Рабыня Гора - Норман Джон - Страница 44

• Предыдущая
• 44/112
• Следующая

— Так ты не считаешь, что для глупой девушки суть рабства сводится к цепям и плетке?

— Нет, хозяин. — Я беспомощно застонала. — Сейчас я не на цепи. И плеткой меня не секут. Но даже закованная в кандалы, даже исхлестанная кнутами и плетьми, я не чувствовала бы так остро свое рабство. Я принадлежу тебе. Я в твоей власти. Даже двинуться не смею. Я должна повиноваться. И на моем месте это поняла бы любая женщина.

— Но может быть, — протянул он задумчиво, — все дело в твоем уме, в твоей чувственности? Может быть, потому ты куда острее, куда глубже и живее, чем какая-нибудь дурочка, ощущаешь, что такое рабство?

— Может быть, хозяин, — простонала я, — не знаю!

— Хочешь, чтоб я позволил тебе двигаться?

— Да! — прорыдала я. — Да! Да!

— Но я не позволяю.

— Да, хозяин. — Меня душили рыдания.

— Приятно обладать такой прелестной земной женщиной, как ты.

— Да, хозяин.

— Чья ты?

— Твоя! Твоя, хозяин!

— Но ты с Земли. Как же ты можешь принадлежать мужчине?

— Я твоя, хозяин!

— Последние недели ты тревожишь меня.

— Хозяин?

— Не двигайся!

— Нет, хозяин.

— Не понимаю, — проговорил он. — Странно. Сегодня я разозлился на тебя, а ты всего лишь вела себя, как подобает рабыне.

Это он о том, как этим утром я отдалась воину.

— Я рабыня, хозяин. И над собой не властна.

— Знаю, — ответил он. — Так почему же я разозлился?

— Не знаю, хозяин.

Снова рука его коснулась меня, снова я вскрикнула.

— Не двигайся! — предупредил он.

— Пощади свою рабыню, хозяин! — умоляла я.

Одно прикосновение — и снова от возбуждения помутилось в глазах — вот-вот забьюсь в судорогах, закричу. Но я застыла рядом с ним, замерла, окаменела.

— Ты не имеешь значения, — сказал он.

— Нет, хозяин.

— Всего лишь ничтожная рабыня.

— Да, хозяин.

— Тебя можно купить или продать на любом рынке за горсть медяков.

— Да, хозяин, — вторила я.

— Так почему же ты столько для меня значишь?

— Не знаю, хозяин.

— Можешь двигаться, рабыня, — смилостивился он. Я прильнула к нему с безудержным криком.

— Вот видишь, женщины Земли — прирожденные рабыни.

— Да, хозяин, — с плачем согласилась я.

— Ты просто обычная девка.

— Да, хозяин, — проворковала я.

Вцепившись в него, я принялась целовать, лизать его под подбородком, плакала, смеялась, бешено извиваясь, все крепче сжимала его в объятиях.

— Обычная девка, — повторил он. — Обычная рабыня. Залитой слезами щекой я прижалась к его мощной груди,

кожу щекотали жесткие волоски.

— Да, хозяин, — шептала я. \

— У тебя даже имени нет.

— Нет, хозяин.

— Что может значить безымянное животное?

— Ничего, хозяин.

— Что в тебе такого?

— Не знаю, хозяин.

— И все же ты прелестное животное.

— Спасибо, хозяин.

— И я покорю тебя.

— Ты давно уже покорил меня.

— Я покорю тебя снова.

— Каждый раз, когда ты смотришь на меня или прикасаешься ко мне, ты покоряешь меня снова и снова. — Прижавшись щекой к его груди, я обнимала его в темноте. — Ты покорил меня, хозяин, целиком и полностью. Я — твоя рабыня.

— Может, дадим моей рабыне имя?

— Как угодно хозяину.

Взяв за плечи, он приподнял и повернул меня на спину, придавил своим телом, вжал спиной в меха. Руки его обвили меня. Тело мое приняло, поглотило его. Я застонала.

— Не двигайся! — велел он.

— Да, хозяин, — умирая от нетерпения, покорилась я.

— Я дам тебе имя.

Беспомощная, я лежала в темноте узницей в его железных объятиях и ждала — как меня назовут.

— Ты самая обычная, — размышлял он, — ничего особенного в тебе нет. Значит, и имя надо придумать незначащее, простое и скромное, чтобы подходило для такой ничтожной, никчемной, невежественной клейменой рабыни, как ты.

— Да, хозяин.

— Ты из варваров.

— Да, хозяин.

— Есть мужчины, — поведал он, — которым нравится проверять, на что способны женщины из варваров.

— Проверь меня, хозяин, умоляю!

— Не двигайся!

— Да, хозяин. — Еще секунда — и не сдержу оргазма, забьюсь в судорогах! Но он не велел двигаться. Казалось — сейчас взорвусь.

— Ну а я, — улыбнулся он, — предпочитаю проверять, на что способна любая девушка, будь она цивилизованная или из варваров.

— Да, хозяин.

— Знаешь ли ты, — спросил он, — что в оргазме все вы одинаковы — и женщины варваров, и цивилизованные?

— Нет, хозяин.

— Вот интересно. Оргазм уравнивает всех.

— Все мы женщины, всего лишь женщины в руках хозяина.

— Безусловно.

— Позволь мне кончить! — умоляла я.

— Не двигайся.

— Да, хозяин. — Я едва разжимала зубы. Я отдаюсь ему, вся, без остатка, ну почему он не хочет взять меня?

— Ты говоришь по-гориански с акцентом.

— Да, хозяин. Прости, хозяин.

— Не меняйся. Твой акцент — это ты. С ним ты чуть другая. Так интереснее.

— Может быть, потому хозяина и занимает его рабыня?

— Может быть, — ответил он. — Но у меня уже были девушки из варваров.

— С планеты Земля? — прошептала я.

— Конечно. Не двигайся.

— Нет, хозяин. — Вдруг где-то там, глубоко, на донышке сознания, возникла ненависть ко всем этим девкам. Как я злилась, как ревновала!

— Маленькая рабыня сердится, — проронил он. — Не двигайся.

Стараясь не двигаться, я лежала в темноте в его объятиях.

— А что стало с теми девушками с Земли, что были у тебя до меня, хозяин? — спросила я.

— Разве рабыне позволили говорить?

— Прости, хозяин. Можно говорить?

— Говори.

— У тебя уже были земные девушки. Где они теперь?

— Не знаю.

— Что ты с ними сделал?

— Не считая тебя, таких у меня было пятеро, дорогая. Двоих я подарил, троих продал.

— А меня ты продашь или подаришь?

— Может быть.

Я застонала. Конечно, он волен делать что хочет.

— Они любили тебя?

— Не знаю, — ответил он. — Может быть. А может, и нет.

— А говорили, что любят?

— Конечно. Рабыни всегда так говорят.

— И все-таки ты подарил их или продал? — Да.

— Как ты мог, хозяин?

— Они всего лишь рабыни, — объяснил он.

У меня вырвался стон отчаяния. И меня он может так же просто отбросить в сторону.

— Ты жесток, хозяин.

— Разве можно быть жестоким к рабыне? — удивился он.

— Да, — согласилась я. — Разве можно быть жестоким к рабыне?

— Ты плачешь?

— Прости, хозяин.

Мы лежали, обнявшись, в темноте. Он запретил мне двигаться. Шум утих — деревенские парни угомонились, потеха закончилась. Моих сестер-невольниц снова ждут рабские путы.

— Как тебя звали там, у варваров? — спросил он.

— Джуди Торнтон, хозяин, — ответила я.

— Как ты попала ко мне?

— Ты отвоевал меня в схватке, хозяин, и сделал своей рабыней.

— А, да. — Вспомнил все-таки! Вот зверь! А я — в его руках, нагая, беспомощная.

— У варваров такие сложные имена.

— Это два имени, хозяин, — пояснила я. — Мое имя — Джуди, фамилия — Торнтон.

— Варварство.

— Да, хозяин.

— Мне не нравятся эти имена. Ты не будешь носить их.

— Да, хозяин. — Наверно, слишком уж непривычно, слишком по-варварски звучат для горианина эти имена.

— А как звали твоего хозяина-варвара?

— Не понимаю, хозяин.

— Ну, того варвара, которому ты принадлежала на Земле? Может, взять его имя?

— Но на Земле я никому не принадлежала, хозяин. Я была свободной.

— На Земле таким женщинам позволяют быть свободными?

— Да, хозяин.

— Что за мужчины на Земле?

— Не похожи на гориан, хозяин.

— Понятно. Они счастливые? — Нет.

— А женщины там счастливы? — Нет.

— Понятно. А земные мужчины не считали тебя красивой, не хотели тебя?

— Они слабые. Я и не знала, что значит быть желанной, пока не попала в этот мир. — Я стиснула его в объятиях. — Только в руках настоящих мужчин, таких, как ты, хозяин, я поняла, что значит быть женщиной.

• Предыдущая
• 44/112
• Следующая