Патриоты - Кавано Джек - Страница 2

• Предыдущая
• 2/100
• Следующая

Самый дом, где они жили, был свидетельством Господнего благоволения. Когда-то он принадлежал их врагу, но после его гибели превратился в семейное гнездышко Джареда и Энн. Вспомнив прошлое, женщина невольно содрогнулась. Всевышний избавил их от недругов, но победа далась им дорогой ценой. Отцу Джареда она стоила жизни. Коммерсант Дэниэл Коул, злой и жестокий человек, для того, чтобы прибрать к рукам скромный капитал Морганов, вложенный в его компанию, приказал убить главу семьи — Бенджамина Моргана. Затем он обманом заставил Констанцию, вдову Бенджамина и мать Джареда, выйти за него замуж. Совместными усилиями Джаред, его старший брат Филип и сестра Присцилла одолели Коула, однако при этом все их имущество ушло с молотка. По иронии судьбы после смерти отчима к Морганам вернулось их состояние. Желая себя обезопасить, Коул перевел свою собственность на имя жены. Когда его не стало, Констанция все отдала детям.

Вложив деньги Коула в торговлю с Китаем, Джаред и Присцилла приумножили семейный капитал. Присцилла управляла делами, а Джаред водил суда. Филип вернулся в резервацию наррагансетов[3], где женился на своей возлюбленной. Он не занимался коммерцией и жил среди индейцев, используя свою часть семейного дохода в миссионерских целях.

После свадьбы Джаред и Энн по просьбе Констанции поселились у нее, в бывшем особняке Дэниэла Коула. Здесь и родились близнецы. Здесь же в год пятнадцатилетия мальчиков Господь призвал Констанцию к себе.

Со временем Джаред и Энн обставили дом по собственному вкусу. Первым делом они избавились от громадного оловянного чайника, висевшего над входом. Чайник этот указывал на то, что хозяин особняка сколотил первоначальный капитал, торгуя оловянной посудой. Мало-помалу, комната за комнатой, особняк перестал напоминать жилище хвастливого и алчного нувориша. Теперь он больше походил на музей — ведь Джаред привозил из своих путешествий немало диковинок.

Морганы принимали гостей в столовой. Стол красного дерева был сервирован хрусталем из Уотерфорда, старым английским серебром и тончайшим китайским фарфором. По углам стола тускло посверкивали серебряные подсвечники, на кипенно-белую скатерть мягко лила радужный свет хрустальная люстра. За спиной Энн, на каминной полке, красовались китайские вазы. Над камином висел портрет сэра Амоса Моргана — отважного английского адмирала, героя битвы с «Непобедимой армадой»[4]. Во время своего пребывания в Лондоне Джаред узнал, что адмирал был его предком. Старому капитану нравился этот портрет. Так же, как Амос, он страстно любил море. Впрочем, с адмиралом его роднило кое-что еще (хотя он и не думал об этом). Оба были людьми чести. Сэр Амос Морган сделал себе имя при дворе королевы Елизаветы[5], а Джаред Морган — в Бостоне. Не случайно за его столом сидели такие гости. Джон Хэнкок считался одним из богатейших людей города, доктор Купер — уважаемым священником, а Сэм Адамс — влиятельным политиком. Это были люди одного с Джаредом круга.

Первым нарушил неловкую паузу, вызванную перепалкой близнецов, Джон Хэнкок.

— Не огорчайтесь, мэм, — сказал он, коснувшись салфеткой уголка рта. — Нынче весь Бостон шумит. — И, чувствуя, что Адамс хочет его поправить, торопливо добавил: — Точнее, все колонии, даже юг, Джорджия. Во многом, — он покосился на политика, — это результат превосходной работы комитетов мистера Адамса[6].

Адамс, не переставая жевать, снисходительно кивнул.

Однако сочувственное высказывание Хэнкока не произвело на Энн особого впечатления.

— Меня это не утешает, сэр, — ответствовала она мягко. — Мне бы хотелось, чтобы мои дети вели себя за столом должным образом — независимо от того, что вытворяет Бостон и даже весь мир. Честно говоря, этот шум, как вы его называете, пугает меня до смерти.

— Однако согласитесь, мэм, — вступил Адамс, проглотив очередной кусок, — выяснять отношения нам придется. Наша свобода висит на волоске! Вы же знаете, ради чего мы боремся! На карту поставлено будущее наших внуков и правнуков!

Ответить Энн не успела — в разговор вмешался Джаред:

— Не сомневайтесь, господа, моя жена все понимает. Но, по-моему, мистер Адамс, вы считаете, что наши соотечественники, англичане, пойдут нам навстречу, хотя до сих пор делать этого они не спешили. Возможно, вы полагаете, что у колониальной милиции достанет сил противостоять парламенту? Если так — будьте осторожны. Боюсь, в случае нашей неудачи положение резко ухудшится.

Энн взяла мужа за руку:

— Дорогой, полагаю, мистер Адамс обращался ко мне, — и, адресуя свои слова гостю, сказала: — Лично я еще не определилась, какую из сторон поддерживать. Что до моих близких, то я считаю, что семейный обед не место для политических дебатов. Я не хочу, чтобы под этой крышей бушевали политические штормы, и сделаю все ради мира и спокойствия в моем доме. Уверена, мистер Адамс, вы меня поймете.

Адамс с улыбкой уступил хозяйке.

— Нечасто слышишь столь четко выраженную мысль, мэм. Считайте, что моя поддержка вам обеспечена — политические бури вашему дому не грозят.

Разговор выдохся, и Энн почувствовала себя неловко. Она не привыкла читать нотации гостям. Но эти люди перевернули вверх дном весь Бостон, и ей не хотелось, чтобы они втянули в свои дела Джареда.

Политические разногласия между Англией и ее американскими колониями были опасны для нормальной жизни Бостона по многим причинам. Так лавина сносит на своем пути все и вся. Энн знала: ей эту грозную силу не остановить, но она не собиралась отказываться от своей семьи, без боя покоряться неизбежному. Вместе с тем она понимала: битва почти проиграна.

Первое время — Джаред как раз находился в море — Энн Морган не разрешала сыновьям говорить дома о политике. Но после возвращения мужа (а он был увлечен происходящим), ей пришлось отступить. Поначалу она делала все, чтобы споры мужчин не выходили за пределы кабинета. Это продолжалось менее недели. Затем политические дебаты выплеснулись в холл, в гостиную и, наконец, в столовую. Уступив безумию, она потеряла дом, но отказалась сдавать последний плацдарм — столовую. До сих пор мальчики и Джаред не посягали на этот островок тишины и покоя. Но сегодня черная тень накрыла и его.

Энн глянула на близнецов, сидевших в конце стола. Ее испугал не спор мальчиков, а ненависть в их глазах и голосах. Что станется с ее детьми, когда вместо слов в ход пойдут пули? С королевскими войсками схватятся не эти джентльмены, а Джейкоб и Исав. И что будет с Джаредом? Останется ли он в стороне? Едва ли. Ее муж был не из тех, кто сидит сложа руки, когда жизнь требует действий. Он привык к риску, и возраст ему не помеха. Так что пусть господа Хэнкок, Купер и Адамс считают ее нелюбезной хозяйкой.

— А я благодарна Энн за то, что она избавила нас от этого ужасного разговора! — внезапно прервал тишину веселый голос. — В конце концов, господа, — шутливо сказала Мерси, — есть вещи, недопустимые на званом обеде. Помните, чему вас учили?

Молодая женщина озорно улыбнулась и приняла нарочито чопорную позу. Затем, убедившись, что все смотрят на нее, нараспев начала повторять то, что не раз приходилось слышать бостонским мальчишкам от матерей:

— Никогда не садитесь за стол без приглашения. — Поучительное покачивание изящным пальчиком. — Да еще не прочитав молитвы. Ничего не просите; ждите, пока вам предложат. Не разговаривайте. Хлеб не кусайте — ломайте. Соль берите только чистым ножом. — Она подняла нож. — Не макайте еду в солонку. — Она изобразила сердитый взгляд. — Нож держите наклонно, кладите его справа от тарелки, лезвием на тарелку.

Мерси Рид Морган любила повеселиться. Она была падка до развлечений и в обществе просто расцветала. Мерси была на три года моложе близнецов. Впервые Джейкоб и Исав увидели ее на балу. Вечные соперники, они тотчас начали сражаться за ее благосклонность. Поначалу никому и в голову не приходило, во что это выльется.

• Предыдущая
• 2/100
• Следующая