Духи времени - Нортон Андрэ - Страница 27
- Предыдущая
- 27/51
- Следующая
И существуют иные пути, способы добиться возвращения той эпохи — более короткие и прямые пути. Научи меня секрету такой силы, какую эти вещи могут «генерировать», — он опять показал на меньшую клетку, — и не останется ничего, чего бы я не смог достичь! Ты хочешь возвыситься, чтобы поставить ногу на саму Луну над нами, Великая Леди? Кто знает, может быть, и это будет осуществлено!
Хотя в его голосе звучал энтузиазм, она почувствовала неискренность. Вот так он и уговаривал людей, недовольных судьбой, присоединиться к его мечте о будущем. Неужели он думал, что человек с Талантом не сможет разобраться в том, кто он такой — человек, который хотел властвовать, получить силу в свои руки, пока не вообразил себя Владыкой Жизни и Смерти?
Девушка не отвечала, только пристально глядела на него.
Чувства подсказали ей, что то, что витало над заключенными в клетку талисманами, теперь пододвинулось к нему ближе.
— Нашептывает ли Акини в твое ухо, Хасти? Он сейчас находится так близко от тебя, что может положить руку на твое плечо.
— Итак… Ты использовала свою черную магию? Отлично, только не рассчитывай, что это поможет тебе здесь. Я извлекал секреты из умников не один раз, Великая Леди. Не думай, что я позволю тебе убежать. Смотри — я даю тебе только слабый образчик того, что может быть сделано с тобой.
Он шагнул к потрескивающему ящику, нажал указательным пальцем на определенное место. Талахасси резко дернулась. Было такое впечатление, будто ей на голову одели обруч, который сжимался и давил. От страха у него во рту стало кисло.
Затем без ее усилия пришла память Ашаки. Именно этого он хочет: сделать так-то и так-то. Вся жизнь — это состояние разума, используй твой разум как орудие…
Она тут же смогла как бы уйти в себя, поспешно двигаясь по каким-то хорошо знакомым тропинкам в безопасное место, куда не способны проникнуть ни боль, ни страх, в твердыню, где сущность ее личности может ставить барьеры против любого нападения.
Она считала, что, вероятно, не найдет в памяти Ашаки те участки, которые ведали Силой.., однако такой участок существовал. К тому же, может быть, именно страх повернул надлежащий ключ, чтобы впустить ее внутрь.
Так.., и так.., и так!
Все стало тенями тени, клетка, что вмещала ее, стала тонкой, как дымка, подобно паутине, которую не спеша можно было убрать прочь, если бы на то была ее воля. И Хасти — он был уже не человек, а скорее луч света, пульсирующий мрачным багровым цветом, цветом надменности и себялюбия, который ни один человек не должен держать внутри себя. Ибо всякое знание появляется из Источника Жизни, а такие, как Хасти, сознательно отрицают этот источник и утверждают, что он — ничто.
Раздался щелчок, резкое возвращение к фокусу обычного состояния. Хасти вновь стал самим собой, стоящим у машины, рассматривающим Талахасси, нахмурившимся, так что глубокая складка пролегла между его глаз. Затем он улыбнулся, неторопливо, как улыбалась ранее Идайзи, с тем же самым смакованием наслаждения, которое ему хотелось бы продлить до предела возможного.
— Итак, ты нечто, возможно, несколько более значительное, чем я думал, — сказал он. — И все же, в конце концов, мы придем к соглашению на моих условиях. А в случае твоего упрямства эти условия будут становиться тем жестче, чем дольше ты противишься мне.
Он двинулся прочь широкими шагами, как будто полностью выбросил ее из головы. Талахасси глубоко вздохнула раз, затем другой. Но ее внимание было нацелено на спину Хасти. И не потому, что она боялась его возвращения или еще одного нападения, а потому, что позади него, хотя он шел под ярким освещением этого помещения, которое не позволяло тени, следовало разреженное нечто, которое она могла теперь видеть. То, что держало под наблюдением Жезл, сейчас материализовалось в большей степени, достаточно, чтобы прицепиться к Хасти почти как обветшавший плащ.
Хасти задержался в дальнем конце комнаты, чтобы склониться над столом. Талахасси полагала, что там, возможно, лист бумаги, на котором он сосредоточил внимание. Дух парил вокруг, слегка трогая сперва одно плечо мужчины, а потом другое, стараясь привлечь его внимание к себе, или что-то в том роде, как думала девушка. Однако Хасти не подал вида, что знал о его «присутствии». И девушка подозревала, что это действительно так.
Она ожидала, что нечто возвратится, плывя по направлению к клетке с Жезлом, поскольку Хасти отложил лист бумаги и тотчас же занялся прибором на столе. Вместо этого дух, казалось, скользнул куда-то в воздух и исчез, и она более не могла ощущать его «присутствие». Но она узнала его имя — Акини. А зная его, она, по очень древней доктрине, обладала некоторой долей контроля над духом, или должна бы обладать, если бы вспомнила надлежащий ритуал.
Теперь ей оставалось обдумать, что же случилось с ней в тот момент, когда Хасти попытался заставить ее подчиниться его механизму. Он потерпел неудачу, какой бы замысел ни разрабатывал, чтобы добиться своего. Но она все еще была пленницей, так же, как Жезл и Ключ. Талахасси не рассчитывала, что придет какой-нибудь спаситель извне, громогласно заявляя о ее освобождении, хотя продолжала сомневаться, что Хасти настолько контролирует все события, как он ее уверял.
Единственное намерение, в котором он открыто признался, — он больше не собирался, даже если у него раньше и были другие соображения, выдвигать Юсеркэфа в качестве императора. Талахасси не была уверена в настроении народа. Признают ли они такого властителя, правителя не из Рода? Они, похоже, спокойно приняли закрытие Храма, сделанное против всех правил и законов, которое раньше могло бы собрать толпу, орущую во все горло и сражающуюся, чтобы добраться до богохульника, посмевшего распорядиться о такой акции.
Он пытался договориться с ней, но несомненно, что его конечная цель — договориться с Налдамак, императрицей.
Женщина, носящая тройную корону, не являлась теперь той же самой девушкой, которую Ашаки давным-давно называла сестрой. Из-за осмотрительности, а также из-за печали и утрат эта женщина настолько превратилась в правителя, что теперь навсегда удалилась в мыслях и производила впечатление человека, рассуждающего скорее абстракциями, и только где-то в глубине были человеческие чувства, любовь, ненависть, опасения.
Мог ли Хасти использовать против императрицы это странное средство гипнотизма (так как крутящийся диск несомненно был им) и таким образом превратить Налдамак в свою марионетку? Тогда внешне их мир оставался бы тем же самым, тогда как внутри он бы создал иное общество.
Но в таком случае Налдамак была бы отстранена — хотя воспоминания Ашаки содержали только некую вероятность, кое-какие предположения, и она не могла точно утверждать это. Правда, отстранение могло в самом деле произойти и было бы вполне логично. Так почему Хасти предлагал соглашение, пытался навязать его ей — Наследнице?
Потому что она была именно тем, кем была. Налдамак принесла торжественную присягу, что не выйдет опять замуж, да и не могла она это сделать по закону, когда ее бесплодие абсолютно доказано. Но с ней, Наследницей…
Талахасси кивнула. Даже находясь в таких условиях, в каких она была в настоящее время, она смогла криво улыбнуться, подумав о рухнувших надеждах Идайзи. Жена Юсеркэфа, вместо того, чтобы действовать по своему собственному плану, сыграла на руку Хасти, доставив ему Наследницу. Она задала себе вопрос, осознавала ли это Идайзи; безусловно, она не была настолько глупа, чтобы верить, что сможет командовать своим бывшим союзником и в дальнейшем.
Хасти перелил зеленоватую жидкость из одного лабораторного стакана в другой и поднес его ближе, чтобы добавить его содержимое, капля за осторожной каплей, в чашку на столе очень близко от клетки с Жезлом. Пошел тошнотворный запах, такой раздражающий, что Талахасси закашлялась, несмотря на усилия сохранять тишину.
Закончив свое дело, мужчина поднял голову, чтобы взглянуть на нее, и при этом взял чашку одной рукой.
- Предыдущая
- 27/51
- Следующая