На ее условиях - Мори Триш - Страница 4

• Предыдущая
• 4/27
• Следующая

Не нужно было ее впускать. А Фелипе не должен был ее посылать. О чем вообще старик думал? Что Алесандер проникнется к ней жалостью и исполнит любую ее просьбу? Ярость вскипала в нем при мысли, что кто-то, а тем более давний соперник его отца, думает, что им можно управлять так легко.

— Так он поэтому вас послал? Выпросить землю обратно?

Его слова прозвучали больше обвинением, чем вопросом, и девушка вздрогнула:

— Фелипе меня не посылал. Он вообще не знает, что я здесь. — Она замешкалась, глянула на часы на тонком запястье, потом снова на Алесандера, словно решилась на что-то. — Наверное, мне стоит уйти.

Он наградил ее суровым взглядом:

— Вы знаете, что это не я заставлял его играть и ставить на кон собственность, не так ли? Я купил эту землю честно и без обмана. И заплатил немало за эту возможность.

— Знаю.

— Тогда вы не можете ждать, что я спокойно вручу вам ее обратно, как бы ни был болен ваш дед.

Голубые глаза Симоны вспыхнули льдом.

— Вы считаете меня дурой? Пусть я не местная, но Фелипе достаточно рассказал мне об Эскивелях. Я знаю, что подобного никогда бы не могло случиться.

Это «никогда» разозлило Алесандера. Да, Фелипе и его отец имели разногласия в прошлом, и да, Эскивели относились к бизнесу всерьез, но это не значило, что у них не было чести. В конце концов, они были басками.

— Тогда зачем вы пришли? Просить денег?

Она тряхнула головой, пряди, выбившиеся из хвостика, снова упали на ее лицо.

— Мне не нужны ваши деньги. Мне нет до них дела.

— Какая же еще причина могла заставить вас нарисоваться на моем пороге и просить о встрече?

Симона встала, вытянувшись во весь свой небольшой рост. Ее сверкающие глаза и решительно сжатые челюсти делали ее похожей на разъяренную фурию, а не на тихую мышку, шагнувшую через его порог.

— Хорошо. Раз уж вы так хотите знать, я пришла сюда просить вас жениться на мне.

— Жениться на вас? — Алесандер не слушал дальше, этого хватило. Его хохот наполнил комнату, отражаясь от стен. Он знал, что она хотела чего-то, землю или денег, но предложение брака никогда не пришло бы ему в голову. — Вы всерьез предлагаете нам пожениться?

— Я знаю, это безумная идея… — Его гостья сжимала и разжимала кулаки, ее взгляд был ледяным от ярости. — Забудьте. Совершенно очевидно, я ошибалась, предполагая, что вы соизволите хотя бы пальцем пошевелить, чтобы помочь моему деду. Прошу прощения за беспокойство. Не провожайте меня.

Развернувшись так, что взвихрившаяся юбка показала ему ноги, более стройные, чем он мог представить, Симона устремилась к двери, оставив ядовитые слова висеть в воздухе. Да как она посмела, выложив подобное безумное предложение, вести себя так, словно он ее подвел?

Алесандер догнал ее, когда девушка открыла дверь, потянулся через ее плечо и захлопнул створку.

— Не припоминаю, чтобы вы просили меня шевелить пальцем.

Симона не услышала или не обратила на него внимания. Она лихорадочно дергала за ручку двери обеими руками, напрягаясь всем стройным телом в попытке ее открыть. Дверь не поддавалась, потому что Алесандер опирался на нее.

— Выпустите меня!

Он не двинулся с места, наблюдая, как миниатюрная фурия сражается с дверью.

— С другой стороны, вы попросили меня жениться на вас.

— Я ошиблась, — ответила она в отчаянии, задыхаясь от усилий.

— Что, вы планировали просить кого-то другого?

Она сдалась, глядя на дверь так, словно хотела испепелить ее усилием воли.

— Я думала, вы сможете помочь. Я ошиблась.

— И поэтому вы повернули все так, словно я вас подвел? Потому что я был честен и посмеялся над этим нелепым брачным предложением?

— Нелепым, потому что вы такая роскошная партия? С ума сойти! Вы и вправду верите, что я так уж жажду выйти за вас замуж?

Симона пнула дверь напоследок, развернулась и немедленно пожалела об этом, почти уткнувшись носом в обнаженную мужскую грудь. Его кожа была оливково-бронзовой от загара, с темными волосами, и его соски были твердыми… Боже, ну почему он не мог одеться? Она могла видеть, как ее дыхание шевелит волоски, могла чувствовать лимонное мыло и его запах, горячий, чистый, мужской…

И она вполне могла бы обойтись без понимания, насколько все это ей нравилось.

— Это вы мне скажите, — прорычал Алесандер. — Вы же об этом просили.

Он возвышался над ней, почти прижимая к двери. Симона могла метнуться в сторону, но у нее создавалось стойкое впечатление, что этому мужчине понравится, если она попытается бежать. Он явно из тех, кто наслаждается погоней. Так что она осталась на месте и заставила себя встретить его взгляд.

— Несколько месяцев, — сказала она. — Я не просила о вечности. Я не настолько мазохистка. — Что-то опасное мелькнуло в его глазах, и она задумалась о том, насколько разумно с ее стороны было оскорблять единственного человека, который мог ей помочь. Хотя это было важно до того, как он высмеял ее предложение. Теперь она ничего не теряла, говоря, насколько не прельщала ее такая перспектива. — Поверьте, если бы у меня была любая другая возможность, я ухватилась бы за нее обеими руками.

Он вгляделся в ее глаза:

— Во что вы играете? Зачем вы здесь на самом деле?

Она сказала бы ему, если бы думала, что он послушает.

— Знаете, продолжать это все нет смысла. Выпустите меня, и я обещаю больше никогда не показываться вам на глаза. Может, у нас получится забыть, что эта встреча вообще случилась.

— Забыть, как худосочная девчонка, которую я увидел первый раз в жизни, предложила мне на ней жениться? Забыть предложение о браке, завернутое в колючки и оскорбления? От женщины, которая призналась, что предпочла бы любую другую возможность? Да еще и не объяснила ничего? Не думаю, что я быстро такое забуду.

— А какой смысл объяснять? Вы весьма четко выразили вашу позицию. Совершенно очевидно, вы никогда не снизойдете до женитьбы на «худосочной девчонке».

Ее глаза полыхали холодным огнем, когда она выплюнула его же слова ему в лицо, в ярости от его оскорбления. Что ж, он мог быть не прав. Она была скорее изящной, чем худосочной, хотя у него нет ни малейшего шанса узнать это наверняка, так как ее формы надежно скрывала мешковатая дешевая одежда. Но она точно не была девчонкой. Алесандер видел округлость ее груди, видел, что ее глаза скорее синие, чем серые, оттенка неба поутру, когда солнце еще не выжгло туман с холмов. Стоя так близко к ней, он ощущал ее аромат — меда, и солнца, и женщины, несомненный аромат возбужденной женщины.

Его тело отреагировало единственным известным ему способом, удивив Алесандера. Если бы он мог захотеть Симону, то знал бы об этом, как только открыл дверь и увидел ее. Обычно так и случалось. Он снова пожалел об отсутствии Бланки. Определенно у него слишком давно не было секса, если его могла завести любая большеглазая бродяжка. Его глаза снова скользнули к вырезу ее блузки, где открытая кожа выглядела гладкой как шелк. Стоило признать, бродяжка была приятно фигуристой…

— Возможно, не такой уж худосочной, — сказал он. Несмотря на то что она была не в его вкусе, Алесандер не удержался и положил руку на ее плечо. Ее кожа была именно такой шелковистой, как он предполагал.

Симона вздрогнула под его прикосновением, распахнув глаза и прикусив губу, и метнулась в сторону.

— Не трогайте меня!

Столь быстрая смена ее настроения забавляла его.

— Что такое? — Алесандер развернулся к девушке. — Вы просите меня жениться на вас, а потом запрещаете трогать? Наверняка вы пришли сюда готовой к, так сказать, прослушиванию.

Симона крепко обняла себя руками.

— Нет! Не будет никакого прослушивания! Этот брак — для Фелипе. Только для Фелипе. — На фоне подступающих сумерек ее глаза горели холодным синим огнем, а кулаки были сжаты так плотно, что побелели костяшки. — У вас есть халат?

Алесандер улыбнулся внезапной смене темы.

• Предыдущая
• 4/27
• Следующая