Опасный спутник - Нортон Андрэ - Страница 10

• Предыдущая
• 10/51
• Следующая

Освободившись от наложенных на меня уз — что бы это ни было, — мое воображение приступило к работе. Мне нужно было научиться управлять им, твердо сказать себе, что нужно оставаться настороже, но не верить, что Бартаре способна на многое — пока не найду конкретные доказательства.

И доказательство появилось, причем так, что пробудило мои самые плохие предчувствия, встревожило все мои предупредительные системы.

Мы вернулись из города, обсуждая увиденное. Но Оомарк оказался дома раньше нас. Его обычно круглое мальчишеское лицо вытянулось, а кожа, слегка загорелая под солнцем Дилана выглядела нездорово бледной.

Я поспешила к нему, стоящему, прислонившись к стене, прижав к животу руки; крупные капли пота стекали со лба к верхней губе. Казалось, он пытается сдержать рвоту.

Не успела я подойти к нему, как он отступил от стены, о которую опирался, и посмотрел прямо в лицо сестре.

— Забери… забери, что Она сделала с Гриффи! — В его пронзительном голосе слышалось приближение истерики — те же дикие нотки, которые я слышала в голосе его матери, дважды, когда врачи пытались привести ее в чувство.

— Я ничего не сделала, — возразила Бартаре.

— А тебе и не надо было — это Она сделала! Останови ее! Гриффи… Гриффи хороший! Он… — глаза Оомарка закрылись, и из них полились слезы. — Ну ладно, ладно! Можешь поехать — можешь ехать — куда хочешь. Я — я заболею!

Он заревел; я подхватила его и, как могла быстро, потащила к окошку. И в тот момент было совершенно не важно, что, возможно, Бартаре скажет или сделает в ответ на этот взрыв.

Я вымыла потное лицо Оомарка. Оба мы были больны — он от потрясения, я — от печали. Теперь он сидел на краю кровати, весь съежившись, и смотрел в пол. Он разрешил мне ухаживать за ним, и всякий раз, как я уходила, чтобы намочить полотенце, хватался за мой верхний пиджак. Я села рядышком, обняла его плечики и прижала его к себе. Он спрятал лицо.

— Расскажешь об этом? — спросила я. Ясно было, что у него шок. И если виновата в этом Бартаре… В тот момент у меня было желание проявить достаточно примитивизма, чтобы наказать ее своими собственными руками.

— Она сказала, я пожалею, — бубнил он. — И правда. Но не Гриффи! Нельзя было делать это с Гриффи! — и снова истеричная нотка.

Я была в замешательстве. Что лучше — подстегнуть его рассказать мне то, что случилось, или постараться, чтобы он забыл это и попросить у медсестры успокоительного?

Он решил за меня, снова показав испещренное слезами лицо.

— Гриффи… он живет с Рандольфом. Он чертенок, настоящий живой чертенок, а не такой… чучело… который… который был у меня, когда я был маленький. Он повсюду ходит с Рандольфом, даже в школу. Только он никогда бы не пришел сюда, потому что он знал — видишь — он знал!

— Знал что? — Чертенок был инородной формой жизни с другой планеты; своим пушистым видом он создавал непреодолимое желание погладить его — идеальный питомец. Но так как они были баснословно дорогими, я была удивлена, что на планете, столь далекой от планеты их происхождения, у ребенка мог быть чертенок.

— Он знал, — не переставал повторять Оомарк. — Он знал о Ней.

— О твоей сестре?

Мальчик покачал головой.

— А, может, он знал и о Бартаре, потому что Она и Бартаре — они всегда вместе. Но Она — плохая! И из-за нее Гриффи было больно! Я знаю, это Она. Ему было очень больно. И может, даже врач ему не поможет. Она хотела, чтобы я пожалел — потому что я не хотел… Не хотел, чтобы Бартаре поехала с нами. Но не нужно было делать больно Гриффи — он никому не сделал ничего плохого, и он самый милый пушистик, которого я знаю! — Он снова затрясся всем своим маленьким тельцем, и меня напугала сила этого срыва. Я освободила одну руку и звонком вызвала слугу. Когда эта машина на колесиках подъехала, я напечатала сообщение для медсестры.

Вместе мы успокоили и уложили его в кровать. Потом я пошла искать Бартаре. Я нашла ее в библиотеке; она слушала читающий аппарат, выказывая должное внимание уроку истории. Но я нажала кнопку стопа и посмотрела ей прямо в лицо.

— Оомарк думает, что ты каким-то образом сделала больно чертенку его друга. — Я пришла с твердым намерением задать резкие вопросы, потребовать разъясняющих ответов.

Она невыразительно посмотрела на меня, будто с искренним удивлением или испугом.

— Как бы я могла, Килда? Я никогда не видела никакого чертенка. И в тот день я была с тобой.

— Оомарк без остановки говорит о некой Ней, действующей через тебя, — настаивала я, решившись на этот раз не отпускать ее просто так.

— Оомарк просто маленький ребенок, — ответила она. — Я, бывало, пугала его, когда он плохо себя вел. Я рассказывала ему, что за ним придет Зеленая Леди и сделает все, что я ей скажу. Теперь он думает, что Зеленая Леди действительно существует…

— И ты все еще играешь на его страхах, чтобы добиться своего?

— Ну, иногда…

Довольно правдоподобные совпадения вполне вероятны. Если б я меньше видела и слышала и была бы не столь подозрительной, то, может быть, и поверила бы ей. Что делать дальше — принять ее объяснения и ждать, пока она не выдаст себя с головой? Или же немедленно вызвать парапсихолога и устроить им встречу?

— Не стоит, знаешь ли. — Говоря это, она смотрела мне прямо в глаза; на губах ее играла тень недовольства.

— Но, видишь ли, Бартаре, я ведь не маленький мальчик, которого тебе удалось запугать своими сказками. Я не верю в Зеленую Леди, и Оомарк тоже не будет верить. Вполне очевидно, что вам обоим нужно больше помощи, чем я могу оказать.

Она улыбнулась шире.

— А ты попробуй! — В ее голосе звучало ликование, далеко не детское. — Только попробуй!

К своему ужасу, я обнаружила, что она права. Попробовать-то я могла, но могла и попасть впросак, это я поняла, когда шла звонить коменданту Пизкову и просить о помощи, которая нам точно была нужна. И, по-настоящему напуганная этой проверкой, я вернулась к Бартаре, которая снова слушала ленту, ни дать, ни взять, школьница, поглощенная домашним заданием.

— Видишь, — взглянула она на меня, когда я вошла, — я же говорила, что Она не позволит тебе это сделать.

Я села на стул напротив этой моей загадочной подопечной.

— А может, ты скажешь, кто такая эта Она? Твоя мать? — Я сделала самое дикое предположение, на какое была способна, надеясь удивлением выдавить ответ. Результаты не оправдали мои ожидания.

Бартаре вылетела из кресла, наклонились надо мной; ее лицо искривила судорога эмоции, которую я не могла разгадать.

— Да как ты… — Потом это чувство прошло. Она слегка отвернулась; было настолько похоже, что она что-то слушает, что я повернулась в том же направлении. Там ничего — никого — не было.

— Кто Она? — снова спросила я.

Бартаре дерзко ответила:

— Это лучше знать мне, а тебе, Килда, лучше не выяснять. Действительно лучше. Ты мне нравишься — немного. Но что посеешь, то пожнешь. Не волнуйся об Оомарке. И можешь сказать ему, что с Гриффи все будет нормально — пока сам он будет делать то, что нужно. К тебе это относится в той же мере. Мы поедем в долину. Это важно.

На этом она оставила меня сидеть в библиотеке.

Моей первой реакцией была вспышка гнева. К счастью, подготовка в детском доме научила меня смотреть фактам в лицо. И моей самоуверенности, и моему самоуважению был нанесен тяжелый удар. Значит, у Бартаре есть силы, безусловно, силы эспера, которые не давали мне обратиться за помощью. Средств для борьбы у меня оставалось немного. И когда я осознала этот факт, то была напугана почти так же, как тем видением в зеркале. Теперь, по крайней мере, у меня не было ни малейших сомнений, что то видение устроила Бартаре — как предупреждение или как угрозу. Знала ли Гаска Зобак о том, что за дочь она произвела на свет?

И не было ли ее затворничество вызвано нежеланием видеться с Бартаре без поддержки мужа? Или и это было спланировано Бартаре? Ведь могла же она мешать мне обращаться за помощью, чтобы с ней справиться.

• Предыдущая
• 10/51
• Следующая