решает.

— Хар-та! — скомандовал он. — Быстрее!

Лена, первая в ряду, прибавила шагу.

Вдруг стало страшно. Моя воля не значит буквально ничего! Со мной могут сделать что угодно! Охранник даже коснуться его не позволил. Если я не могу удовлетворить мужское сладострастие — я бессильна. А я даже попытаться без разрешения не смею. От этих мыслей мурашки поползли по спине.

Торопливо шагая, я подняла глаза к усыпанному звездами небу Гора. Я, землянка, марширую в ряду закованных в цепи рабынь под плывущими в небесах тремя лунами на планете варваров.

— Хар-та! — прокричал воин. Снова Лена прибавила шагу.

Мы как раз выходили из лагеря — вброд через ручей. Щиколотки сковало холодом. Вот вода уже по икры, вот — выше колена, вот плещется вокруг бедер. Мы подняли цепь, чтобы не замочить ее.

— Хар-та! — послышалось опять.

Мы припустили что было мочи. Хозяин приказал — значит, нечего терять время.

Вот и отмель. Я осторожно ступаю по камешкам. Цепь тянет вперед. Над головой — немыслимые три луны. Я — рабыня.

— Хар-та! — слышится нетерпеливый окрик. — Хар-та!

И снова цепь тянет вперед. Спотыкаясь, я спешу вслед за остальными.

Куда меня ведут? К кому в рабство? Не знаю. Знаю только, что порабощена. Полностью и без остатка.

Хозяин протянул мне чашу. Стоя на коленях, я наполнила ее суловой пагой, прижалась к краю губами и протянула чашу ему. Глаза мои сверкали, я едва не опьянела от одного запаха напитка.

Я протянула ему чашу.

Хорошо очищенная суловая пага прозрачна как слеза, хотя сам сул желтый. Изготавливают ее из клубней сула — основной сельскохозяйственной культуры Гора. Здесь, в селении Табу-чий Брод, где нас принимал глава касты Турнус, находился винокуренный заводик — сложное переплетение баков и труб.

— Хороша! — похвалил, потягивая пагу, хозяин. Пага почти безвкусна, и судят о ней лишь по ее крепости. Много ее не выпьешь. Накануне вечером один из мужчин, запрокинув мне голову, налил мне полный рот паги и заставил проглотить. В одно мгновение в глазах потемнело, я потеряла сознание. Проснулась лишь утром, разбитая, несчастная, на цепи, как и остальные. Голова раскалывалась от боли.

— Вина, рабыня! — крикнула, протягивая чашу, Марла.

Насупившись, я отставила пагу, принесла кувшин Арской ка-ла-ны и наполнила ее чашу. Она приняла ее, не взглянув на меня, не поблагодарив. Я — рабыня. А она разве нет? Сидит в лохмотьях, оставшихся от белого платья, с чашей в руках, обнимается с моим хозяином. Она быстро завоевала расположение мужчин, сместив с главных ролей даже Этту. С самого начала я боялась, что она всех затмит. Хозяин явно очарован ею. Я ее ненавидела, да и Этта поглядывала в ее сторону без привычного дружелюбия.

Марла взглянула на меня и улыбнулась.

— Ты хорошенькая, — сказала она.

— Спасибо, госпожа, — сдерживая злость, ответила я. Теперь нам приходилось прислуживать ей и называть ее госпожой. Хоть ни украшений, ни нарядов ей и не дали, она стала теперь главной рабыней в лагере.

Со дня нападения на лагерь леди Сабины прошло пять недель.

Большую часть этого времени мы провели в пути.

— Дай мне выпить, — позвал Турнус.

— Да, хозяин. — Я схватила кувшин с ка-ла-ной.

Глава касты в Табучьем Броде Турнус был широкоплеч, с огромными ручищами, на лоб его ниспадали спутанные космы соломенного цвета. Все выдавало в нем крестьянское происхождение. Табучий Брод — крупное селение, около сорока семей. Обнесенное частоколом, стоит оно, точно ступица, от которой во все стороны, как спицы в колесе, расходятся узкие у основания, расширяющиеся к периферии клинья полей. Четыре из этих полос обрабатывал Турнус. Табучий Брод получил свое название из-за того, что некогда поблизости от этих мест дикие табуки во время сезонных миграций переходили вброд речку Верл — приток Воска. Верл впадает в Воск с северо-запада. Мы переправились через Воск недели две назад, на баркасах. Теперь стада диких табуков переходят реку пасангов на двадцать севернее Табучьего Брода, но первоначальное название осталось за селом и доныне. Табучий Брод — село зажиточное, но славится оно не столько высокими урожаями — а почвы здесь, в южной части бассейна Верла, плодородные, черноземные, — сколько разводимыми здесь слинами. Турнус, землепашец из Табучьего Брода, — один из известнейших на Горе заводчиков слинов.

• Предыдущая
• 33/112
• Следующая