Письма (СИ) - "Старки" - Страница 9
- Предыдущая
- 9/22
- Следующая
***
Понятно, что я заболел. Простыл. Температура 39. Мама в панике — ей на работу, а тут я! Врачи на «скорой» недовольны, злые, ставят укол, выписывают кучу таблеток. Мама убегает в аптеку к открытию. Так она опоздает к своему мелкому воспитаннику. Звонок в дверь! Мама забыла ключ?
Тащусь в лихорадке в коридор, звякаю замком. На лестничной площадке — Макс. Мы смотрим друг на друга. Секунд десять. Потом я пытаюсь закрыть дверь, не получается, Макс вваливается в квартиру, хватает меня за подбородок:
— Значит, заболел всё-таки… гадство!
Ведёт меня к кровати. Укладывает.
— Ты один? А где мама? Скорую вызывал?
— А ты с письмом пришёл? — сиплю я. Макс смотрит серьёзно и обеспокоенно. Игнорирует мой вопрос:
— Отвечай! Скорая была?
— Была!
— Лекарства есть?
— Мама ушла, сейчас купит… так что? Письмо-то прочитай!
— Всё понятно с тобой! – высказывается Макс. И уходит в комнату, кому-то звонит. В разговоре постоянно «он», «он», «не знаю», «останусь», «не говори ему», «ладно», «он»…
Потом я очухивался несколько раз. Видел Макса, он меня поил кислятиной и таблетками. Видел врача, тот мне делал укол. Потом опять Макс. Ещё видел Ника, тот пристально, сощурившись, на меня смотрел. Видел Багрона, он изучал мои фотки. Видел маму, она говорила, что «друзья переживают». Опять врач. А вот и Юпи, тот испуганно сидел, поджав коленки, уместившись на табуретке всем своим воробьиным телом.
А через три дня почти бессознанки стало лучше. Прорвало лёгочные шлюзы, я откашливал всю мокроту школьного спортзала до рези в голове. Я стал вставать и тупо сидеть у телевизора, и даже прочитал Булгакова в рекордные сроки за два дня. А когда стало совсем хорошо, решил, что пора и домашку поделать. Сажусь к компу, за свой скрипящий стол. И тут же понимаю, под стеклом четыре белых листочка. Было же три! Достаю все, нахожу лишний. Да нет, он не лишний, он добавочный. Письмо. Напечатано. Мне.
«Адам!
Спасибо тебе за то, что ты не согласился на баскетбол. Конечно, ты очень нужен команде. Но лучше, если ты не будешь так часто среди нас, уродов. Тебе лучше. И мне лучше. Будь дальше от меня. Может, у меня заживет!
Прости, я не смог прийти раньше. Но ведь ты не сомневался? Я бы пришел!
Хотя я понимаю, что такое простить трудно или невозможно. Я это понимаю, но я так же понимаю, что мне нельзя по-другому: не могу оставить тебя, нет сил. Но не могу и сознаться, объявить о своей уродской любви к тебе, нет сил.
Я слабый, я расклеился. Ты меня победил своей красотой, своим упорством, своей ненавистью. И это даже хорошо, что ты ненавидишь меня. Это твоя крепость от меня, трусливого вояки. Укрепляй стены! Не впускай меня!
Но…
Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю.»
Комментарий к Письмо четвертое
========== Письмо пятое ==========
Во вторую неделю моей болезни ублюдки не приходили с визитами. Зато часто был Юпи. Я ему рассказал, сначала о причине простуды (а Руслик не был на физре, он, болезный, освобожден), потом о выступлении в «Бонзе», и напоследок поведал о письмах.
Юпи открыл рот.
— Лю! Ты в какую-то стратегу реально попал. Этот письмовод шпилит с тобой!
Юпи понимали не все, но я уже привык к его геймерскому сленгу.
— Не думаю, что это игра. Он бы уже как-то проявился, чтобы поржать в реале надо мной, уверовавшим в его влюбленность. Но он партизанит! Он не хочет, чтобы я видел его, скрывается. Он, видимо, сам в шоке от себя…
— Мда, ведёт себя как злостный ламер! Дамажит тебя и какой-то флуд несёт.
— Флуд не флуд, но я понял, что он и издевается-то надо мной, чтобы отрезать себе все пути к моей особе. Смотри, в последнем письме он говорит, чтобы я укреплял «крепость», то есть чтобы я крепче ненавидел его.
— Типа себе бан зарабатывает?
— Типа.
— Мда… конфиг сбился у бойца. На фига он вообще с тобой чатиться стал? Килял бы от амуров по-тихому!
— Наверное, он просто сорвался, написав первое письмо, а теперь остановиться не может. Совесть наружу просится! Как смягчить свою вину, не знает!
— Лю! Этот письмосос ботом-то уже наверное давненько стал…
— Возможно. Терпел, терпел, скрывал, скрывал, маскировался, что есть сил и бах! Прорвало его, пишет письмецо!
— На хрена было терпеть? Влюбился — стартуй к объекту!
— Хм… для него это немыслимо. Посмотри на них — они ж все из себя брутальные мужики: мышцы, бокс, футбол, пивасик, чесотка в яйцах, щипание девок! Признаться себе и всем, что ты влюбился в парня, это смерти подобно! Это исключено.
— Интересно. Кто же этот перс-инвиз?
— Чё? — наконец и я прекратил понимать Юпи.
— Ну, кто этот незаметный письмобол, который завис на тебе?
— Не знаю! Письмо подкинуть мог любой. В последний раз я видел у себя в комнате Макса, Ника, Багрона. Но то, что я не видел Бетхера и Фару, не значит, что их здесь не было…
— Фара только вчера прирулил с чемпионата по мордобитию.
— А когда уезжал?
— Ммм… На следующий день, после твоего выноса из реала.
— Значит, в принципе тоже мог… Хотя быстрее это Макс. Он припёрся утром ко мне, переживал…
— Его Ирина Сергеевна отправила, так как тебя не было на уроке…
— Да? — и я расстроился от этой новости. Значит, Макс здесь оказался не из-за мучений совести. Остался, дождался мамы, отпустил её на работу, пообещав, что побудет со мной, обтирал меня какой-то уксусной хренью, поил клюквенным морсом, вызывал врача – всё это, возможно, и не проявление личного интереса. Его отправили ко мне. — А Ник, Багрон? Они тоже приходили по чьей-то наводке?
— Тут я не в теме! Слушай, а по ощущениям этот письмотрах какой стат имеет?
— Да не разберёшь! Выше меня — так они все выше меня. Волосы короткие, жесткие, не буду ж я каждому в волосы лезть, чтобы ощущения проверить! По комплекции скорее Фара, Ник или Багрон. Смогли бы Бетхер или Макс меня затащить на пятый этаж?
— Макс–то боксер! Он смог бы.
— Да! На шее у него необычный крестик. И одеколон! Я запомнил запах. Но он явно не поливает себя им, запах очень слабый.
— Слабый? У парфюма?
— Да! Даже необычно. Пахнет сама кожа, а не одежда, не волосы…
— Лю! Ты говоришь, он лез целоваться. Фикса-то была?
— Юпи, это он в меня языком залез, а не я. Это он все мои пломбы пересчитал! А я ничего в его рту не забывал…
— Ну хоть курит? Сигареты-то какие?
— Я не разбираюсь в сигаретах. И… вообще, от него ими не пахло. Они ж на физре не курили!
— А в клубе?
— Хм… Я не видел.
— Эх, Лю! Чмок-то хоть зачотный был? В мемориз сохранил?
— Юпи, отвали! Лучше придумай, как его обнаружить?
— На хрена, пусть тихо мучается?
— Хочу ему вмочить!
— Вмочи каждому в личку!
— Все не позволят. Прикинь, я Фаре вмочу. Да и другим тоже. Пока до влюбленного дороюсь, буду ли жив?
Юпи пообещал следить. Дескать, всё равно проявления неравнодушия со стороны должны быть видны. И еще сказал, что попробует порыться в их аккаунтах в инете, вдруг будет какой-нибудь прокол. Например, фотка моя в тайном местечке или оговорочки в сообщениях… А я решил, что начну наступление, что найду этого писателя, сменив свою тактику.
***
В первый же день после болезни начинаю реализацию своего весьма призрачного плана. После второго урока вижу, пятеро пошуровали на выход, курить. Я иду за ними. Стоят кучкой, дымят. Смело подгребаю. Все удивленно разворачиваются, увидев меня, и даже забывают, что нужно что-нибудь мерзкое говорить. Начинаю я:
— Саня! Я ещё нужен тебе в команде?
— Охуеть! — реагирует Бетхер раньше всех.
— Э-э-э-э… а ты все-таки надумал? — недоверчиво вопрошает Багрон. — Это мы так тебя убедили или тебя из танцев выперли?
— Тебе какая разница? Хочу быть ближе к вам, чемпионам! Так что, нужен?
- Предыдущая
- 9/22
- Следующая